Эпиграф

Как-то вечером я лежал на кровати и читал книгу. Жена сидела рядом и вязала, подложив под спину подушку.

– Две лицевые, изнаночная, тут накид… нет, тут пропуск, опять лицевая и снимаем, – бормотала она. – Дорогой, что читаешь?

– Книгу с инета слямзил. Фэнтэзи.

– Спицу не видел? А, вот же она, в складки одеяла упала. И о чем книга?

– Про попаданку какую-то. Из нашего времени в волшебное средневековье угодила и там колдуньей заделалась. Теперь мучается. И я уже тридцать страниц мучаюсь, еще сорок по диагонали просмотрел.

– Так, с накидом и изнаночная. Запомни, шестьдесят восемь. Вдруг забуду. Чем попаданка занята?

– Болтается по сюжету как герой в проруби в компании тупого мужлана, гнома, гоблина и второй стервозной девицы.

– Любовная линия имеется? Красотку все хотят? Сколько было? Шестьдесят восемь?

Я кивнул и листанул на обложку. На ней грудастая блондинка терлась об меч и нежно обнимала старинный фолиант.

– Должна быть, но пока все запутанно. Мужлан туп, отвратен и хочет махать мечом, гном ростом не допрыгнул и жаден не в меру. Гоблин… ну это уже скотство какое-то.

– Есть вторая девица, – начала супруга и запнулась. – Так, я сбилась со счета, двадцать три, двадцать четыре….

– Прелестно. Две девицы – современно, но не моё.

– Двадцать девять. Главный злодей, – подсказала жена. – С ним и пойдет развитие любовной линии.

– Старый злой пердун-колдун. Он не хочет попаданку, он хочет всем нагадить совершенно бессмысленно и беспощадно. Безвозмездно. А герои хотят его убить, причем, они же первые начали. И ограбить. Современная литература воспитывает в читателе возвышенное и доброе.

– Зачем гному деньги? Он сам золото накопать может.

– Деньги нужны девке.

– Фу, как пошло, – скривилась жена. – И много хочет? Главная героиня или стервозная протагонистка? – спросила она, довязывая ряд.

– Авторша! – я ткнул в обложку. – Это четвертый том и написано еще пять. У дамы финансовый кризис. Она их просто жаждет. Почему все бабы про попаданок пишут?

– Дорогой, они берут кредиты, которые вынуждены погашать. Поэтому пишут про попаданок. Близкая им тема.

Я выключил планшетку

– Что, начитался любовного фэнтэзи? – ехидно спросила супруга.

– Мура, – отрезал я. – Тем более вся компания в портал в конце главы сиганула. У Профессора даже Гэндальф пешком ходил, а тут за треть книги два портала. Когда автор не знает, как развить сюжет или в сюжете образуется дырка, он ее затыкает, посылая всех в портал. Я тоже пошел.

– Не сердись дорогой, почитай что-нибудь другое.

– Я вчерашнее перевязала. Как думаешь, не туго получилось? По резиночке понять сложно, гляди, тут как?

– Вроде ничего, узор красивый, но рядов мало.

– Я еще провяжу. Пятьдесят пять. Запомни. Что читаешь?

– Хоррор начал. Ужасы.

Жена глянула на страницу с картинкой. На ней плечистый закамуфлированный мачо терся об автомат и по-хозяйски прижимал к себе мешок с военным барахлом.

– Чего желает автоматный мужчина? – спросила она, закрепляя ряд петель на булавку.

– Черт его знает. Автомат пятую страницу чистит. До этого на трёх разбирал, теперь надраивает, еще собирать будет. Похоже, он хочет сшоркать оружие в пыль.

– Любовная линия есть? – осторожно спросила жена. – Чего просит дама сердца автоматчика?

– Там их две, обе с автоматами и обе уже выпросили. Он их трахнул в самом начале книги.

Подруга жизни строго посмотрела на меня. – Ого! Горяченькое читаешь? Даже не порозовел и дышишь ровно.

– Я скоро вообще засну! – разочаровал я ее. – Автомат мужик дрючит интереснее, чем девок, а девкам он только мешает и у них оружие выпадает из кривых рук. И они опять начинают его чистить. Или я в страницах запутался, – разозлился я.

– Чего они все хотят? – любимая успокаивающе защелкала спицами.

– Выжить хотят. Мир полон зомби, лезущих изо всех щелей и подвалов.

– Откуда зомби? – рассеянно спросила она.

– Их наделали британские ученые. Нет, не за деньги и не чтобы бессмысленно и беспощадно, просто потому, что тупые. Так считает автор. Я думаю, нежить наделал автор ради денег. Мегаопупею наваял. Там целый мир и куча фанфиков. Почему они все пишут про зомби?

– Их жены берут кредиты, ходят за ними и выедают мозг, требуя денег. Поэтому они повернуты на зомби. Близкая им тема. Кстати о деньгах, – сказала жена. – Я там из коробочки бумажку взяла, а остальные убрала.

– Угу, я видел, – рассеянно ответил я, обдумывая тяжкую судьбу кредитозависимых авторов.

– Ты на прошлой неделе видел, а потом опять положил, а я вчера брала, и лишнее опять убрала, коробочка плохо закрывалась. Люди пишут ради денег. Им хорошо платят, они много работают и торопятся. Отсюда орфография и дырявый шаблонный сюжет. Конвейер.

– Я как раз нашел, смотри, примерно столько платят автору за произведение.

– Ну…. вот! Квартиры в кредит взяли и работают, – сказала жена, глянув в планшетку.

– Это в рублях.

– Лучше бы шли на завод. Подай клубок и выгони кота, пока он его не растрепал.

Я закрыл книгу.

– И хоррора начитался? – подъелдыкнула она.

– Они все, убегая от зомби, прыгнули в подвал. Тот же портал, только в профиль.

– Ну вот! Нашел же! Популярнейший автор. Намбер ван. Философом считается. Не про попаданок, секс и автоматы.

– Секса уже полно, – разуверил я жену.

– Ты едва до середины дошел, – удивилась та.

– Секс со мной. Мозг вытрахал философией. Намуракамил и вылил на страницы, как тот психолог с чернилами и бабочкой.

– Но ты же увидел бабочку?

– Увидел. А еще я видел два пятна чернил, цветок, испорченную бумагу и женскую задницу. Но этот литературный мудрила уверяет, что всё, что я смогу тут разглядеть он написал специально силой своего гения. Посмотри, как наворотил. Я не понимаю половины. Все запутано. Отовсюду торчат пучки мыслей, понавалено кучей и полито философией! Мозг болит.

– Саша, это майонез.

– При чём тут майонез?

– Подожди, не то со счета собьюсь. Две прямых, одну сбрасываем, сорок три. Запомни. Ты такой умный, а иногда приходится объяснять простые вещи. Графоманки с попаданками и кредитами когда в сюжете запутываются загоняют героев в портал. Ты следишь за мыслью? Зомбированный автоматчик при творческом запоре посылает героев в подвал и они бегут дальше до следующего запора.

– Угу.

– А этот понапишет муракамии и чтобы у читателя не случился запор, поливает майонезом. Ну то бишь философией. Это же так просто, разве сам не видишь? Травы накурится, потом что не докурил в сюжет бросает пучками и философствует, вот и весь рецепт.

– Посмотри на отзывы, читателям нравится!

– Чем хуже у хозяйки салат, тем больше она кладет майонеза. И людям нравится. На той неделе в «Ашан» заезжали, народ один майонез покупает. Потом поливают им всякую гадость и едят.

– Хочешь сказать, философия – майонез, которым вкус перебивают?

– Умница, в точку!

Я выключил планшет.

– Ты меня сбил со счета! – упрекнула жена. – И вообще, то тебе не то, это не это. Хочешь сделать хорошо – сделай сам! Напиши книгу! Настрочи что-нибудь и пусть другие посылают твою писанину в портал. Отомсти, сломай им мозг, – логично срезала меня супруга.

Я призадумался.

– Что было раньше, курица или яйцо? – неожиданно спросила она.

– Неразрешимый вопрос, на который поколения философов пытаются найти ответ, а ты меня спрашиваешь? – засмеялся я.

– Не выйдет из тебя философа, горе моё. Так и быть, дарю сюжет. Пиши тезисы. Подчеркивай и в рамочку. Прямо под картинкой пиши, где схема вязания.

– Тут же места мало!

– Пиши, тебе хватит. Вся философия не стоит выеденного яйца. Винегрет напоминает – кроши все, что есть и майонезом заливай.

Жена на секунду задумалась.

– Значит так, книгу озаглавишь «Курица и Яйцо». Курицу, помещаешь в пустоту, Яйцо внутрь курицы. Курица в муках тужится и разговаривает с застрявшим Яйцом на тему «Что делать». Основа книги готова. Проблема мировой философии завернута в извечный русский вопрос, персонажи страдают в муках и конфликт налицо или откуда там яйца появляются. Повесь на стену топор и депрессии добавь. Классика. Далее переходишь к Яйцу, которое думает быть ему или не быть и если быть, то кем? Заворачиваешь второй слой ахинеи и через Вильяма, понимаешь ли, нашего Шекспира пройдешься до Курицы, которая рассуждает, можно ли одно и то же яйцо снести дважды. Попадаешь в Китай. Дзен-буддизмом запахло. Три раза круг дал, концы связал в Уроборос – книга готова.

– Неужели эту муру будут читать?

– Чем фееричнее и многослойнее бред, тем он больше похож на философию. Курни чего-нибудь для яркости, – предложила жена.

– Не мой стиль, – отрезал я.

– Не твой, – согласилась жена. – Поплывет картина мира. Опасно. Когда будешь давить виноград без косточек на вино, подумаешь о курице и яйце – обратные друг другу задачи, разберешься. А на вопрос «что делать», я тебе уже ответ дала – строчи.

– Время потрачу. Кто кормить нас будет?

– Я вчера за шкафом мыла, нашла те, что забыла куда положила. Нам хватит. Там еще может быть. Я до угла не достала – швабра короткая.

– И о чем же писать? Попаданки уже нашли своих принцев и пожраны нежитью, мужик с блестящим как котовьи яйца автоматом спас мир и философией все залито по самый автомат.

– Саша, не будь старым и занудным!

Я замолчал и задумался.

– Люди учились специально, институты заканчивали, владеют сложным инструментарием литературной выразительности языка, – продолжил я. – Этот, например. Я рецензии на него смотрел. Критики утверждают, что автор мастерски удерживает внимание, используя тропы: аллюзии, коннотации, контаминации, аллегории и какие-то метонимии. Я и слов-то таких не знаю. Какие еще тропы? Кто вообще эти тропы натоптал? Пушкин? Как же мне книгу писать?

– Помнишь, чем мы утром завтракали?

– Да. Гренки, яйца всмятку, мед и чай.

– А чем обедали?

– Окрошка была, кажется. А на ужин холодец и рюмочка.

– Вкусно?

– Да!

– Я в следующий раз накидаю фенхеля, кресса, артишоков и орехи чилимы с фейхоа.

– Какие еще чилимы?

– Не знаю! Когда человек не умеет готовить, то он кидает в еду незнамо что, заменяя кулинарию кучей контаминаций. Навалят аллюзий и майонезом заливают.

– Хочешь сказать, что шустрая деваха, которая в телевизоре по кухне мечется и за полчаса всю посуду перемазать успевает, не умеет готовить? – удивился я.

– Может и умеет, – ответила жена. Эта тетка больше портит продукты и выбирает поэкзотичнее, пуская пыль в глаза.

– А как же Макаревич? Он что, тоже не умеет? – с нажимом спросил я.

– Он умеет! И продукты берет обычные. Но идет на поводу у зрителя. И Длинный тоже. Эти знают меру.

– Мне надо писать проще и чуть-чуть майонеза, в меру?

– В точку, дорогой! Пиши как ты говоришь, в своем стиле! Все получится.

Я с обожанием смотрел на жену.

– Господи, какая ты у меня замечательная. Красивая! И глаза чудные.

– Да, – зарделась она. И не сбивай меня со счета.

– Я напишу автобиографию! Жанр незатертый. Правду жизни сейчас мало пишут, все больше врут с три короба.

– Вот и хорошо. Будет что почитать не раздражаясь. И не клади в коробочку, сразу на место клади, сколько за тобой как за маленьким прибирать можно?

Жена застрекотала спицами.

Я лежал на диване и читал. Жена довязывала кофточку.

– Вырез прямой или косой делать, как считаешь?

– Не знаю, – буркнул я. – Тебе виднее. Сделай как лучше.

– А ты, похоже, увлекся. Что читаешь?

– Себя читаю.

– Ого! Набарабанил? И как, интересно?

– Мне – да!

– О чем пишешь? Об эльфах, принцессах и нежити?

– Я пишу для себя о себе и сам же читаю.

– Муж, ты самодостаточен. Я тобой горжусь! Так о чем пишешь? – спросила жена.

– Я пишу о юности, – честно ответил я.

– Знаю я эту твою юность, – сказала жена, распуская неправильно связанный ряд. Ее глаза затуманились, она вздохнула. – Все в мире вертится вокруг чувств и отношений, – продолжила верная подруга жизни. – Тем более в юности. Пиши уж как есть. Можешь даже приврать чуть-чуть, вдруг опубликовать захочешь. В книге должна быть «изюминка», чтобы читатель не заснул.

– Врать не буду. Но постараюсь написать «с изюминкой», – ответил я.

«Изюма», вроде, уже хватало, но раз жена разрешила, то можно и добавить.

– Про девочек в книге упомяни. Это жизнь, без девочек нельзя, будет скучно.

Начало книги я пока отложил, писал с середины и сразу с девочек и уже было не скучно. Я немного покраснел. Она снимала петли и ничего не заметила.

– Дорогой, рукав делать длиннее или так хорошо?

– Хватит. Спаришься, чай не Сибирь.

– Я тут подумала, если ты о прошлом пишешь, напиши про завод, тем более ты там работал.

– Кому интересно про завод читать?

– Ты для себя пишешь, – напомнила она. – И потом все эти средиземья и иные планеты отчего? – жена ткнула спицей вверх, как лектор, делая доклад, тычет указкой. – Офисный планктон желает необычный антураж. Оттого и плодят миры невиданные. А ты про завод напиши. Для манагера что завод, что волшебный город на колесиках – одинаково неведомо, он почувствует себя попаданцем. Будь оригинален.

– Я вчера второй рукав довязала, пока ты клаву топтал! – гордо сказала жена. – Как они, муки творчества?

– Да вроде идет помаленьку. Про завод добавил.

– Про один завод нельзя. Должна быть лирика. Стихи, например.

Я фыркнул. – Стихи для девочек – это тот же майонез! Когда сказать нечего, то стихи пишут, выпячивая богатый внутренний мир и соплями дыры в личной жизни заклеивают.

– Ну про кухню добавь, как я вчера, например, у плиты вечер протолклась с курицей в духовке.

Жена замолчала и застучала спицами.

Любимую обидел.

Я накидал в текст немного стихов, культуры, добавил танцы, моду и пару кулинарных рецептов, о чем и похвастался.

– И что? Неужели в канву легло? – удивилась отходчивая супруга.

– Как влитое! У меня талант!

– Хи-хи… зазведился. Еще впиши что-нибудь, для мальчиков.

Для мальчиков уже хватало девочек, лишь бы на слюни не изошли, но я все же вежливо поинтересовался: – И что же будет интересно нам?

– Бабы, водка и футбол! – отчеканила жена.

Я написал о выпивке и спорте. Как-то сами собой добавились еще девки, а к ним прилипли конфеты.

– Для мальчиков про оружие и войну впиши, если в сюжет ляжет, – намекнула жена.

– Автомат на пять страниц разобрать?

– Впиши, – сказала она с нажимом. – Мужчинам нравится про войну.

Желание жены – почти закон. В книге появилась кровавая сцена бойни, крупнокалиберный пулемет и ошметки тел. Все как любят настоящие мужики.

– Для детей что-нибудь добавь, раз уж у тебя жанр поплыл.

Жанр давно потерял берега и далеко уплыл за 18+, поэтому я твердо отрубил: – Дети могут идти в жопу! – процитировав гениальную актрису. Но потом все-таки приплел пару сказок. Мало ли. Мелкие засранцы читают все подряд со своих смартфонов. Не уследишь.

– Про стариков упомяни, – напомнила жена.

– Господи, ну при чем тут старики? – возмутился я.

– Все состаримся и обветшаем, – мягко возразила она. – Впиши.

Я вставил в сюжет своего деда, прочих старперов, посолил народными присказками и поговорками.

– Муж, ты у меня очень умный, это непременно надо отразить в книге. Подчеркни рельефно, выпяти свой интеллект, – подольстила жена. – Поучи людей уму-разуму. Ты же преподавал.

Умное, так умное. Физика, математика, немного химии. Гуманитарку не забыть – история, искусства, майонеза капельку. Незаметно вкрались сложные дисциплины. Сопромат, теория механизмов и машин, всеобщая стандартизация и технология измерений, ГОСТы. Мда. Ну и исследования с британскими учеными, раз уж на то пошло, слава богу без зомбей.

– Как продвигается автобиография? – жена начала вязать жакет.

– Почти закончил.

– Ого, много накропал. Всю жизнь описал?

– Всего одну неделю.

– Готовишь многосерийное продолжение? – хихикнула она. – Читателя требуется заинтересовать с первой страницы. Время такое, люди спешат. Если в первой главе нет секса или убийства читать не будут. Немного про секс не помешает.

– У меня есть и про секс и про убийство! – гордо ответил я.

– Ты же писал автобиографию? – удивилась обычно невозмутимая супруга. – Ты заездил кого-то до смерти? – пошутила она. – Знаю я твою молодость!

– Не поверишь, да, – сознался я своей замечательной неревнивой жене.

– Вот и вставь эту сцену в самом начале.

– По сюжету это ближе к концу, а я молодой писатель и боюсь перехлестывать временные линии, иначе могу запутаться и придется затыкать дыру порталом и заливать майонезом.

– Я тебе советы даю хорошие, а ты все кочевряжишься, – нахмурилась она. – Я тебя сейчас сама убью и будет тебе второе убийство в самом начале книги! Завтра допишешь, а начать лучше с другого, – сказала она и, отложив вязание, потянулась, перевернулась на живот и посмотрела на меня.

Я улыбнулся и выключил планшетку.

– Про море добавь и в сюжет вплети, чтобы легло как влитое!

– Ты серьезно? Пора запускать караван?

– Самое время. Оно! Поверь. Но решать тебе, ты капитан.

– Такое и в книгу? Не охота. Или охота? Надоедать будут.

– Впиши. Смелее, мой капитан. Я помогу. Мы всё уладим.

Книга готова.

О чем она? О неделе моей немного сумбурной юности.

Чему учит книга? Она не учит ничему! Я писал книгу для себя. Чему я могу научить сам себя, когда у меня уже есть седой волос? И не один.

Скрытого смысла в книге тоже нет. Все бабочки и чернильные пятна, которые ты, читатель, сможешь увидеть – исключительно плод твоего воображения.

Чему я могу научить тебя? Я не люблю учить, я мизантроп. Да и надо тебе оно, чужое поучение? В массе своей люди необучаемы, если они не дети, но я не писал для детей, и книжка – не учебник. Кому совсем невмоготу, могут изучить пословицы. В конце книги приведен перечень, а по страницам разбросаны примеры применения в жизни. Пользуйся, но осторожно.

Лучше и не пытайся, читатель, просто получи удовольствие. Если ты идешь в ресторан вкусно поесть, ты же не надеешься научиться готовить? Покушаешь новое блюдо и хорошо. Ну, может, подсмотришь рецепт-другой.

Смакуй не спеша, читатель. Торопиться никогда не надо. В книге не слишком много слов и все они хорошо связаны друг с другом. Перескакивая по страницам, в спешке ты рискуешь подавиться винегретом.

Прошу к столу, вскипело.

Точка.

Я размешиваю сварганенное в котле моего таланта варево и выплескиваю его на чистый лист. Готовил как умею. Если пересолил или бухнул много перца – извините, на вкус и цвет товарищей нет. А что не понравится, простите. Оно, говорит, само так получилось.

Паааабееерегиииись!!!!!