Предыдущая глава
Работы не надо бояться, работу надо любить
Мастер сторонней организации не был первым, спасенным мною.
Несколько ранее, в блужданиях по цеху я как-то приметил тщедушного паренька в слишком большой для него суконке, который залез на ограждение площадки и намеревался спрыгнуть в сталеразливочный ковш, опасно балансируя на перилах.
Сделав рывок, я поймал самоубийцу за загривок и попытался вытянуть из опасной зоны. Чувак проявил неожиданное упорство, локтями уцепился за перила как клещ и лягнул меня. Руки его были заняты какой-то палкой, которой он, вытянув от усердия губы трубочкой, сосредоточенно тыкал в расплавленный металл.
Размер всегда имеет значение. Я был значительно крупнее задохлика, победил, за ногу и за шкирку втянул несостоявшегося самоубийцу на площадку, подальше от геенны огненной. Цепкий засранец так и не выпустил из рук длинную штуковину с ковшиком на конце. В ковшике застывал металл.
– Необычный способ знакомиться. Ты на всех так кидаешься? – спросил он и белозубо улыбнулся.
Спасенного мною мелкого звали Женькой.
Рыжая девица с россыпью веснушек по круглой мордахе работала пробоотборщицей. И, как-то так само собой получилось, время от времени мы стали работать вместе.
Под утро мы стояли в тупиковом закутке разливочной площадки и азартно спорили о принципе подсчета свиданий. Она утверждала, что сейчас не может быть второе, так как два свидания в один день бывают только если девушки разные, а она одна. Я возражал – впервые мы встретились в прошлые сутки, когда смена только-только началась, теперь она подходит к концу, на календаре сменилось число, то есть прошел достаточный промежуток времени и вот мы свиделись снова, значит свидание второе, а на втором уже можно.
Особого смысла полемика не имела и, по сути, закончилась, так как мы оба возились с пряжками широких ремней, поддерживающих грубые рабочие штаны. Ловкие женские пальчики оказались проворнее и бесформенная куча брезентовой ткани опутала Женькины щиколотки. Бежевые панталончики зависли на сведенных вместе коленках.
– Так свидания не считают и на первом неприлично! Ты жук и мухлевщик, – заорала она, перекрикивая удары сцепок трогающихся платформ с изложницами – высоченными пустотелыми формами для разливки металла, и зябко поежилась на прохладном сквозняке, дующем вдоль анфилады колонн, к которым крепилась площадка. Голые коленки покрылись мурашками.
– Ты привлекательна, я чертовски привлекателен. Так чего зря время терять? – заканчивая борьбу со своими штанами, выкрикнул в ответ я вовремя прозвучавшую в мозгу подсказку от популярного киноактера, любимца всех женщин страны. Протяжным басом загудел тепловоз.
Над нашими головами прогрохотал разливочный кран. На гигантском крюке проплыл вдоль пролета в стороне от нас, обдав жаром, ковш раскаленного металла с тонкой вишнево-черной корочкой шлака. Соседняя колонна под нагрузкой в несколько сотен тонн жалобно скрипнула. Где-то в вышине титаническое колесо, побольше железнодорожного, ударило на стыке рельсов, цех дрогнул. Сверху, из-под стропил крыши, посыпались струйки невесомых как пыль чешуек графита, красиво переливаясь на фоне яркого прямоугольника ворот, подобно новогодним конфетти.
Женька что-то прокричала, беззвучно открывая рот в окружающем грохоте. Исподнее соскользнуло с её коленок и упало поверх штанов. Неуклюжая в толстой жароустойчивой одежде, косолапо, как медвежонок, она развернулась и положила ладони за ограждение.
– Выше нос и шире ноги! – проорал я ей через плечо.
– А? – полуобернувшись выкрикнула она мне в лицо, заглушаемая свистом кислородной фурмы – шла продувка второго конвертера.
Я пнул её по задникам ботинок и понятливая девочка дважды переступила с пяток на носки, исполнив подобие твиста. Панталончики натянулись.
Состав с изложницами начал медленно выползать через распахнутые цеховые ворота, перекрывая свет и как стробоскопом подсвечивая белеющую талию. «Поехали!», крикнул я, пробоотборщица молча кивнула и вцепилась в перила.
Задранная на спину «спецуха» из грубой ткани встопорщилась и врезалась воротником в нежную девичью шейку. Евгения, оберегая шею, склонила головку и перехватилась за среднюю перекладину. Сработал главный подъем грузового монстра над нашими головами, цех снова вздрогнул и с перил ей за шиворот напорошило окалины. Одной рукой я прихватил девку под живот, другой уверенно пригнул её за шею пониже, попутно размазав тонкую полоску рыжего порошка в смачное пятно и не спеша двинул бедрами. Под перестук колес ускоряющегося состава и мельканье светотеневых пятен через промежутки изложниц наш тандем начал набирать темп.
Сколько изложниц разливается с одной выплавки? Точную цифру я не помню, да и вряд ли знал. Одна плавка – триста пятьдесят тонн стали, если лить по десять тонн в форму, то получается почти четыре десятка. Иногда в один состав собирают разлитое с двух выплавок, кажется. Может и не собирают, не суть, я не металлург. Мне хватило. Промелькнул набравший ход последний вагон, пронзительно затренькал звонок, обозначая, что путь закрыт, я вздрогнул и впечатал пробоотборщицу в перила безопасности. Женечка дернула задом и суетливо заколотила меня по руке.
Я выдернул девчонку из-под перил и отстранился. Она выпрямилась и тут же прильнула ко мне спиной. Покрытая потом, прохладная от сквозившего ветра поясница, коснулась разгоряченного естества и энергично потерлась об меня. Мощно брызнуло.
Мы стояли, прижавшись друг к другу, в наступившей относительной тишине. Липкая горячая влага, стекая по спине, впитывалась в Женькину поддевку, пододетую под куртку. Остывающая струйка сбегала по внутренней стороне её бедра. На внешней стороне чернела широкая грязная полоса поверх покрасневшей кожи – след от сделанного из тридцатимиллиметровой стальной полосы леера перил, о который я ее приложил. Пахло потом, адреналином и терпким животным ароматом, заглушаемым запахами пережжённой окалины, тепловозной солярки и конвертерных газов.
Евгения подняла руку и через плечо, не глядя, погладила меня по щеке, переступила с ноги на ногу, шевельнув булочками.
– Хорошо, пусть это будет второе свидание, – сказала она. Помолчала. – Такое у меня впервые.
– Какое «такое»? – спросил я.
– Первый раз на работе. На первом же свидании.
Промолчал я.
– Ты ничего, что я так… соскочила?
В знак согласия я прижался к ней плотнее.
– Меня перебросили с первой бригады в третью и сейчас идет четвертая смена, значит сегодня седьмое число, а завтра выходной, потом мы выходим в день, а дальше пойдут смены с четырех. В меня пока нельзя еще раз-два-три дня, – сосчитала она, по-детски загибая пальцы на руке. – Значит в следующий раз будет можно.
Она еще раз перепроверила свои подсчеты, поблескивая бесцветным лаком на аккуратных ноготочках.
– Следующий раз будет прямо сейчас. Раз, загни пальчик, два, загни второй – прервал я молчание, загнул ей два пальчика и зашептал на ушко: – Раз-два, раз-два, раз-два, – намекающе покачав бедрами.
– Загнул на раз-два на первом же свидании. Что ты обо мне подумаешь? Я не такая. Ты у меня вообще раз-два-три…
– Евгения, – я накрыл её кулачок своей ладонью. – Все в порядке.
– Ты так считаешь?
– Это ты что-то высчитываешь и пересчитывать мужчин неприлично.
– Можно подумать вы не считаете. Все парни так делают.
– Я не типичен. Если кому-то хочется, пусть считает за меня.
– Семнадцатая! – заорал трескучий бабский голос из складок грубых рабочих штанов, бесформенной кучей опутывающих Женькины щиколотки. – СЕМНАДЦАТАЯ! СЕМНАДЦАТАЯ‼!
Как утверждала рация, Евгения была семнадцатой, а кто я такой, чтобы спорить с почти новенькой «Моторолой»?
Женька отцепилась от перил, низко наклонилась и закопошилась по карманам одежки. Я воспользовался случаем и сделал несколько размашистых тычков заново твердеющей палкой.
Девчонка фыркнула, выпрямилась, скорчила мне страшную гримаску на веснушчатой мордахе и нажала кнопку одноканальной рации: – Семнадцатая.
– Попробуй еще раз! – кашлянула рация. – Еще раз!
– Ээээ… я тут а…
– Кончишь, доложись! – донеслось из эфира, затрещали помехи и рация отключилась.
– Требуют еще раз взять пробу, – виновато пояснила она.
– Скажешь цифры от балды, ну то есть обычные, как ты для марки Сталь3 передаешь. Все равно ничего другого, кроме кипящего и полукипящего говна не варят. Даже полуспокойная сталь не всегда получается, быстрее-быстрее, за планом гонятся. Тем более химсоставы у марок почти одинаковые и ваш анализ никому не нужен, так как он делается за полчаса, плавка идет сорок минут, пробу ты берешь в конце и до разливки по изложницам за оставшееся время никто все равно ничего не успеет исправить. Можешь пересчитать на пальцах.
Женечка послушно зашевелила губами и стала загибать пальчики. Согнутый большой придерживал петельку ремешка маленькой коробочки рации. Я опять накрыл её ладонью.
– Мозг затрахал.
Она засмеялась.
– Вдруг именно в этой разливке получится брак, а я напередавала лажи? Могут уволить.
– Я тебя прикрою. С тыла.
– Чувствую я обзавелась надежным прикрытием. Переходи, говорят, в третью, у нас хорошая бригада, сработаешься, – буркнула девочка, пряча «Моторолу» в карман куртки.
– Мы уже неплохо сработались и можем попробовать еще. К тому же ты не кончила. После доложишься.
– Думала парней наши проблемы не волнуют.
– Я чуткий и сейчас меня волнует, где бы обмыться перед вторым разом кабы чего не вышло, что ты там на пальцах высчитывала.
– Твою проблему я попробую решить, – сверкнула белозубой улыбкой пробоотборщица и присела передо мной, бесстыже широко разведя в стороны бедра.
– Этому дала, этому дала… – она демонстративно согнула несколько пальцев, – этому дала, – она ухватилась за меня и сжала руку в кулачок, – пробовала только у первого, недолго. Ты станешь вторым у кого я буду сосать! Потом я попытаюсь что-нибудь спиздеть про химанализ, а ты займешься тылом.
Женечка любила смешно вытягивать пухлые мягкие губы трубочкой и брать пробу, а я помогал ей, придерживая за шею и плечи. Потом наступал мой черед. Она держалась за перила побелевшими от напряжения пальчиками, надувала щеки и тяжело дышала, а я без промаха тыкал палкой в пышущее жаром горнило, осматривая окрестности поверх медно-рыжих патл, озаренных багровыми сполохами остывающего в изложницах металла.
Работать мне нравилась больше и больше.
Не все шло гладко, иногда в работе бывали сложности.
Поступила заявка на ремонт крана с холодного склада.
Брек пошевелил бровями, посмотрел на часы – они показывали седьмой час вечера, и решил, что слишком часто переваливать работу на дневников – моветон. Мы с Широким отправились в путь.
Холодный склад назывался холодным потому, что отопление и горячее оборудование в нем отсутствовало начисто. Зимой там стоял лютый мороз, но название свое он получил из-за груд металлолома, которым был завален. Участки с разогретым металлом считались горячими, остальные – холодными.
На дворе стоял июль месяц. Знойный день короткого сибирского лета раскалил обшитый профлистом склад до невозможности, внутри царила тропическая жара. Участок не считался основным, я был там всего раз и то проходом и впереди шел Леха. Мы долго петляли по каким-то закоулкам. Судя по уверенной поступи Широкого дорога была ему хорошо знакома. Наконец наш путь был окончен и мы оба, взмокшие до трусов, зашли в логово местных обитателей.
Комната напоминала баню. Честные плюс сорок обещали развеяться только к вечеру, то есть к самому концу смены. В бане, как и положено бане, сидели полуобнаженные женщины. Сквозь пропитанные потом майки, просвечивали лифчики. Прилипшие к телу штаны и юбки обрисовывали анатомические детали.
– Лешенька! – произнесла полноватая шатенка и нежно посмотрела на широкие плечи Широкого.
Тогда она показалась мне совершенно не интересной. Думаю дамочке было лет тридцать пять – тридцать восемь, что для меня, студента, почти равнялось старости. Да, юность иногда категорична и жестока.
– Ой Леха, Леха, нам без тебя так плохо! – мелодично пропела такая же пожилая брюнетка и они обе захихикали.
Шея Широкого порозовела.
Из-за спины напарника мне не было видно нихрена и я с любопытством выглянул.
– Ой, это кто? – спросила шатенка и уставилась на меня.
– Какой хорошенький! – смутила меня брюнетка.
– Так, девочки, это Василич! – догадалась огромная баба лет пятидесяти, которая стояла у выходящего внутрь склада двустворчатого окна, навалив на подоконник безразмерную жопу. Свободного места на подоконнике почти не осталось.
Я снял каску и представился: – Александр.
– Василич, – поправила меня гигантская баба.
– Василич, – согласился я.
В это время Широкий прошел к дивану, плюхнулся между тетками и здоровенными руками приобнял их обеих.
Я новыми глазами посмотрел на коллегу. Леха в ответ подмигнул мне и его руки опустились значительно ниже талий облапанных им старух. Шатенка и брюнетка синхронно ойкнули и захихикали.
– Ну, что там у вас стряслось? – спросил напарник, вольготно развалясь в окученной им малине.
– Да вот, у Танюхи, новенькой, на двадцать втором контакт пропал, – подала голос огромная жопа с окна. Бригадирш на холодном складе, судя по всему, назначали по размеру задницы.
– Ну… это дело поправимое, – прогудел Алексей и шевельнул руками. Шатенка с брюнеткой опять дружно ойкнули и заулыбались.
Напарник поднялся, взял ключ-бирку и расписался в Журнале.
– Пошли искать контакт, – сказал он и двинулся к выходу.
Искать контакт с нами отправилась упомянутая новенькая крановщица Танюха.
Где находится двадцать второй кран я не знал. Найти второй кран второго пролёта с нулевой отметки труда не составляло, но добраться до кранового уровня запутанным лабиринтом лестниц – задача, достойная бывалого ремонтника.
Первым шел Широкий.
За ним, потряхивая вылезавшими из-под каски легкомысленными кудряшками и покачивая упругой, обтянутой промокшим от пота ситцем жопкой, семенила крановладелица, девка младше меня. Спина Широкого, поднимающегося по крутым маршам узкого трапа, ведущего под крышу цеха, мелькала где-то впереди. Перед моим носом мелькала ямочками крановщица. Из-под отделанного рюшечками подола платья сверкали рельефные икры. Работа на холодном складе опасной не считалась, коллектив женский и на нарушение формы одежды смотрели сквозь пальцы, что подтверждалось легкомысленными оборочками, резко контрастировавшими с тяжелыми, защищенными стальными носками ботинками, выглядевшими нелепо на слегка полноватых ножках. Эффективное средство индивидуальной защиты – окованный металлом носок позволяет безнаказанно ронять на ноги кувалды и детали в пуд весом, а толстая рифленая подошва прощает прогулки по углям и окалине, я сам ношу такие. Жарковатая обувка, особенно летом, но при моей работе защита лишней не бывает, а ей-то для чего? Где взяла? Зачем надела?
Идти последним было интересно, есть над чем поломать голову и глаза. В предводители я не рвался.
На крановом уровне напарник остановился – конец маршрута. Крановщица, тоже затормозила. Я пути не знал и впечатался носом точно меж половинок. Леха ничего не заметил. Девица сказала: «Ой». Я сказал: «Ого». И мы пошли к будке с электрооборудованием.
Широкий по-прежнему шел первым, крановожатая за ним. Я следовал за ямочками замыкающим.
У шкафа с номером «2/2» он остановился, вставил ключ-бирку в размыкатель электрической цепи, открыл дверцы и обратился к неопытной молодежи с речью:
– Двадцать второй кран старый и требует умелого обращения. Смотри, Таня, когда ты держишься за контроллеры, – тут Леха поднял сжатые в кулаки руки, как бы взявшись за воображаемую баранку, – ты излишне резко дергаешь за них, – он изобразил движение руками. – Тогда кран делает рывок, – он качнул бедрами взад-вперед, изображая рывок крана, – и от скачка напряжения контакт пропадает.
Для лучшего усвоения нами материала он несколько раз повторил инструкцию по управлению краном, дополняя её движениями рук и корпуса. Танюха порозовела. Мне почему-то вспомнились две старые тетки, чья юность, наверное, пришлась на лучшие годы крана «2/2».
– Если контакт пропал, – продолжил наставник, – нужно идти сюда, открывать шкаф и искать, где не контачит, – закончил он несложную инструкцию. – Без нужды в шкаф лучше не лазить, но если нужно, то осторожно можно.
Широкий сунулся в шкаф, начал по очереди выдергивать из клемм какие-то электрические фиговины и тут же вставлять их на место, досылая звучным шлепком ладони. Крановщица переминалась с ноги на ногу и смотрела на впечатываемые в панель контакты. Я следил за ходом ремонта через её плечо.
– Это не я, мне его сломанным по смене передали, – прошептала девочка с пропавшим контактом и оглянулась, ища поддержки. Непослушная прядка волос, выбившаяся из-под её каски, задела меня по подбородку.
– Специально подстроила. И с ботинками тоже, – уже увереннее сказала она и, крутнув головой, снова хлестнула меня локоном, обдала ароматом корицы и ванили.
Я удивленно потянул носом.
Крановщица обернулась еще больше.
– Не вертись, – сказал я строго и развернул девчонку к шкафу. Ямочки под платьицем сыграли на ладонях.
Леха проверил контакты еще раз, перекинул рубильник, закрыл шкаф и со всей дури грохнул кулаком по дверце. В распределительных цепях что-то громко щелкнуло, проскочила искра.
Танька вздрогнула, резко отпрянула назад, с размаху ткнулась в меня и пошатнулась. Было приятно, немного больно и неловко. Стремясь сохранить равновесие, я, как истинный джентльмен, галантно придержал её за талию.
– Ого! – крановщица хихикнула и пихнула меня задом. – Э…?
– Это инструмент, – шепотом пояснил я в украшенное сережкой ушко, – он должен иметься у всякого уважающего себя ремонтника, – и толкнул в ответ.
В шкафу еще раз щелкнуло, ожившая электрика крана басовито загудела.
– Есть контакт, – объявил Широкий, – возвращаемся в бендежку.
Шумно закипал чайник, на ремонт мы попали удачно – именинница-бригадирша хлопотала с заваркой и стаканами. Владелица двадцать второго крана под её чутким руководством выкладывала на стол снедь, которую я, поучаемый опытной бабой, делил на примерно равные кучки, резал колбасу и хлеб. Напарник расположился на диване промеж двух старых кошелок и травил заводские байки под их веселое хихиканье.
Молодая крановщица сновала от холодильника с продуктами к столу, цокая по полу несуразными стальными носками мужских ботинок и сильно смущалась.
– Это все подружка, – пояснила она, вкладывая мне в руку банку кильки и консервный нож. «Спецодежда чёткая и с собой ничего можно не брать»! Я как лохушка пришла на каблуках и в платье. Платье еще куда ни шло, а обувь – вот, – она вытянула ножку и покачала тяжелым ботинком.
– Стиль «Military» сейчас входит в моду, армейские ботинки носят даже девочки и контраст придает изюминку совершенно несочетаемым вещам!
– Тебе действительно нравится? – подозрительно спросила крановщица и еще раз продемонстрировала ботинок и ножку.
– Очень! – не покривил душой я. – Засмотреться можно!
– А ты и засмотрелся. Я заметила. На лестнице, – хихикнула Таня и порозовела щечками. – Считаешь надо оставить как есть? Подруга ржать будет.
– Ништяк! Стильно, необычно и случись что, стальным носком врезать удобно, – уверил я, орудуя консервным ножом. Приятно запахло томатным соусом.
– Класс! Подружайке бы подошли, она пинаться любит. Только я из них выпадаю, – пожаловалась девочка.
– Наверное ты их неправильно шнуруешь, – предположил я, вываливая красную размазню в томатном соусе из консервной банки в плошку.
– А как надо?
– Сейчас покажу, – ответил я и присел около нее.
Рабочие ботинки – не берцы, высокое голенище отсутствует и шнуровать их разными способами не получится. Но зачем забивать девичью головку ненужной информацией?
Я осмотрел шнуровку, подергал за язычок, вставил два пальца в зазор между пяточкой и задником ботинком, взявшись за щиколотку, покачал девичью ножку из стороны в сторону. Тоненькие, едва заметные волоски на гладкой коже кольнули ладонь.
– Обувка малость великовата, – с видом эксперта заключил я, – но ботинки суперские! – и провел по напряжённой икре с рельефно проступившими мышцами, под ладонью разбежались мурашки.
– Аа-а-ай! Щекотно, – отозвалась обладательница классных ботинок.
По коленке хозяйки мурашек стрельнула судорога, под коленкой запульсировала жилка, девчонка вздрогнула и шумно задышала.
– Встань на цыпочки и покачайся, – скомандовал я. Крановщица послушно выполнила команду. Из ботинок выскочили и тут же скрылись обратно аккуратные маленькие пяточки в розовых носочках. Мда, хороша подружка, навялила спецуху.
– Поможешь? – спросила Таня, вернувшись с высот назад в ботинки.
– Перешнурую, – ответил я и принялся потуже затягивать шнурки. Отделанный рюшечками подол задевал за нос и приятно пах какой-то пряностью.
– Танька! Тебе кавалер под юбку почти залез! Хорош срам разводить, жрать пора! – звонко бахнул голос с дивана. Заливисто засмеялась вторая тетка. Что-то отвесил Широкий. – Эх, молодежжжжь, – прогудела бригадирша.
Я сидел на скамье между бригадиршей, днюху которой мы отмечали и Татьяной, отмечавшей свой первый рабочий день, слушал Леху иногда что-то рассказывал сам. Толстозадая начальница укоряла Широкого в недостатке внимания к нуждам холодного склада. Леха оправдывался, извинялся и прихлебывал из кружки, в которую подливала из термоса его соседка справа, затем шумно выдыхал и закусывал колбасой, услужливо поданной соседкой слева, довольно крякал и, приобняв теток за талии, обещал не забывать про подшефное крановое оборудование в целом и замечательный коллектив в частности. Тетки синхронной «ойкали», радостно смеялись, передавали друг другу термос и чистили от шкурок ливерную колбасу.
Термос перешел на нашу сторону стола. Бригадирша потянулась через меня, придавив арбузоподобной грудью и от души бахнула в стакан новенькой крановщицы.
Выпивка без тоста пьянкой не считается, а в рабочее время пить вообще нельзя, но если за начало трудовой деятельности, то можно, выдала тост начальница, Танька под её наставления лихо причастилась к таинству трудового братства, бойко тряхнула кудряшками и деликатно икнула, прикрыв рот ладошкой. Тетки на диване одобрительно зацокали языками.
На крепкое спиртное я всегда был слаб. Но дистанцироваться от коллектива опасно, особенно когда дело касается алкоголя так как считается, что на халяву пьют все – и язвенники и трезвенники, непьющий человек либо болен, либо сволочь и что-то замышляет, а коли ты не можешь пьянку игнорировать, то обязан в ней участвовать или даже возглавить.
«Василич, за мир во всем мире!» – в мой стакан плеснули мутной остро пахнущей жидкости, которую я, зажмурившись проглотил и тут же закусил какой-то липкой гадостью, лежащей в центре стола, выбранной наугад исключительно из-за размера и обилия сахарной пудры, как я надеялся способной перебить изжогу от пойла.
– Класс! – скривился я и запихал в рот остатки приторного ванильного пирожка с карамельной начинкой. Бригадирша слева одобрительно-фамильярно похлопала меня по плечу.
Термос ушел на другую сторону стола.
Не успел я очистить рот от застрявшего в зубах и прилипшего к нёбу сладкого клейстера, как именинница слева громко крякнула, Танька справа деликатно икнула и в мою кружку опять плеснули то ли тормозной жидкости, то ли ацетона.
– Саша, возьми пирожок, – пахнув алкоголем и корицей, предложила девочка и протянула мне пирожок. Я благодарно кивнул, с трудом допил не лезущую в горло отраву, закашлялся, слопал вторую сдобу и нашел в себе силы похвалить и то и другое.
В голове тут же зашумело, картина перед глазами раздвоилась и поплыла.
Здоровенная, и в общем-то еще ничего такая баба слева одобрительно зацокала языком.
– Кажется ты любишь десерты, – заметила кудрявая очень миленькая соседка справа. – Мне нравятся парни, разбирающиеся в кулинарии, – зашептала она в моё ухо, дохнула алкоголем, пододвинулась ближе и подгребла к нашей половине стола остатки выпечки.
– Я падок на сладкое и мне нравятся девушки, разбирающиеся в парнях, – зашептал в ответ я.
Мерзкий термос ушел дальше, а я получил передышку и занялся очисткой рта от посахаренной оконной замазки. В животе разливалось пламя, резанула горькая изжога.
Под содержимое термоса, я узнал, что шатенка на диване неплохо поёт, брюнетка живет через дом от меня, а Леха совсем запустил подшеф, оборудование нуждается в пригляде. Именинница с большим задом на пятый круг травила бородатые похабные анекдоты и с высоты прожитых лет посматривала на всех вокруг, повторяя иногда «эх, молодежжжжь». Танечка белозубо улыбалась и ерзала на лавочке, прижимая ко мне ямочку.
Девочка с гордостью рассказала, что пирожки печёт сама, поделилась рецептом и да, у нее кулинарный талант, но, есть мнение, будто бы она немного много налегает на собственную продукцию. Я для проверки ущипнул её за талию и уверил – проблема лишнего веса ей не грозит, излишки выпечки могу съесть я, а физические упражнения ей заменит беготня на кран и участие в ремонтах.
– Ты чуть-чуть выпил и льстишь мне, – засмущалась Танечка. – Подруга говорит мне надо побегать кроссы и согнать вес.
Тощие швабры часто злоязыки и завистливы, возразил я, парням нравится, когда есть за что подержаться и дабы не быть голословным прихватил ее за ямочку.
– По-моему я тебе нравлюсь, – кокетливо зашептала девочка мне на ухо. – Или ты меня разыгрываешь, как с ботинками?
– Я в курсе всей современной моды, по мне сверяется сам Пьер Карден, а если ботинки слетают надо всего лишь затянуть шнурки!
Неожиданно грянула песня: «Happy Birthday to You, Happy Birthday to You…» затянули с дивана на противоположной стороне стола. Танечка с энтузиазмом влилась в нестройный хор, дирижируя надкусанным пирожком, мелодия выровнялась и окрепла. Других слов никто не знал, поэтому пели по кругу.
На третьем припеве из пирожка выпала начинка и рассыпалась по полу и подолу Танькиного платья.
– Ой, ик.., … кажется я… ик…. , вообще-то я не такая, – залепетала девочка. – Я редко пью, ик, но сегодня….
– Ты стекла как трезвышко! – возмутился я. – Щаз! – и принялся ладонями собирать крошки с её подола, неловкими пальцами выколупывать изюмины и сладкий рис из рюшечек и оборочек ситца, Танюха смеялась и выдавала целеуказание по особо ловко затаившейся жратве.
Было весело.
Как так получилось, я не понял, но мимо очередной изюмины я промахнулся и ушел под стол. Пока выясняли, куда пропал Василич, вспомнилось обещание подтянуть шнурки. Я на ощупь искал шнурки, промахивался, совал куда-то пальцы, проверяя плотно ли сидит ботинок, Танька хихикала, сучила ножками и запутывала меня в оборках юбки.
За спиной звякнуло и я обернулся. Брюнетка под столом выглядела намного лучше, чем над ним и пока я наводил глаза на резкость, появилась рука, хватанула стоящую у ножки дивана бутылку и утащила наверх. Наверху решили еще раз отхэппибездить именинницу и объявили тост, который я пропустил, засмотрелся. Со смачным звуком слева от меня шлепнулся бутерброд. Справа в ребра понукающе ткнулся окованный сталью ботинок. Пришлось вспомнить про взятое на себя обязательство. Я дал волю рукам и, кое-как завязав шнурки на ботинках дамы морским узлом, вылез из-под стола и тут же попал на «штрафную» и десерт.
Стакан у меня был один, чай в него налили уже давно, десертом я был сыт по горло, а пока усаживался на место, термос совершил очередной круг, бригадирша залихватски крякнула в левое ухо, девчонка громко икнула в правое, а в мой стакан прямо в подстывший чай бухнули пойла. Чай негодующе вспенился, побелел, на поверхности воды образовалась радужная пленка и какие-то хлопья.
– Ядреная бормотуха! – уважительно выдал Широкий, заметив химическую реакцию и выжидательно уставился на меня.
– Василич, за коллектив! – толкнула под руку бригадирша.
Обидеть коллектив было решительно невозможно. От судьбы не уйдешь, промелькнула мысль. Ситуация вышла из-под контроля: – За коллектив! – смиряясь с неизбежным, поддержал я, не торопясь выпил полстакана разбодяженного ядреного чая. Изо рта полыхнуло.
– Сашенька, закуси, – спасла меня добрая девочка и сунула в рот полную ложку кильки в томате. Все растопыренные рыбьи хвостики в пасть не поместились, я зачавкал и мотнул головой пытаясь заглотить добычу. По подбородку потекло.
– У тебя губа измазана, – Танечка, провела пальцем по моему лицу и облизала потёк томатного соуса на тоненьком пальчике с ярко-красным маникюром.
Все хорошее, в том числе и содержимое термоса, когда-то кончается. «На посошок» зашла речь о производстве. Благодаря борьбе со шнурками, пирожками и рюшечками, большую часть тостов я пропустил или просидел под столом, Леха принял удар на себя, был в плохой форме и от обсуждения вопросов по обслуживанию подшефного кранового хозяйства самоустранился. Отдуваться за ремонтную службу пришлось мне. Я отказался от горького чая, предложенного бригадиршей, согласился на еще один сладкий пирожок, предложенный крановщицей-Танюхой, в длинной пространной речи поблагодарил дружный женский коллектив холодного склада за гостеприимство и пообещал, что буду являться по первому зову, но под конец попытался свести свое выступление к шутке, упомянув, что работаю недавно, починить могу все, но без посторонней помощи такую малозаметную фиговину как мостовой кран, могу и не найти.
Тетки засмеялись, бригадирша улыбнулась, Леха похрапывал, откинув голову на спинку дивана, а крановожатая крана «2/2» тронула меня за плечо и не совсем связно проговорила: – Я покажу.
Благодарно кивнув, я погладил её в ответ, ситец приятно заскользил под ладонью, и тоже не совсем членораздельно уточнил: – В работе мне может понадобиться помощь…
– Я согласна, – икнула Танюха, заерзала по скамье, порозовела щечками, выдала мне еще один пирожок и сжала колени.
Кран «2/2» сломался на следующий же день. Широкий пребывал не в форме и, надвинув каску на глаза, спал в хозяйственном закутке слесарки, привалившись к батарее. Телефонные переговоры между бригадиршей и Бреком завершились, я отправился в путь один.
Кран мы нашли быстро, сработались сразу и на удивление просто. Девка облокотилась на электрический шкаф и переминалась с ноги на ногу, пока я доставал инструмент и искал контакт.
Под звучный шлепок контакт был найден, затряслись кудряшки. В Танечкиных ушках ритмично качались маленькие серебряные сережки, она приглушенно повторяла «ай, ай… ай» и тонкие щиколотки болтались в слишком больших ботинках как пестик в ступе, иногда вылетая из них и мелькая пяточками. Жаркий летний ветер гулял под крышей цеха, раздувая юбку провинциальной Мерилин Монро, приятно овевал мои разгоряченные руки и покрывал бархатистыми мурашками её бедра.
– Вообще-то я не такая, – неожиданно сказала Танечка.
– Какая такая? – переспросил я.
– Вот такая растакая, тебе повезло, а у меня есть парень.
Я сбился с ритма, на выходе потерял контакт и закопошился в оборочках ситца.
Мы топтались по площадке, пытаясь наладить контакт. Танька привставала на цыпочки, вертела задом и только мешала своей трескотней. Из путаных разъяснений выходило, что я просто удачно зашел, с парнем все сложно, ему, похоже, разонравилась сдобная выпечка, подруга еще та сучка, не прочь прихватить чужое, хотя у нее есть свое, но они все равно дружат и делятся девичьими тайнами, а как так вышло, она не понимает сама.
– Вышло и вышло, – не бери в голову, прервал я поток красноречия, толкнул болтушку на шкаф.
– И не подумай чего эдакого, кран на самом деле сломался, – огорошила меня крановщица.
– Да ты издеваешься!? Второй раз всего за две смены сломать двадцать второй кран? Я до сих пор даже не знал, что он вообще существует, а тут в Журнале записи подряд пойдут. Что с ним?
– Главный подъем отказал, как вчера, еще тормоз не держит – груз сам по себе опускается. И что теперь делать? А журнал? Влетит, да?
– Если проблема в электрике, то в шкафу поковыряемся. Бригадир говорил, можно с пинка попытаться все наладить, по шкафу грохнуть посильнее, от тряски контакт иногда восстанавливается, – пояснил я, ожесточенно сражаясь с особо влажной оборочкой, облепившей девичий задок и преграждающей путь к цели. – С Журналом поосторожнее надо. Начальство нахлобучить за такое может.
– Поздно, бригадирша уже запись сделала. Может по шкафу постучим? Я вчера ничего не запомнила, что показывали. Ты же и виноват, через плечо дышал!
Она хихикнула.
– Ваш Журнал тут вообще ни причем. Кому он нафиг нужен? Я говорю про наш.
– А кто в него пишет?
– Мой шеф, но многое зависит от правильной подачи информации с нужной стороны, – многозначительно ввернул я и остервенело дернул вверх упрямую тряпицу.
– Уууаааай! – взвыла девица, приподнимаясь на цыпочки. – Это трусики! В сторону сдвигай.
Таня протянула руку и тронула мою белую каску, лежащую на шкафу «2/2». Каска закачалась. – Ты же починишь кран? А Журнал?
– Будешь помогать, я все исправлю и подумаю, что записать туда, – ответил я и наподдал.
– Ай! Ааа! Не туда! – отозвалась Танечка и быстро поправила мой инструмент ловкими пальчиками с ярко-красным маникюром. – Давай.
– Ты давай! – передразнил я.
Крановщица склонилась над оборудованием.
Мы отплясывали популярную в те годы ламбаду, цокая по полу чечетку одинаково подкованными ботинками. Девичьи ладошки стучали в дверцу шкафа. Жесть гулко вибрировала. Наконец, Танюшка повисла на мне, обмякнув телом, в пульсирующей горячей глубине проскочила искра и стальные носки рабочих ботинок судорожно выбили финальный заковыристый аккорд по металлу профнастила. В шкафу «2/2» громко щелкнуло и кран ожил.
Двадцать второй кран опять сломался на следующий день. Брек снял трубку, удивленно пошевелил бровями, я пожал плечами и направился в путь.
Время близилось к обеду. Закипал чайник, тетки на диване поливали майонезом подогретую вареную картошку, бригадирша с большим задом расставляла стаканы.
– Василич пришел, – объявила она и кивнула на «мое» место на лавочке.
– Василич, – подтвердил я, сел рядом с чернявой поджарой девкой с колючими глазами и не к месту ляпнул: – А где Таня?
– До получения диплома в училище положено проходить стажировку, у нас хороший коллектив, бригада считается лучшей, часть девочек ежегодно распределяют к нам, но кран один и поэтому стажерки работают по очереди по графику два через два на кране «2/2», – пояснила бригадирша, сглаживая мою бестактность.
– Ты выглядишь как ботан, – выдала девка с короткой, почти мальчишеской стрижкой, осмотрев мои очки и высокий лоб.
Я в ответ внимательно осмотрел её острые коленки, сверкающие сквозь дырявые джинсы в обтяжку и заметил, что она смахивает на пацана в поношенных портках.
– Аскетичное телосложение – следствие занятий спортом, – ответила оборванка, она – чёткая чувиха, а драные джинсы как и худощавые девушки сейчас в моде и не знать этого может только полный лох.
Мы замолчали.
– Василич, кажется у нас опять сломался двадцать второй кран, и… – попыталась замять неловкость бригадирша.
– Я – Ксюха, Танюхина подруга, – перебив её, выпалила ершистая девка, повернулась ко мне и сверкнула глазами.
– Александр, – представился я.
Тетки на диване молчали, с интересном следя за развитием событий.
– Когда ж ты успела сломать кран? – не подумав брякнул я.
– Ты чё, совсем тормоз? – рассердилась новая крановщица.
С дивана захихикали.
– Э… а… да, ну да! Таня говорила, что на главном подъеме не держит тормоз и пропадает контакт, – спохватился я и посмотрел на затейливые дырки в модных джинсах шустрой Танюхиной подруги.
– Хватит рассиживаться, пошли на кран, – бросила та и резко пошагала к выходу.
Тетки опять захихикали. – Эх, молодежжжжжжжжььь, – пробурчала нам во след бригадирша.
Жилистая спортивная девка, мелькая белыми кедами, скакала через две ступеньки вверх по грязным лестничным маршам, я едва поспевал следом, разглядывая туго запрессованные в джинсу поджарые ляжки. У шкафа «2/2» мы остановились.
– Ты похож на очкарика-зубрилу, – начала разговор крановщица.
– А ты похожа на пацанку-хулиганку, – ответил я.
– Деньги есть? – в шутку наехала на меня та.
Я изобразил испуг и порылся в карманах куртки.
– Есть талоны на обед в столовой.
– Лох! Нах мне жрачка, что я, овца толстожопая? Гони монеты – в клубешник на видос с Чаком Норрисом схожу. Ну!?
В голосе девки послышалась угроза.
– Ты в курсе, что брать чужое не хорошо?
– Это тебе Танька сказала?
– Угу.
– Лохушка. Раскормила своего пентюха стряпней, с жиробуса сало сгонять надо, вот он за мной на тренировки и увязался. На нем как на мешке приёмы отрабатываю.
Я удивленно открыл рот.
– Все мужики козлы, – перебила меня резкая девка. – Мы на тренировках в спарринге гасимся. Против увальня прикольно. А после я его поёбываю иногда, тут Танюха верно фишку усекла.
– Ну ты даешь, – только и смог сказать я. Хорошо хоть рот закрыть догадался.
– Я чувиха чёткая, с кем хочу, с тем мучу . А тебе пусть Танька даёт. Она на булочки пацанов кадрит. Походу ты и клюнул.
Ксюха посмотрела на моё лицо и захохотала.
– Танюха – подружайка с детства, я за нее пасть любому поломаю! – продолжила странная девка. – Она тёлка не стрёмная, но на передок слабая, особенно когда подбухнёт и болтушка, воду в жопе не удержит, все выложит. Рассказала как ты её замацал, а потом у шкафа месил. Прикольно. Чуть кипятком не ссала, но выглядишь ты беспонтово и потому в пролёте.
– Выгляжу на все сто! – возразил я, похвастался почти новой фирменной курточкой с крутым лейблом на спине, шикарными тяжелыми ботинками, не совсем чистой майкой, сверкающей белой каской и Танечке я понравился, а уж она-то в парнях разбирается.
– Точняк! Все уши мне за вечер прожужжала. Так и сказала что ты парень хоть куда и как ты её чуть было не туда!
Девчонка сделала неприличные движения руками и телом и звонко захохотала.
По части словоизвержения подружки стоили друг друга, но свое мнение я предпочел оставить при себе и вообще решил промолчать, что для меня нетипично, но иногда полезно, так как бывают ситуации, когда даме надо выговориться и пока она не скажет все, что хотела, события развиваться не будут.
– Сучка. На меня бочку катит, а сама же и начала, – продолжила девица. – У меня парень есть. Я с треньки прихожу, а от него какой-то херней прёт, которой мучное посыпают …
– Ванилью, – подсказал я.
– Во-во, ванилью воняет! Думает я не учую. Да кабы раз-два, а то постоянно. Скоро откормит до сала. Пока я в комбезе из плащевки кроссы бегаю до седьмого пота, он к ней на палку чая захаживает. А я её хахаля в ответку шпилю. Грёбаная общага, – закончила она. – Мужики козлы! А за подругу я любого на британский флаг порву!
Набором разнонаправленных взаимно противоречивых тем девка закрутила противника, то есть меня, выговорилась, замолчала и уставилась, хищно раздувая ноздри, ждала ответных действий.
А что тут скажешь? Оправдываться не за что и глупо, наседать в ответ – скатишься в пустую перепалку. Слэнгом я владел не хуже неё, но зачем мне это надо? Промолчал.
Девчонка между тем продолжила.
– В парнях Танька разбирается так же, как в моде! Что ты ей про ботинки в ушки напел? Она спрашивала, где расположен магазин «Военторг». Нашла какие-то старые чоботы дедовские и перед зеркалом крутилась, выясняла, идут ли ей говномесы. Я чуть коньки не откинула, пытаясь не заржать! Развел лохушку-подружку на поебушку!
– Сама ты лохушка, – вступился я за Танечку. – Она в тренде, а ты в джинсе драной как какие-то битлы пронафталиненные. Еще брюки расклешенные одень.
Прошелся по современной моде: – унисекс, хаки, камуфляж и высокие берцы, в которых Танька будет деваха хоть куда!
– Ложь, пиздеж и провокация! – выпалила Ксюха.
– Посмотри видосы! Все крутяки в берцах шарятся: Шварц, Рэмбо, Чак и чувихи ихние тоже.
– Ха! Гонишь! – она с гордостью поглядела на свои легкие кеды и с презрением на мои бесформенные ботинки со стальными носками. – Брюс Ли с Джеки Чаном загасят любого Шварцнеггера, а ходят они в легкой обувке или даже босиком, чтобы утяжеление не снижало скорость ударов.
– Один китаёза, другой не разбери кто и ходят оба в тапках потому, что босяки-голодранцы.
Девка насупилась.
– К тому же они метр с кепкой в прыжке и оба вместе не тянут на одного Шварца, который мужик ого-го, а размер всегда имеет значение, – прибавил я с видом знатока.
– Шварценеггер хорош только в кинухе сниматься, а на самом деле ничего не стоит, в драке важна быстрота, – заступилась Ксюха за кумиров.
Спорить я не стал и напомнил – быстрота нужна при ловле блох, а умение скакать как блоха по яйцам и махать ногами как бабочка крылышками – пыль в глаза, совершенно неприменимая на практике.
– Да херли ты понимаешь в практике, теоретик фуев! – взорвалась девчонка и принялась с жаром проповедовать мне прелести восточных единоборств.
– И ваще вали отсюдова, терпила! – закончила она речь.
Общение не задалось. Хороших ходов не было. Я развернулся и направился к трапу с площадки.
– Куда пошел? – выпалила во след агрессивная сучка.
– Послезавтра зайду, глядишь дадут чего, – грубовато парировал я.
Глаза у девчонки полыхнули бешенством, губы сжались в плотную линию.
– Тебе дали вчера, а сегодня пиздюлей получишь, козел. Куртку снял! Быстро!
Ситуация становилась одновременно тревожной и забавной. Корни волос на затылке покалывало – верный признак опасности. Своей чуйке я привык доверять, но любопытство взяло верх, я промычал что-то жалобное, опустил взгляд и стал суетливо расстегивать рабочую курточку. Интересно, зачем ей мужская поношенная спецодежда с логотипом завода на спине? Неужели она всерьез собирается меня бить? Или это такой вид унижения? Кабы в подворотне да с поддержкой, но тут? На что она надеется?
Мысли вихрем крутились в голове.
Девчонка переминалась с ноги на ногу.
Я стянул курточку с плеч, связав сам себе руки,
– Гы-гы-гы, у тебя встал! – засмеялась хулиганистая крановщица. – Ща ляжешь.
Я посмотрел на свои брюки, смутился и чуть было не зевнул. Кабы не ее ненужное длинное вступление и некоторый мой нужный жизненный опыт, засранка меня бы как пить дать подловила.
Момент рассчитала верно, но немного поторопилась. Девка резко, без замаха врезала мне под дых. Не пробила, но ошарашила. Пока я спешно выпутывал руки из рукавов, неугомонная сучка сделала весьма годную вертушку и у моего носа просвистел протектор кеда.
В голове щелкнуло, время замедлилось и пошло рывками, как застрявшая в кинопроекторе пленка. Отчетливо послышался низкий нарастающий звук сирены и холодный голос произнес: – По местам, пригото….
– Постановочка, кинцо крутит, – перебил его противный ехидный тенорок.
Ситуация виделась как бы со стороны, сознание раздвоилось, послышался шум моря. Голоса заспорили. Непрошенные советчики с поучениями и замечаниями к месту и не очень всегда обитали в моей голове, но последнее время проблема стала усугубляться. И что теперь с этим делать?
– Делать с этим мы ничего не будем, – ответил «холодный».
– Чуть же не прилетело! – возмутился я.
– Услышал! – обрадовался «ехидный». – Полежишь, не простынешь.
Девчонка в замедленном темпе завершала размашистое движение. Через ткань джинсов отчетливо проступали напряженные мышцы бедра, задранная штанина обнажила полоску кожи над обувкой. Голая коленка сверкала сквозь дырку. Глаза зло сощурены, ноздри хищно раздуты, на лице недоумение – как так, промахнулась? Движение по инерции завершалось, девица доворачивалась вокруг своей оси, высоко поднятая нога описывала плавную дугу.
– Подставила корму, – снова сказал ехидный «тенор».
Неразборчиво пробурчал холодный голос.
Я еще раз потряс головой.
– Сам, так сам, – согласился «тенор».
В мозгу щелкнуло, сирена замолкла.
Треклятая куртка наконец упала на площадку, я остался в одной майке, сделал шаг назад и взял паузу на раздумья. Противник от паузы отказался, присел и продолжил вращение.
Видосы с популярными в те годы восточными единоборствами крутили по всем салонам и каждый второй сопляк во дворе мнил себя непризнанным Брюсом Ли, но девка-то крутила отнюдь не теорию про неведомый шаолинь!
Впрочем преимущество неожиданности она профукала, первый испуг прошел, подобные штуки я уже видел и не только в теории, но то длинная история и не на сейчас. Чем-то эдаким девочка явно занималась, но то скорее балет, а не боевое, и как раз завершала половину оборота в приседе, вытянув ногу. Я мысленно похвалил её за низкую посадку, неплохую скорость вращения, красиво вытянутый носочек кеда, но для объективности поругал за то, что подставила спину и удивился, что же она собирается делать дальше? По сценарию ей полагалось подсечь меня под ноги, я же в свою очередь должен был красиво упасть на спину, а чтобы все сработало как надо от меня требовалось немного подпрыгнуть или хотя бы занять неустойчивую позицию – иначе выбить опору из-под противника тяжелее себя, прочно закрепившегося ботинками на рифленом металле нереально.
Время все еще шло замедленным ходом, девичья ножка начала описывать вторую половину окружности.
Итак, бить её в спину я не стал, о чем не жалел – не мой стиль, а дать под жопу «леща» не догадался, в чем немного раскаивался. Сделать шаг назад? Эдак она крутанется еще на оборот и совсем в себе разуверится. Врезать по голени в ответ или хотя бы подставить ботинок? Немыслимо, травмы не избежать. Пусть пинает, великодушно решил я, а там как карта ляжет. Если попадет пыром, у меня будет синяк на щиколотке, переживу, не расстраивать же девочку, а если она бьет с зацепом, то синяк будет у нее, тоже не расклеится, вон как ногами машет.
В общем я решил ничего не делать и оставил все как есть, воспользовавшись советом неведомого консультанта с холодным голосом. В голове кто-то одобрительно хмыкнул. Или показалось?
Напавшая на меня девка тем временем докрутила вертушку, красиво вытянутым носочком легкого кеда приложилась к моему грубому ботинку из свиной кожи, хорошо по стальному носку не попала, и, влекомая инерцией собственного вращения, стала падать, вскидывая руку в попытке удержать равновесие.
В душе я джентльмен. Расстроить даму, а уж тем более дать ей упасть – не моё. Но злодейка хотела уронить меня, почти преуспела, если и дальше ничего не предпринимать, то она продолжит пинаться и кто знает куда нас это заведет.
Я поймал падшую девицу за руку, поддернул на себя, немного подправив траекторию, отпустил и дабы не огорчать желавшую уложить меня противницу рухнул следом за ней на собственную курточку, брошенную мною ранее на площадку. Падение смягчил, но в меру. Пацанка мутная, борзая, мало ли чего выкинет. В неё и смягчил. Приложился всем телом.
– ХХхааа! – выдохнула мне в лицо припечатанная к площадке соперница, хватанула ртом воздух и поплыла. Я быстро снял очки, отбросил их в сторону – стекла жалобно тренькнули, хорошо не разбились, тело вспомнило привычные движения и само собой заняло позицию «на удержание». Как-то неловко получилось, отметил я про себя, устраиваясь поудобнее между ног девицы, может понять неправильно. Но как же иначе объясниться с этой драчуньей?
Девчонка еще раз хапнула ртом порцию воздуха, сфокусировала взгляд и без предупреждения применила удушающий, приём запрещенный и даже подлый. Так делать было нельзя. Душительница ухватилась за отворот майки и потянула. Кимоно на мне не было, курточку я предусмотрительно снял по её же совету, а старой пропахшей потом безрукавки мне было не жалко. Предпринимать я ничего не стал, так как был уверен, что моя шея крепче тонкой х/б-ткани, обмётанной по отвороту, но изрядно поношенной. Угадал. Майка затрещала и разошлась по шву от ворота до рукава.
– А ты покрепче, чем кажешься, ботан! – удивилась противница, осмотрев через проделанную ею дыру мою грудь и потискав бицепс. – Каким спортом занимался?
Пока я надувался от гордости за остатки неплохой когда-то мускулатуры, она скользнула рукой по моему обнаженном плечу и сцепила ладони на шее.
Сказать по правде, задушить оппонента голыми руками не просто, особенно если его шея толще твоей, но поцарапать вполне можно. Царапали меня не больно и душили пока не очень активно, но что-то с этим надо было делать.
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе, – неожиданно выдал рекомендацию совершенно незнакомый голос.
– Макиавелли! – пояснил «тенор».
– Сунь Цзы! – безапелляционно отвесил «холодный».
Голоса в голове заспорили, я же решил не рисковать, воспользовался советом и на всякий случай прильнул к врагу как к родному, прикрыв кадык.
Девка, перебирая широко расставленными ногами, завозилась подо мной, сделала несколько обманных рывков из стороны в сторону, тут же изогнулась дугой в безнадежной попытке освободиться силой и сделала серию «мостиков», больно ударяя жестким лобком в мой пах, которые я парировал ответными движениями.
То ли гонга не было, то ли я его пропустил и машинально сделал еще несколько толчков, после того как она выдохлась. Девочка шумно засопела.
– И как это называется? – негодующе спросила она.
– Удержание тебя на удержании! – пробубнил я Ксюше в ухо, немного смущенный тавтологией.
– Нет, вот это что такое было? Ты меня того…?
Девичий пресс приятно напрягся и она несколько раз пихнула меня, повторив «мостик».
– В мыслях ничего подобного не имел, – ответил я и потолкался в ответ.
– Врешь! У тебя опять встал и ты ведешь себя неприлично! – пожаловались снизу.
– Вру, – не стал запираться я. – Ничего не могу с собой поделать. Твой мостик бесподобен и мне нравятся активные девушки.
Мы замолчали, обдумывая сказанное и отдыхали. Раскрываться я не спешил ибо известно, что береженого бог бережет и старался держаться к противнице поближе, оберегая шею. Вражина тяжело дышала, грудь под оторванным лоскутом майки приятно шоркал напряженный бугорок соска.
Перекур окончился.
– Слезь с меня! – требовательно сказала Ксюша.
– И не подумаю, – честно ответил я. – Ты опять будешь пинаться.
– Ссыкло! – презрительно через губу бросила она.
– Да, – сознался я. – Было бы куда, я бы вообще убежал!
– Трус! А еще мальчишка, называется.
– А ты девочка! И вот так задирать ноги на первого встречного! Как называется это? – перешел в атаку я.
– Как это называется не твоего ума дело! – заявила Ксюшка, но раз уж я спросил, то это называется тхэквондо, которым она увлекается уже давно, целый год и полтора месяца, а до этого занималась художественной гимнастикой, но то всё фуфло, а тхэквондо – тема! Сейчас она покажет, как надо работать в партере.
Мы приступили к работе. Не задалось с самого начала. Сказать, что было тому виной, сложно. Ксюха, Танюхина подруга, оказалась на редкость энергичной, но больше мешала, чем помогала, на попытки направить процесс в привычное русло не реагировала и продолжала гнуть свою линию. Я пытался подстроить её под свой стиль. Девочка крутилась с боку на бок, размахивала ногами, сцепляла их за моей спиной, делала «мостики», «свечки», обманчиво расслаблялась и тут же, сгруппировавшись, пыталась выбраться из захвата. Я блокировал попытки локтями, ногами, сбивал ударами корпуса.
Мы долго и безрезультатно возились, пыхтели и взмокли оба как мыши.
– Чем ты занят? – кряхтя и сопя, подозрительно спросила Ксюша, пытаясь одернуть майку.
Я ответил, что чем занят, не очень понимаю сам, но похоже это и есть тот самый спарринг. Слово редкое, наверняка берет корень либо от слова «пара», либо от глагола «спариться». Мы уже в паре, над глаголом я усиленно работаю и так как спарринг в партере – это активная возня на близкой дистанции, то я просто пытаюсь уплотнить контакт, она же непонятно зачем пытается активно меня скинуть и мне приходится держаться. Хвататься за одежду я не хочу, так как достаточно одной порванной майки, моей, поэтому держусь, за что получается, её майка задирается сама собой и тут я совершенно не виноват. Представился случай похвалить Ксюшу за активность, рельефный пресс и отметить, что у нее есть за что подержаться. Она гордо вздернула носик и выпятила грудь, обтянутую мокрой от пота майкой.
– Класс! – восхитился я, поудобнее ухватился за взятую на удержание соперницу и предложил подкинуть пару идей за что в спарринге может подержаться она, раз уж моя майка пришла в негодность, а захваты ей проводить надо.
– Ты балбес! Слово происходит из английского языка безо всяких корней, – прошипела Ксюшка, обняла за шею и прижалась. Икры и бедра плотно обвились вокруг моей талии и не успел я порадоваться налаживающимся отношениям, как она сцепила ноги за моей спиной в «замок» и сдавила коленями бока.
Приём считался запрещенным. Я покрутил головой по сторонам, рефери, судьи или кого-либо еще рядом не оказалось и взял на себя смелость напомнить девочке, что так делать нельзя – можно сломать ребра сопернику.
– Ага, щас оформим! – радостно отозвалась та и принялась давить с удвоенной силой.
В её способности сломать мне ребра, я сомневался. Оппонентка кое-что умела, но весовые категории у нас все же очень разные. Было неприятно и даже немного больно. Совсем расстроился. Конечно я мог встать и уйти. Прямо с нею и уйти, избежав опасности. Девчонка сама собой отвалилась бы с меня где-нибудь по дороге к слесарке под действием силы тяжести и собственного веса, но не для того же мы лезли наверх, чтобы вот так бросать все на полпути?
Запрещенные приемы потому и запрещены, что защиты от них нет. Кроме других запрещенных приёмов. Я сделал несколько резких отжиманий вместе со вцепившимся в меня клещом, на обратном ходу стукая прилипалу спиной о твердую сталь. Упругое тело приятно пружинило подо мной. Я добавил амплитуды, проминая крестец агрессивной девки о площадку, та отозвалась болезненным «ааай, ооой, ууухххааа», замок за спиной расцепился и давление на талию ослабло.
Мы повозились, маневрируя и занимая удобные позиции. Девочка поправила прическу и майку, от которой остро пахло потом и адреналином. Я поправил, остатки своей майки, девочку и себя. Она покраснела и ничего не сказала.
– Ты какой-то мутный крендель, – отдохнув, продолжила разговор Ксения. Откуда знаешь про партер? – сделала попытку заговорить мне зубы спарринг-партнерша и крутанула ногами хитрый финт, проведя несколько ударов коленями под ребра. Я приподнялся над ней и прикрыл бока локтями, на что она ответила перекатом через голову.
Прием рисковый, но при удачном исполнении и незаурядной гибкости позволяет выскочить из-под утерявшего бдительность противника.
Перекат я чуть было не проворонил, перехватил и продолжил начатое ею движение, попутно восхитившись её гибкостью, умением высоко задирать ноги и крутить эффектную вертушку.
Ксюша сквозь зубы поблагодарила меня, просветила – вертуха называется «маваси» или «маваши», вгоняет противников в шок и получается у нее классно, так как она худая и с отличной растяжкой.
– Я обескуражен, едва не выхватил и слава богу ты не попала мне по очкам, – честно отметил я.
– Целила в репу и ты, ботан, должен был лечь! – заявила хулиганка.
– Я лёг! – попытался оправдаться я.
– Ты должен был лечь пластом, а не на меня! И вообще, чем ты занят?
Юлить я не стал и сказал прямо – мне нравятся, стройные девушки, мода с дырявыми джинсами странная, но выглядит сексуально, а занятия спортом не пропадают даром и у нее отличная растяжка, которую я пытаюсь улучшить, чем и занят.
– Мне больно! – запротестовала поклонница тхэквондо.
– Когда пинают под ребра мне тоже больно, – парировал я, поэтому и задираю ей колени в порядке самозащиты.
– В придачу к коленям ты задираешь мне джинсы вместе с трусами! – разоблачила мой маневр Ксюха.
– Задираю, – сознался я и помацал её за полуобнаженную задницу, отметив её упругость и гладкость.
Доброе слово и кошке приятно. Девочка зарделась от похвалы, в ответ погладила по заднице меня, похвалила за подтянутость фигуры и отсутствие лишнего жира, но удивилась, когда я успел приспустить свои штаны.
Мои рабочие штаны свободного покроя и снимаются легко, а её джинсы, слов нет, смотрятся неплохо, даже с дырками, но, как она вообще в них влезает, я не понимаю. Напяливать такую тесную одежду, а уж тем более снимать – одно мучение и я уже измучен.
Настоящий мужчина, сказала девка, должен уметь преодолевать трудности, а на мои проблемы ей насрать. Мы наговорились и вошли в плотный клинч.
– Сука, – прохрипела она, проигрывая в силовой борьбе. – Джинсы порвешь. Аааай! Ааай!
Негромко чавкнуло.
– Есть контакт! – объявил я, ослабил нажим, предложил признать свершившийся факт и капитулировать.
Ксюшка сжала бедра. – Быстро вынутое всунутым не считается! – она показала острый красный язычок и извиваясь как змея стала выползать из-под меня.
– Присунутым, – поправил я беглянку в прямом и переносном в смыслах и продолжил начатое.
Чавкнуло еще раз, погромче.
Девчонка ойкнула, дёрнулась и соскочила: – Да то ерунда, всего-то на полшишки втащил, – хохотнула она, уперлась в мою грудь острыми локтями и мы ушли в глухую оборону на занимаемых позициях, а так как вошкались уже довольно долго, запыхались и обоим не помешала бы передышка.
Воспользовавшись затишьем, я рассказал анекдот про двух мужиков, один из которых пытался втащить диван в дверь, а второй наоборот вытащить и предложил объединить наши усилия, чтобы не вышло как в анекдоте. Ксения засмеялась и пропустила обманный маневр. Угловатые лопатки впечатались в жесткий пол и я искренне пожалел, что сейчас не осень, курточка явно тонковата, мягкая фуфайка была бы намного уместнее.
Позиция всегда имеет значение и моя была явно более выигрышной. К быстрой развязке я не спешил и тупо давил массой, процесс сдвинулся с мертвой точки и, выражаясь образно, «диван» постепенно начал проходить в «дверь». Довольный, я расслабился и зевнул обманный маневр. Ксения ловко извернулась, отдернула задницу, в грудь мне уперлись острые коленки, а «диван» покинул завоеванные позиции.
Как человек, склонный к компромиссам, я предложил от соперничества перейти к сотрудничеству, не бросать мебель на полпути, раз мы все же помаленьку ее вносим, а профлист – не татами и если она не прекратит так рьяно сопротивляться в достижении нашей общей цели, то мы точно порвем дыры на её джинсах до совершенно неприличных размеров или что-нибудь сломаем.
– Сдуру можно и хрен сломать, – спошлила грубиянка и засопела, пытаясь занять тактически выигрышное положение.
Я навалился сверху с удвоенной силой и физически почувствовал, как захрустели Ксюшкины позвонки по моей куртке и рифленому листу крановой площадки. Девчонка зашипела от боли и ударила меня головой. Такого финта я совсем не ожидал. «Да что ж это такое, банамать!», мелькнула мысль, захлестнула глухая первобытная злоба и я несколько раз безжалостно приложил об пол извивающееся тело. Девичья головка ударила по площадке. Перила басовито загудели. Профнастил под нами завибрировал. Противница захрипела, обмякла и, говоря образным языком, «диван «уверенно заполнил все пространство тесной «комнаты».
Жертва закатила глаза и я с тревогой подумал, не перегнул ли палку. Палка сама собой сделала несколько размашистых тычков, осваиваясь на занятой территории. Ксюшка застонала, конвульсивно сдавила меня мышцами, обмякла, всхлипнула и открыла глаза. Серо-голубые и большие, машинально отметил я. Красотки из нее не выйдет, но если накрасится и прекратит пинаться, то определенно милая, с изюминкой.
– Отпусти, горло пережал, – хрипло выдавила она.
Я поспешно убрал предплечье с её шеи и стал путано пояснять, что по натуре я человек незлобливый, отходчивый, девочек бить нельзя, а как так получилось, сам не понимаю. Во рту почувствовался металлический привкус крови.
– У тебя губа распухла, – она провела пальцем по моему лицу.
– Ерунда, до свадьбы заживет, – ответил я.
– Ты делаешь предложение или уже женишься на мне?
Она глянула на моё лицо и звонко засмеялась. – Не парься. Вообще-то у меня есть парень, тебе просто повезло, а как так вышло, я не поняла сама.
– Ну ты даешь! – только и смог ответить я. В губе стрельнуло болью, соленый вкус усилился.
– Не хотела, но уже дала.
– Раз дала, значит хотела и не вышло, а вошло, – нашелся наконец я, поправил Ксюшку и вошел поглубже. По подбородку потекло.
– Первая кровь! – девчонка хищно облизнула ярко-алый палец. – Я тебя почти сделала, а завтра точно уработаю!
– На сегодня мы кончили и ты планируешь реванш на завтра? – ответил я ощупывая языком губу.
– Не знаю как ты, а я не кончила! – отозвалась девица и засучила ножками.
На плечо мне упал кед, следом второй.
Я повидал разное, но то ли в силу воспитания, то ли вследствие круга общения с подобным поведением столкнулся впервые. Пока я раздумывал, над классификацией нового для меня опыта, ехидный голосок в голове шепнул подсказку: «Бьет, значит любит». Я удивленно потряс головой. «Без пиздюлей как без пряников», снова выдал указание неизвестный и пропал.
– Вымотал. Тело болит и вся мокрая, – пожаловалась соперница.
– Потная, – поправил я.
– Мокрая, – уточнила девочка. – А ничё так шишка.
Я ощупал её затылок, извиняясь за грубость, стал оправдываться, что крови нет, но шишка, похоже, будет приличная.
– Ты совсем тормоз? – она обняла меня за плечи, обжала мышцами и прогнулась, уплотнив контакт.
Я машинально толкнул в ответ и зачем-то опять открыл рот.
– Заткнись и еби, – обрубила странная крановщица.
Силовое противостояние закончилось, угловатые коленки разъехались в стороны и события перешли в более привычное русло. Я возил девку спиной по неровной как стиральная доска площадке, стараясь не слишком выходить за пределы брошенной на настил курточки, рассматривал свисающие с перил драные джинсы, валявшиеся под ними белые кеды с засунутыми внутрь красными трусиками и моими очками. «… у шкафа месил», прозвучали в голове слова. Интересный термин, суть отражает точно, подумал я и добавил энергии, глубины, разнообразия, самим естеством ощущая как попавшая под замес девка постепенно трансформируется из жилистого комка каменно-твердых мышц в мягкое, податливое, женственное.
Ксюшка помогала мало, мотала головой, шальным расфокусированным взглядом смотрела поверх моего плеча и тяжело дышала. Тяжело дышал и я. Поклонница восточных единоборств с отличной растяжкой елозила ногами, упираясь черными носочками из полупрозрачной ткани в грязную площадку.
Я прихватывал девку под зад, стремясь не допустить наше сползание с относительно чистой курточки, получалось плохо, терял равновесие, тыкался мокрыми ладонями в колкий от крошек ржавчины и окалины профнастил, руки скользили в лужицах пота под её коленками и покрывали девичьи бедра рыжими разводами грязи. Через насквозь мокрую майку я слышал её громко бухающее сердце и пахал как проклятый, втирая общий пот своим животом в её живот. Промелькнула мысль, что на такой работе и сдохнуть недолго.
Дабы окончательно определить кто кого, уложенный на обе лопатки соперник был поставлен на колени. Ксения, не возражала, склонила голову на сложенные крест-накрест руки и клевала носом в пол под особо энергичными толчками. Я, заботясь о чистоте девичьего лица, поддергивал её на себя, стремясь вернуть на вытоптанную поляну, символизируемую смятой грязной курткой, девчонка энергично сдавала задом глухо бухая коленями.
Струйки пота стекали по ложбинкам и позвоночнику вдоль прогиба Ксюшкиной спины, оставляя извилистые дорожки в разводах грязи от моих рук поверх свежих ссадин на крестце оседланной коняжки, неожиданно обретшей второе дыхание. Скачка разгоралась.
Лоскут моей разорванной майки хлестал лохмотьями по загорелым смуглым лопаткам взлягивающей задом спарринг-партнерши и я, как заправский ковбой, пытался удержаться в седле, ощущая низом живота острый копчик, хватаясь за потные бока и шею энергичной девки.
Мою голову овевал легкий ветерок, но над полом площадки стоял полный штиль и пот с нас лил в три ручья.
Все хорошее когда-нибудь кончается. Мы вместе подошли к финишу, я прибавил темп, девка, понукаемая вожжой под хвост, бодрым галопом иноходца простучала коленями по рифленому настилу и ткнулась лбом в жестяную дверцу шкафа «2/2». Дребезжащий звук был похож на удар финального гонга. Я в последний раз пришпорил загнанную лошадку, та всхрапнула, и пала, перебирая ногами в конвульсиях. Я, без сил рухнул рядом. В шкафу щелкнуло и загудело. Кран ожил.
Кран у молодых и неопытных крановщиц был старый. И то ли они не умели толком работать, то ли рвались в передовики производства, но вызовы участились до неприличия, а так как подружки работали по графику два через два, а я – четыре по четыре, то телефон в слесарке звонил каждую смену, бригадир снимал трубку, слушал, кивал и отвечал: «Заявка принята». Потом он смотрел на меня и говорил: «Двадцать вторая».
Точный счет я никогда не вел, не мой стиль, но задумался, что если бы вел, то получается та двадцать вторая первая, а эта двадцать вторая вторая и как тогда вести нумерацию или считать через дробь и завис.
«Двадать вторая», съехидничал противный голосок в моей голове.
– Двадцать вторая, – повторил Брек и строго посмотрел на меня.
Работать по профессии мне было совершенно некогда. Мудрый бригадир все понимал.
– Работа есть работа и ты можешь не торопиться назад, мы ж как-то обходились без тебя раньше, – ответил он на мои неуклюжие попытки объяснить причину частых поломок оборудования. И добавил, что когда-то он обходился без Широкого, вообще не возвращавшегося с холодного склада, а далее заметил, были времена, когда никакого холодного склада не было и в помине, а бригадирша, именуемая просто Нинкой, работала на мостовом кране в старом производственном корпусе, давно снесенном и её жопа неплохо умещалась не только на подоконнике. Я новыми глазами посмотрел на бригадира.
– Иди, работай, салага! – говорил опытный наставник и я отправлялся в путь, все увереннее находя хорошо спрятанную бендежку.
– Василич пришел! – приветствовала меня бригадирша с огромной задницей.
– Василич! – подтверждал я. Старые тетки на диване синхронно кивали, улыбались и приглашали испить чай. Бригадирша-Нинка травила похабные анекдоты и занятные истории, из которых следовало, что двадцать второй кран капризничал испокон веков и сдуру можно сломать не только кран, но и диван, принесенный в бендежку с какой-то помойки Широким, еще во времена когда он был поуже, часто заходил на склад, ремонтировал кран, чинил диван и сам же его и расшатывал. Старые тетки смущались и подливали мне чай.
– Саша, у меня опять сломался кран, – говорила Танечка, подсаживаясь рядом.
– Пойдем, поищем контакт? – предлагал я, перебирая под столом рюшечки на её платье, девочка в рабочих ботинках в знак согласия кивала головкой и трясла светлыми кудряшками.
– У тебя опять сломался кран? – спрашивал я и стриженая под мальчика хулиганка в драных джинсах тыкала меня под ребра твердым кулачком и грубо отвечала: – Чё расселся, пошли искать контакт!
Старые тетки на диване понимающе улыбалась.
Я брал ключ-бирку и расписывался в Журнале. По длинным крутым лестничным маршам, играя булочками и ямочками, Танюшка не спеша поднималась к капризному шкафу. Я следовал за крановщицей, перебирая в руках инструмент и на ходу дожевывая очередной пирожок, не на шутку опасался за свою талию.
Ксюшка напротив неслась вверх через две ступеньки, сверкая острыми коленками с поджившими ссадинами, а я едва поспевал за ней, спешно вспоминая технику безопасности, без которой недолго что-нибудь сломать сдуру.
У шкафа мы искали контакт.
Я вкалывал как проклятый, но был молод, энергичен, на судьбу не жаловался, с энтузиазмом пахал за двоих и, проверяя контакт еще и еще раз думал, какая же замечательная у меня работа.
В изношенность крана «2/2» верили не все. Однажды, под вечер в наше логово заглянули два бритых «под ноль» и явно чем-то расстроенных молодых человека. Парни хотели поговорить со мной. Я иногда перерабатывал и сильно уставал, поэтому спал сидя в углу, надвинув на лоб каску.
Спал я крепко и поговорить с хмурыми парнями вышел Брек. Бригадир подробно объяснял ситуацию, говорил, что так само собой вышло, пожимал плечами, разводил руками, сокрушенно всплескивал ими и вздыхал. Парни слушали, мрачнели все больше и больше. Вышел Широкий и разговор приобрел интонационное разнообразие и готов был вот-вот обрасти новыми аргументами. Опытный начальник разрядил ситуацию, сославшись на обстоятельства непреодолимой силы, мое странное понимание должностных обязанностей и субординации, в которой он путается сам, а им в эту тему лучше вообще не соваться. Прозвучало слово «Уралбанда». Ребята совсем расстроились и ушли.
Девчата тоже ушли в другую смену. Широкому бригадир сделал замечание, что он совсем перестал следить за подшефом и в результате отдуваться приходится мне, а мне сказал, что я паренек работящий, но со следующими гопниками буду общаться сам.
Так, во время второго захода на завод, окончательно сформировался мой собственный рабочий стиль.
Я понял – кадры решают все и надо уметь находить коллектив. Не всякие рабочие контакты одинаково полезны, а некоторые даже опасны. Рутинная работа вредна и бесперспективна. Нестандартный подход и трудолюбие ценятся, но все же не стоит слишком перегибать палку. Обучался я хорошо, но чувство меры в труде иногда терял. Я был альтруистом и стремился помочь всем желающим.
Сфера Отрицания так и осталась со мной. Если я менял работу, она тускнела и становилась тоньше, но затем быстро набирала прежнюю прочность. Защищенный ею, я уверенно плыл по жизни.
Молодого энергичного специалиста впереди ждало непаханое поле работы.
Я еду на завод. Это уже моя четвертая «ходка» в недра стального гиганта.
Между второй и третьей, которую я опущу, иначе так никогда и не дойду до сути, ради коей и написана книга, был довольно необычный период в моей жизни. Длинная история не на сейчас, упомяну о ней вкратце далее, в более уместном контексте.
Из слесарей я ушел – наступило время дипломирования. К заслуженным красным корочкам прилагалась шикарная альтернатива – вернуться на завод или пойти в армию. Причем одно другого не исключало и можно было покрыжить сразу оба варианта в любой последовательности. Страна наша, как известно, мирная, а потому служить должны все ибо враг не дремлет, на укрепление обороноспособности не жалели ничего, в том числе и едва обученные инженерные кадры, с горем пополам окончившие кафедру военной подготовки при сугубо гражданском вузе.
Военком сделал щедрый жест авансом, удивительным образом пропустив звание и на мои виртуальные погоны на совершенно гражданском пиджаке упали по две звезды – лейтенант готов.
Служить я не хотел – и так всем известно – Красная Армия всех сильней – зачем же тогда там нужен я? На завод я тоже не хотел, так как белая каска у меня уже была и без диплома, а носить с красным дипломом красную было бы нелогично.
Я остался в институте. Но это совершенно другая и длинная история. Расскажу позже, пусть помощь и польза, которую я принес науке, до поры останется тайной.
Военком удивился такому выкрутасу и, подумав для приличия пару лет, добавил мне еще одну звезду, произведя в старлеи. Но к тому времени судьба снова сделала крутой поворот, я ушел из института и, через некоторое время опять попал на Завод. Да, где-то все дороги ведут в Рим, у нас они вели на Завод.
Настырный вояка напомнил о себе через несколько лет. Меня вызвали в военно-учетный отдел и под роспись вручили вкладыш в военный билет. Армия определенно страстно желала меня. К трем маленьким звездам добавили еще одну. Я сильно удивился, так как даже не подозревал, что так можно. Удивились некоторые мои, уже отслужившие, но так и оставшиеся с двумя маленькими звездами, друзья.
– Что ж такое, как же так? – говорили они. – У нас маленькие и две, а у тебя целых четыре. Того и гляди поменяют на одну большую.
Я насторожился и перестал брать повестки. С военкомата звонили, потом приходили, кидали всякий мусор в почтовый ящик. Со временем обо мне забыли, хотя я до сих пор с некоторой тревогой читаю очередные указы Президента о перестановках в рядах высшего армейского командования. Мало ли до чего там военком додумался.
Точка.
