Два шалуна

Клаксон прогудел еще раз.

– Ну, Саня, бывай, – повторил Пётр, не поминай лихом и если что, я ни в чём не виноват, ты свидетель!

Приятель развернулся и тронулся к машине.

– Я – свидетель? Ты о чём? – построение фразы мне не понравилось. – Свидетель чего?

Пётр остановился и вместо ответа сложил из пальцев «козу»: – Я не убийца!

– Тьфу-ты, – сплюнул я. – Для меня ты был и останешься Петькой из детства, вот только не надо делать мозги, я тоже кое о каких твоих подвигах наслышан.

– Бля буду, не виноват, ты только что сам всё видел!

– Только что я видел девчачьи фигушки в твоём исполнении! – встрял я в перепалку. – Ты их на тёрках-разборках демонстрировал?

– Всё работает взаправду, – приятель упрямо посмотрел на меня исподлобья.

– Ага-ага, – едко проговорил я, – покажи-ка еще раз и помедленнее, тоже попробую.

– Ах так? – задиристо вскинулся он.

В Петькиных глазах мелькнул мальчишеский бесшабашный азарт, он преобразился: – Ну смотри!

Приятель согнул ладонь правой руки так, будто держал в ней какой-то невидимый предмет, левой исполнил замысловатую комбинацию неуловимо стремительных движений и рывками начал поднимать руку. В неправильности, угловатости движений было что-то завораживающее. В голове шумнуло.

– Какое ребячество, – с укоризной пробормотал мне прямо в ухо уже знакомый густой бас.

Петр между тем, вскинул предплечье, прицелился вдоль оживленной дороги и звучно впечатал открытую ладонь левой руки в запястье правой. Я покосился на него, ну как ребёнок, ей богу, сейчас еще скажет «пиф-паф» … и тут же с недоумением посмотрел на свой, вытянутый «пистолетом» в том же направлении указательный палец с прижатым к нему средним. Тьфу-ты, опять этот балбес втравил меня в какое-то дурачество, мда, неудобно получилось, надеюсь никто не заметил, пронеслись мысли.

Тихо, потом громче и громче завыла сирена, в ушах раздался басовитый гул, напоминающий рокот моря, по глазам ударила серия ярких оранжево-белых вспышек, волосы на затылке мгновенно наэлектризовались и поднялись дыбом, земля под ногами качнулась, я физически почувствовал, как скакнуло давление, верный признак выброса адреналина, в глазах помутилось.

– Вот так это и работает, – пробился откуда-то издалека голос Петра.

Ба-а-бах, донеслось сквозь усиливающийся шум в ушах, раздался удар, перешедший в грохот и скрежет, по глазам ударила новая серия вспышек, звук сирены стал монотонным, барабанные перепонки громко щелкнули, отозвавшись резкой болью:

– Добаловался! – ахнул «бас». – Вашу мать, в мою смену … Это же не пушки-хлопушки и бутафория какая, а боевое! Надо немедленно разыскать руководство и доложиться! Ничего не трогайте …, – прошумел в ушах голос. В голове громко бухнуло.

Какофония звуков, перекрываемая воем сирены, слилась в неразличимую кашу. Я снял очки, не спеша протёр их, водрузил на нос, пелена перед глазами прояснилась

Около меня, глупо открыв рот, стоял Петька и таращился на дорогу. Поперёк дороги раскорячился обляпанный грязью и заледеневшим снегом трактор «Беларус» с запотевшей по самую крышу кабиной, на которой с противным воем крутился оранжевый проблесковый маячок.

Навесной скребок на передке трактора глубоко врезался в сугроб перед Петькиной машиной, за трактором проступала чёрными пятнами проскобленного асфальта полоса вспаханного снега вперемежку со льдом.

Сам трактор перегораживал ближнюю полосу движения, следом за ним стоял старый колёсный прицеп на вывернутой под углом жесткой сцепке и закрывал большую часть второй полосы. С другой стороны, почти впритык к заднему бамперу джипа притиснулся желтый «Москвич».

– Ну ёб-твою-мать, Колян, – из прицепа выбрались двое работяг в ватных штанах и грязных оранжевых жилетах, поверх еще более грязных телогреек. – Ты нас чуть не угробил, мудила! – зычно подхватила выпавшая следом тетка средних лет, в обрезанных валенках, зимних гамашах, иначе говоря толстых колготках с начесом из флиса и синем стёганом ватнике с едва различимой на спине вылинявшей надписью «Водоканал». Она поправила ушанку, из-под которой свисали сожжённые перекисью водорода, бело-желтые ломкие пряди и с ненавистью сплюнула в сторону кабины.

– Колян, ..ять выруби эту еб..ую х..ту! – хрипло заорал один из работяг, краснорожий бугай, демонстрируя собирающимся зрителям в распахнутом вороте телогрейки толстые вены на красной бычьей шее и верхнюю часть груди с синими татуировками. – Слышь, ты, сходи проверь, он там вообще живой? – скомандовал он мужичку постарше – приземистому пожилому алкоголику с унылым обрюзгшим лицом.

– Да пошло оно ..се на х..й в п…ду, – отреагировал тот, заглушаемый воплями сирены, но, тем не менее, двинулся к трактору и, придерживая рукой надетую поверх ушанки чёрную ободранную каску, начал карабкаться по ступенькам к кабине.

В этот момент проблесковый маячок на крыше трактора последний раз испустил оранжевый луч света, следом умолкли монотонные завывания.

В наступившей тишине негромко загудел привод стеклоподъемника, окно в пассажирском салоне джипа, приоткрылось, за тонированным стеклом показалась часть прикрытого прядью волос обнаженного плеча: – Доигрался? – прошипел девичий голос. – Ну-ка иди сюда!

Петр вприсядку на полусогнутых, как побитая собака, метнулся к машине.

Тем временем дверь кабины распахнулась, едва не получивший ею по морде тщедушный пожилой работяга неуклюже соскочил с подножки. С его головы слетела каска вместе с шапкой и укатилась под трактор.

Из кабины выбрался тракторист, тощий, долговязый парень с короткой стрижкой на маленькой голове с низеньким лбом и не обезображенным интеллектом лицом. Каски и шапки у дегенерата не было, зато на правой стороне лба виднелась здоровенная шишка, которая как живая надувалась, меняла форму и сползала вниз, постепенно наплывая на глаз.

Оставшимся глазом он дико заозирался вокруг, на миг тормознул взглядом на мне, открыл рот и через дырку на месте двух отсутствующих передних зубов, разбрызгивая слюни, прошепелявил: – Фо фля!

Ряды случайных зевак быстро густели, на дороге образовывалась пробка, машины с двух первых рядов, сигналя и маневрируя, пытались протискиваться третьим рядом между тракторным прицепом и оставшимися от расчистки трамвайных путей сугробами. В «Москвиче», стоящем по другую сторону впритык к Петькиной машине, на водительском месте интеллигентного вида пожилой мужчина ошарашенно хлопал глазами и пытался одновременно одной рукой открыть дверцу, стукая ею в бампер джипа, а другой нашаривал слетевшие очки, болтавшиеся на шнурке поверх толстого вязаного свитера.

Петька отпрянул от машины и быстро шагнул ко мне, окно иномарки тут же закрылось.

– Ты же видел, да?! – выкрикнул он дрожащим от восторга голосом, воровато оглянулся, прикрыл рот ладонью и шепотом, понизив голос, доложился мне на ухо. – Всё работает! У меня получилось! Вид делает будто злющая, … сама довольнехонька, я почувствовал … теперь она меня точно не выкинет …

Я стоял и вполуха слушал приятеля, наблюдая как работяги осматривали дорогу, заглядывали под трактор, доносились обрывки разговора: «… баран, какого хера, на полном ходу нож опустил …» … «не пиз…, не трогал я …» … «а я вам точно говорю рулевая лопнула» … «Да не бухал я, бля буду!». Из толпы раздались выкрики и советы зрителей.

Водитель «Москвича» неуклюже выбрался через пассажирское сиденье, привалился к багажнику своей колымаги и вытряхивал на трясущуюся ладонь из маленькой баночки таблетки.

– … Гуляй, не простынешь! – пробился сквозь бедлам голос приятеля.

– Ты о чем? – спросил я. – Куда гуляй, кто гуляй?

– Я гуляй! И ты тоже! Пошли отсюда, – он потащил меня за рукав. Я сделал десяток шагов вслед за приятелем, гомон голосов отдалился. Мы встали в отдалении укрывшись за павильончиком автобусной остановки, наблюдали растущую толпу, кто-то снова включил мигалку на крыше трактора, окрестности расцветились оранжевыми вспышками.

– Виноват водитель легкового автомобиля, – донесся голос со стороны толкучки. – Спецтехника имеет приоритет проезда! – уверенно продолжил говоривший.

– Зашибись! Трактор скребком врубился и его занесло! – с восторгом заорал бойкий сорванец и тут же спрятался в шайке себе подобных вездесущих мальчишек, уже сновавших вокруг места происшествия.

– Я фыталфя укфониться, – отчаянно выдавил голос, вероятно принадлежавший трактористу.

– Надо немедленно доложить руководству! – начальственным баритоном начал тираду солидный мужчина в пальто и с портфелем.

– Заткнись, умник, оборвал его красношеий бугай. – А ты, чертила, хули? Я тебе сейчас еще плюху кину …

– Это не я! – слабо донеслось в ответ.

Голоса слились в неразличимую тарабарщину.

…..

– Как же ты теперь уедешь из города? – спросил я, оглядев пробку и толпу народа, обступившую машины.

– … Гуляй, Петя и переждать велела.

– Переждать? Да сейчас милиция явится!

– Ну и что, я же не в розыске, – заверил приятель. – И транспорт тоже. Гаишники нарисуются, даже если они номера в Протокол перепишут, пока до дежурной части доберутся да их сверят, я уже отчалю. Но час постоять придется, так даже лучше, если какой шухер, ментов впрягать не будут, сами по улицам прошвырнутся, а с дороги меня не видно, трактор и прицеп обзор перекрывают, – добавил Пётр совсем успокаиваясь.

– А с ней что? – мотнул я головой в сторону машины.

– На ходу, повреждения есть, но мне пофиг.

– Я про Алису.

– На пассажирских спать завалилась, сиденья разложила, шубой укуталась.

– Когда вокруг такое разве уснуть можно? – я указал пальцем на сутолоку и описал пару кругов над головой, изображая работу тракторной мигалки.

– Отдыхает. Обычно она так делает, если что-то важное намечается или уже случилось. Сегодня итоги подбивал, хвосты подчистил, вчера кое-что доделывал, наверное еще замесы будут, а до этого она меня шпилила, – Петька изобразил было руками неприличный жест, на середине прервался и убрал руки за спину, – теперь отсыпается.

– Как одно связано с другим? – с неприязнью спросил я, почувствовал острый укол ревности и с удивлением прислушался к себе.

– За мной присматривала, а это энергозатратно. Дрючит, чтобы в башке пусто было и не сопротивлялся, вытрахивает и волю вытряхивает. Она вся и так вымоталась, а сегодня еще зачем-то на эти дурацкие танцульки в театр попёрлась.

Комментировать я не стал, задавать вопросы тоже.

– Знаешь, Саня, спасибо за всё, я тебе и так натрепал лишнего, в общем …

– Гуляй, Саня? – докончил я. – И ты бывай, если что, не поминай лихом, и она тоже, – кивнул я головой в сторону джипа.

Петька кивнул в ответ и тоже посмотрел на машину.

Внезапно глаза его округлились.

– У неё багажник открыт, – осипшим от ужаса голосом выдохнул он.

Мы не сговариваясь сдали назад и украдкой выглянули из-за остановки. Под здоровенной приоткрытой дверью багажного отсека виднелась щель шириной в ладонь, сама дверь упиралась в среднюю стойку «Москвича», блокируя выход из салона.

– Замок от удара открылся, «Москвича» отбуксируют и багажник распахнется!

– И в чём проблема?

– Она автомат из салона на заднюю полку переложила!

Я почувствовал, как волосы на голове зашевелились. Гвалт в районе места происшествия усилился.

– «Калаш» уже наверняка заметили!

– Нет! Тачка в ноль затонирована, в пассажирском салоне ничего не видно, даже если к стеклу прижаться! Ну почти.

– Дура! Пусть уберёт немедленно!

– Ёксель-моксель, как она догадается?

– Так пойди и скажи!

– Ты что, с дуба рухнул? Если я туда сунусь, во мне признают водителя, придется дожидаться гайцов иначе подозрительно, начнут оформлять документы, составлять Протокол, попросят открыть машину для осмотра!

– Просто закрой багажник и уйди, как ни в чем не бывало.

– Шурик, ну ты чудак, это же иномарка, ты хоть представляешь, сколько она стоит? На бампере вмятина, багажник открыт, а тут я с моей-то рожей, да там все вокруг пересрутся. И как после этого уйти в закат? Подозрительно.

– А тебе не похер?

– Саня, стоит спалиться и кранты! Милицию вызовут, начнут выяснять, Алиску обнаружат …, языком раз другой ляпнут, её зацепят, она вскинется …. Она…! Она … ты же чуешь, какая она горячая? Сорвется, взорвется… Шурик, она людей погубит, демаскируется и хана!

– Демаскируется? Петя, ты о чем?

– Я расскажу, после, только сделай что-нибудь, ты же можешь!

– Например?

– Сходи и закрой багажник!

– Друг, а ты ухи не переел? Как ты себе это представляешь?

– Просто, ну как-нибудь, подойди и закрой.

– Ага, а значит во мне водителя не признают?

– Ну ёп-та, у тебя же на лбу десять классов, институт и аспирантура нарисованы! Откуда у тебя деньги на такой аппарат? У тебя даже прав нет!

– Факт, – зло ответил я. – Тебе надо ты и закрывай, по праву владельца.

– Саня, просто сделай, ради неё!

Лицо Петра приобрело молящее выражение: – Это и тебя касается!

– Меня? Каким боком?

– Ты автомат без рукавицы хапнул, на рожке остались отпечатки!

– Ну…! Ну…! Блин, ну ты даешь! – от возмущения растерялся я.

– Ты же уже согласился, да? Я всё-всё-всё объясню, обещаю!

Петька просительно заглянул мне в глаза и поспешно выудил из кармана куртки ключи с украшенным фирменной эмблемой брелоком.

– Объяснит он всё, – пробурчал я, – ты и так уже столько наплел, голова пухнет.

– Как захлопнешь сюда нажмешь, всё заблокируется, – он ткнул в большую красную кнопку, та отзывчиво мигнула красным огоньком.

– … да тфезфый я, не пил ни ..я! – сквозь общий шум долетели обрывки фразы.

– … ули ты …здишь, посмотри на выхлоп, кабина запотела под самую крышу!

– Виноват водитель трактора, – подали голос от зрителей.

Я не торопясь протискивался сквозь обступившую место ДТП толпу, собирался с духом, мысленно разрабатывал план действий, краем уха слушал раздававшиеся со всех сторон сбивчивые выкрики.

– … и прицелился! Говорю, он что-то в ней держал!

– Я вообще никого не заметил.

– Было дфа стфелка, оба с пифтолетами! Я фвоими глафами фидел! – выкрикнул долговязый тракторист, прижимавший к наливающемуся фингалу ком снега вперемешку с ледяной крошкой.

– Да-да, настоящее оружие, как в боевиках, поддержала стоявшая спиной ко мне водоканальная баба во флисовых гамашах.

Я продвинулся на шаг ближе и с интересом перечитал замеченную ранее облупившуюся надпись «Водоканал» на её фуфайке, с которой какой-то остряк отскоблил лишние буквы.

– Да что вы оба пиздите, – протрубил бугай. – Был пацан, один, он «Москвича» с такси перепутал, «голосовал», поэтому руку поднял!

– Нет! Он наган выхватил, прямо в меня прицелился! Я голову отдернул, об рацию ударился, вот, посмотрите! – обращаясь ко всем разом, заорал водитель «Беларуса» да так отчаянно, что аж перестал шепелявить, отнял руку от лица и вместо доказательства продемонстрировал заинтересованной общественности синяк, та сочувственно зацокала языками.

– Ты коленом рычаг зацепил, поэтому скребок ёбнулся, ты носом клюнул и ударился об стойку, – произнес молчавший до этого пожилой рабочий. В одной руке он держал каску, в другой – шапку, которой тут же вытер покрасневшую от холода лысину.

– Отвал выставлен вправо и трактор пошел юзом вправо, вот сюда, тракториста качнуло влево, где мы и видим гематому, – с видом эксперта подтвердил дядька в поеденной молью пыжиковой шапке. Задние ряды зрителей поднялись на цыпочки, силясь рассмотреть подробности.

– Водитель трактора не справился с управлением, что и послужило причиной ДТП, – подвёл итог гражданин в пыжиковой шапке.

– Да чефо фы, чефо фы? – взвился рыжий тракторист с фингалом и тут же перевёл стрелки. – Меня подфезал «Мофквич»! Чтобы избефать фтолкнофения, я принял флефо и задел фычаг опуфкания отфала!

– Виноват шофер легкового автомобиля, который не уступил дорогу спецтехнике. А если бы это была «скорая» или «пожарка»? – безапелляционно заявил начальственный мужчина с портфелем.

– Я пытался объехать припаркованную машину, – просипел несчастный пожилой водитель и снова полез за таблетками.

– «Москвич» не при делах, тут парковка запрещена! – сквозь общий гвалт прорезался голос из толпы зрителей.

– Виноват водитель иномарки, который нарушил правила парковки и создал помехи движению спецтехники. А если бы это была «скорая» или «пожарка»? – опять выступил начальственный мужчина с портфелем. – Где водитель джипа? С него и надо взыскать убытки!

– Ты, что-ли, взыскивать будешь, чепушила? – наехал на портфеленосца хорошо поддатый мужик лет тридцати, громко рыгнул, отхлебнул из зажатой в руке, уже наполовину пустой бутылки, тут же сморщился и занюхал пойло рукавом своего засаленного пальто.

Почуяв намечающийся конфликт, вокруг радостно загалдели.

– У иномарки на бампере вмятина и открыт багажник. Вы хоть представляете сколько стоит эта машина? – подал голос кто-то.

– У… торгаши проклятущие, страну распродали-порастащили, Сталина на вас нет, ироды, – грозно взмахнув клюкой, прошамкала стоявшая предо мной бабка и тут же, ввинтившись в толпу, исчезла. Я сделал шаг вперед, передвинувшись на её место.

– Окстись, старая, какие суканах торгаши, – возразил пузатый мужик в расстегнутой дублёнке. – На «японце» новые кованые диски и шипованная финская резина для бездорожья. Одни колеса по цене как новая «шестерка», на таких тачках только «братки» ездят.

– Наверняка это они и были, у машины стояли, я видел! – выкрикнули из толпы.

– Точно! Люди в натуре конкретные, кто виноват выяснять не станут, за каждую царапину шкуру спустят, всех в жопу вы…, – поддержал чей-то голос, заглушенный детскими криками.

– В….анал, в….анал! – радостно голосили не по годам информированные мальчишки, радостно указывая пальцами на остатки фирменного лейбла на спине фуфайки водоканальной тётки.

Вокруг поднялся гомон.

– Это наши кенты, мы с ними корешимся! – перекрывая шум, заорал какой-то подросток. – Я их в лицо знаю!

Спина тут же покрылась липким потом, гася волну поднимавшейся паники я всмотрелся в мелкие крысиные черты совершенно незнакомого заморыша лет четырнадцати.

– Их трое! Это рэкетиры! Они в нашей шараге масть держат, младший со мной в одной группе учится! Братва козырная, им разбираться впадлу, всем сраки на британский флаг порвут! – ломающимся подростковым голосом поддержал его сопляк постарше с усеянной угрями рожей, которую я точно видел первый раз в жизни.

– Атас! – выкрикнул третий гопник и набившая дешевый авторитет мнимым знакомством с преступным миром, шайка испарилась, вместе с нею вполовину поредели шеренги зрителей.

Воспользовавшись случаем я пробился в первые ряды.

…

– … их двое было. Один целился, второй его прикрывал. Потом они вон туда побежали, – подала голос женщина и авоськой, из которой торчали скрюченные синие лапы завернутой в рыхлый упаковочный картон курицы, махнула в сторону остановки.

– И я видела, двое у джипа стояли! – поддержала её соседка, такая же замученная жизнью тетка в тяжелом драповом пальто и большой хозяйственной сумкой. – Один высокий, крепкий, а второй … а второй, второй, – взгляд бабы заметался по обступившим зрителям, был в очках! Да, вот на этого похож!

Она указала пальцем на меня. Все до единого зрители повернулись в мою сторону и, затаив дыхание, ожидали ответ.

Я повторно покрылся холодным потом и, с деланным безразличием разведя руками, уверил: – Я не бандит и даже не водитель.

Внимание присутствующих переключилось на непосредственных участников аварии, продолживших прерванный было спор на тему кто виноват и что делать, я же продвинулся в сторону и оказался непосредственно рядом со злополучным багажником, около которого уже крутился какой-то мелкий гадёныш.

– Позырь, зыко получилось, да? – радостно выкрикнул малец, обращаясь ко мне и показал на приличную вмятину и отлетевшую краску на бампере иномарки.

Я воспользовался приглашением и сделал еще шаг вперед, остановившись в метре от багажника.

Ободренный шкет тут же извернулся и припал глазом к щели, тщась заглянуть под крышку.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, слыхал поговорочку? А ну брысь! – пугнул я. Сорванец умчался.

– А мне голову точно оторвут, – донесся едва слышный голос.

Ищущий сочувствия владелец «Москвича» вытряс из пузырька на дрожащую ладонь штук пять таблеток и, перехватив мой взгляд, мотнул головой: – Господи, хоть бы скорее милиция приехала.

Опечаленный мужик поправил очки и заглотил таблетки.

– Вы хоть представляете, сколько эта машина стоит?

– Без понятия, – честно ответил я.

– У меня есть заводские акции и мавродиевские билеты «МММ», купил когда-то за ваучеры, но разве этого хватит? Может быть придется продать единственную квартиру... Что я скажу жене? – несчастный автолюбитель непроизвольно тронул свой уютный вязаный свитер. – Вы только посмотрите, – он указал на вмятину и тусклым голосом продолжил, – владелец этого так не оставит.

– Ему по барабану, – уверил я. – Милиции скажете, мол так и было.

– А с багажником что? Он открыт!

– Ну так закройте.

Интеллигентный мужчина поправил на переносице очки и с надеждой посмотрел на меня.

– Всё образуется, – я ободряюще кивнул и тоже тронул очки.

Дядька зажмурился и с отчаянной решимостью прихлопнул крышку багажника. В кармане куртки я нажал на кнопку брелока, джип громко пикнул и дважды мигнул «габаритами».

Под испуганные крики «сигналка сработала, ты зачем её трогал?», «оно так и было», «в милиции разберутся», я ретировался за людские спины и покинул место происшествия.

– Будешь должен как земля колхозу, – уверил я, отдавая ключи Петьке.

– Так долго, я весь извелся!

– Ну так сходил бы и поторопил!

Приятель нервно хохотнул.

– Что они там орут? – он с любопытством вытянул шею и попытался выглянуть из-за угла павильона.

– Бандитов ищут, которые без мозгов!

Я затащил его обратно под прикрытие остановки.

– Как прошло?

– Нормально, с багажником порядок, машину запер. Вдруг ей понадобится выйти или замёрзнет?

– Не, шуба тёплая и она реально истощена, спать будет, сама не покажется. Алиска вспыльчивая, спору нет, но не дура, если её не злить в конфликты ввязываться не станет.

– Да, кстати, про споры, народ врёт как дышит, однако некоторые свидетели утверждают, будто у нас «пушки» видели. Настоящие! А не вот это.

Я сложил из пальцев «пистолетик» и ткнул им в Петьку.

– Не надо так, – он мягко отвел мою руку в сторону. – Как Ольга и предупреждала, настоящее оружие мало у кого имеется, но если делать вид, что все взаправду, то работать будет не хуже всамделишного! И ты сам так сказал.

– Я, когда?!?

– Да вот только что до всего этого, что-то про хлопушки и бутафорию, я недопонял. У неё боевое, поэтому сестра ей всё запрещает!

– Бляха-муха, Петька! Ты сейчас о чём?

– Об этом и об этом! – он сложил из пальцев «козу», потом в «пистолетик» и снова попытался выглянуть из-за остановки.

– Слышь, прекрати еблом торговать, нас заметят, – нагрубил я.

– Да я …, слышь, Шурик, сделай еще одно доброе дело.

– Что, опять? Ты со мной до пенсии не рассчитаешься! Ну?

– Купи сигареты, кончились, курить хочется, уши пухнут. У меня деньги в машине.

– Ну ты даёшь! Я, студент, должен тебе, новому русскому, курево покупать?

– Не прибедняйся, ты не бедствуешь, «Стюардессу». Две пачки.

– Огласите весь список. Может быть заодно взять новую меховую шубу, эта испачкалась или зимнюю резину? Финская шиповка для бездорожья как наша «шестерка» стоит.

– Подъёбываешь? Вид делал, будто в тачках не разбираешься, а сам в ценах шаришь. Про шубу у Ольги надо было спрашивать и с резиной её инициатива, я бы не заморачивался, на лысой ездил.

– Давай-давай, вали на девку, еще скажи сама выбрала.

– По осени едва снег выпал вызвала, велела колёса поменять, для безопасности, вдруг дорога дальняя выпадет, как в воду глядела. Я в автотранспортный заехал …

– Куда?!

– Предприятие по перевозкам под нами работает, зашел, ключи кинул, сказал надо переобуться в зимнее. На следующий день не готово, завгар прибежал, потом начальник цеха, за неудобства извиняются, суетятся, нервничают, смешные. Я в диспетчерской дежурную колымагу в пользование взял, «Волга», у бати такая же была, после этой, – он кивнул в сторону джипа, – капец ведро с болтами, к хорошему быстро привыкаешь. Шиповки подходящей в городе не оказалось, гонца посылали, поэтому долго. Про диски когда забирал спросил, зачем эта блестящая хуета, опять завгар с начальством прибежали, рассыпались мелким бесом, заставлять переделывать не стал.

– Чем тебя не устроили новые? Хромированные, ржаветь не будут.

– Кованина хрупкая, дороги-то у нас сам видишь какие, на хорошей колдобине без колеса остаться – раз плюнуть. Им сказали сделать по максимуму, они и влепили «дорого-богато», на кой хрен нужны блестящие, тоже мне, нашли сороку-ворону, жополизы. Ну так что?

– Что что?

– Курево.

– Какое?

– «Стюардесса» в мягкой пачке. Синяя. Две.

Приятель курил, я смотрел на поток спешащих мимо людей и тоненький ручеек объезжавших пробку машин. Он глубоко затянулся, загасил «бычок» о стальную стенку автобусной остановки и отщелкнул его в стоящую неподалеку урну.

– Давай, рассказывай, во что я тут ввязался, обещал «всё-всё-всё» объяснить, я тебя за язык не тянул, – напомнил я.

– Саня, в двух словах не получится, это надолго.

– А я никуда не тороплюсь, дождусь милиции.

– Милиции быть не должно, гайцы приедут, это же ДТП, а не место преступления.

– Менты, гайцы, один хрен и мне не нравится вот эта мутня с оружием.

– Когда случается всякое …, – приятель сделал паузу и неопределенно пошевелил пальцами, – эдакое … людям видится разное, непонятное. На самом деле нет ничего, так что не ссы.

– На всякое такое эдакое, – пошевелил в ответ пальцами я, – насрать, я в мистику не верю, но в багажнике лежит настоящий «калаш» и если тебя повяжут …

– Саня, бля буду не выдам!

– Во-во, даже и не думай, но на рожке остались мои отпечатки, «пальчики» у меня не снимали, значит в картотеке их нет, но на будущее я должен быть в курсе!

– И что ты сделаешь? Могу подкинуть пару мыслишек, сожги подушечки кислотой или сразу отруби руку! Для безопасности! Так все делают, я видосик смотрел!

Петька весело подмигнул и опять полез за сигаретами, я в ответ засмеялся.

– Хватит курить, здоровью вредить. Оклемался, давай уже, рассказывай про вашу семейку.

– И то верно, – он убрал пачку. – Что ты вообще о них знаешь?

– Э… тут как сказать, в театр прикомандировали от института, я занимался ремонтом, различными делами по хозяйственно части, об этом ты и так в курсе, общались мало, больше по делу, если бы не чаепитие на Рождество, считай и не говорили вовсе. Изольда Генриховна байки травила, на гитаре играла, угощала сладостями, Ольга почти всё время молчала, она тихоня и, на мой взгляд, слишком серьезная. Пожалуй всё.

Петька покосился: – Мне показалось, Алиса знает тебя гораздо лучше и ближе. Упоминала …

– Хм… Да я, считай, и не знаю её вовсе! – отмахнулся я. – Виделись мы только в театре, по галерке скакала, еще совсем ребенком, шкодничала, везде совала нос, рожи корчила, дразнилась, лезла на рампу, выбесила, получила поджопник…

Я сделал паузу и продолжил

– … позже вокруг крутилась, ластилась, попыталась залезть на колени, довыпендривалась … короче, я ж не железный, в гримёрке её отшлепал, но она сама напросилась и всё получилось само собой, я не виноват. Как-то так …, – закончил я сваливать всё в кучу и мысленно похвалив себя за изворотливость.

Почти ж не соврал, а кому они нужны, ничего не значащие подробности. Отшлёпал и точка.

– Что-то ты тут и не договариваешь, – с подозрением пробурчал Петька. – Или вы вместе врёте. Вечно у тебя всё само собой, а ты не виноват.

– Знаешь, тут такое дело, – попытался я развеять сомнения приятеля, – мне про их семейку позже порассказал один чудаковатый старик, но там … половину понять невозможно, а остальное …

– Про Море, – докончил Пётр. – Поэтому ты меня выслушал, за ебанутого сразу не посчитал.

– Да. Старик был явно не в себе, но вот после этого, – я кивнул на пробку, растянувшуюся по дороге, – я ни в чем не уверен.

– И много он тебе поведал?

– Прилично. Там какая-то лютая смесь из реальности и вымысла. Изольду Генриховну он знал еще до войны и это, скорее всего, правда, про Ольгу наговорил дичи, серый кардинал в юбке, а уж Алиса …

Я развел руками.

– Как ему удалось открыться?

– Хе …, он тоже упоминал про эволюционную защиту, свою историю преподнес как сказку, мол верить ему не обязательно, просто запоминай, Сашок, пригодится.

– Дык, еб … оно ж, ну бля, как я тебе на ходу сочиню?

– Историями про море я сыт по горло, ты правду рассказывай, безо всяких мистических выкрутасов … жил-был, сел-встал, пошёл-пришел, увидел, победил и так далее простыми словами, а уж во что мне верить, я разберусь сам. В общем считай это платой за оказанную помощь и мы в расчёте.

– Это можно! – обрадовался приятель. – Слушай.

– Я ведь тоже до поры до времени мало что знал. Как началось, уже рассказывал. Бабка силу показала, самый краешек, мне хватило, говорит ласково, «Петруша, Петечка», а у меня от страха ноги ватные и руки дрожат, а про норов внучек я поначалу ни сном, ни духом! Первый раз не помню почти ничего, Ведьма в ментовке звезданула, в панике был, сам не свой. Зрение прояснилось – театр, гримёрка, Ольга стоит, по голове меня как маленького гладит, в глаза заглянула, бабке кивнула и ушла. На чаепитии, когда Алиска мне на колени сиганула, она не присутствовала. Ведьма постращала, да отпустила, позже узнал Ольга велела. Второй раз у пахана Изольда Генриховна подобрала, снова в театр увела, опять чаем угощала, варенья-печенья, разговорчики, Алису еще раз представила, смотри, говорит, Петя-петушок, какая у меня внучка выросла, младшенькая, кровиночка моя, про старшую ни словом не обмолвилась, а я и забыл уже про «Снегурочку», мало ли может актриска знакомая какая была, да сплыла.

Так все и началось. Мы ведь с Алиской не сразу того! – Петька начал изображать ладонями неприличный жест, но прервался на середине. – Долго под ручку ходили, я не знал даже, где она живёт, свидания друг другу назначали, в театре, у памятников или у фонтана, кино посещали, кафе, дискотеки всякие, по городу гуляли.

– Как пионеры, что-ли?

– Да, Саня! Не подпускала к себе, бабка так велела или ждали чего, не знаю, а оно как-то и … знаешь, юношеская влюбленность вспомнилась, общение, конфетно-букетная романтика, а не едва познакомились и сразу прыг в койку. В Междуреченск ездили на электричке на лыжах покататься. Месяц или два хороводились. В цирк билеты купил, на антракте в кафетерии Алиска мороженое уплетает за обе щеки и тут подсела к нам за столик девушка, книжку Выгодного достала, заглянул украдкой, одни формулы.

– Выгодского, – машинально поправил я.

– А?

– Выгодский М.Я., справочник по математике.

– Покуда вспоминал, откуда я её знаю, сама представилась, так заново и познакомились. Позже мельком виделись, гуляли мимо музея, зайдем, говорит, а там в фойе Ольга сидит, Алисе сверток передала, мне кивнула и ушла. Алиска растолковала – передашь пахану, через неделю пахан вызывает, пакет вручил, уже другой, неси обратно. Раз в конторе Ольгу видел, с поклажей, маленькая бандеролька, пока раздумывал как окликнуть, она по коридору свернула.

– И ты ни сном ни духом?

– Саня, мало ли по каким делам она явилась.

– Ага-ага, – скептически отметил я. – Чем вообще твой пахан занимается?

– Здание большое, контор разных понапихано, все под ним, но так-то там обычные люди работу работают, посетители шарятся, клиенты, в актовых залах иногда народу толпища: Гербалайф, Орифлейм, Цептер, сетевики посуду-помаду всякую друг другу продают, лекции по успешному успеху проводят, кретины. А мы во всё помаленьку вкладываемся: недвижимость, услуги по перевозкам – АТП с гаражом имеется, адвокатура с нотариусами, на первом этаже машинописное бюро, на втором проектные организации, крыски офисные по коридорам бегают. Мало ли что ей понадобилось …

– Ладно-ладно, – прервал я.

– Ну вот, потом завертелось, а с чего началось-то, сижу я значит на разводе …

– Ты был женат? – перебил я.

– Не, – заулыбался приятель. – Шеф лично редко руководит, на то заместители имеются. Производством и хозяйственной частью Ильич распоряжается, по имени не знаю. Мужик оборотистый, бывший замдиректора какого-то треста. За бабки Зина отвечает, по отчеству не помню, главбух, работала ревизором в ОБХСС, средних лет блондинка крашеная, баба прожженая, в деле сечёт, все входы-выходы знает. Они на пару экономикой рулят, планерки и совещания проводят, мне там делать нечего. Силовой частью Михалыч командует, у него развод. Вот.

– Звучит по-военному.

– А он и есть бывший военный.

– Как сын пахана?

– Нет. Тот в десантуре лямку тянул, сапогом-сапогом, а Михалыч не простой дуролом-вояка, из спецуры, особист, может быть КГБ, разведка или всё разом, он не распространялся. Его Пётр где-то выкопал, тот замом у него был, а когда погиб, пахан Михалыча бойцами рулить оставил.

– То есть он – твой начальник?

– Да, ну то есть нет. Я не знаю, как у них там с шефом договорено было, но вроде как я сам по себе и ему не подчиненный. Он развод проведет, всех к делу приставит, да не просто так, с умом, а где что-то пошло не так проблему особо обозначит, дополнительно проинструктирует и добавляет: «Пётр поприсутствует, приглядит кабы чего не вышло» и смотрит на меня вопросительно, будто это я сам решаю ехать или нет.

– Как-как ты сказал, – переспросил я. – Поприсутствует? Так ты начальником заделался?

– А тут не разберёшь, вроде бы да, а вроде и нет, пацаны вопросы решают, на меня косятся, я молчу, хули лезть, коли все и так работает. Попробовал раз-другой указание выдать, кивают, слушаются. Так-то там контролировать нечего, всё на мази, хлопцы работу свою знают, но вот вдруг случись чего и я тут как тут. Так вот, сижу я, значит, на разводе ...

– А Михалыч и говорит: «Сегодня разведём на бабки тех, а завтра этих»? – подшутил я.

– Ты думаешь все так просто, подгрёб бизнес и теперь это наша корова и мы ее доим? – усмехнулся Петька.

– Ишь-ты, красиво сказанул, – похвалил я. – Надо запомнить, при случае использую.

– Не я придумал, актёришки московские что-то там репетировали, фильм про бандитов снимать будут, фраза оттуда, сценарий зачитывали, пока я их катал, послушал краем уха: перестрелки, тёрки, разборки, сплошная войнушка, детский сад, штаны на лямках.

– А что не так?

– Ёп-та, Саня, ты корову хоть раз доил?

– Э… нет.

– А я доил! Каждый год пол-лета у стариков в деревне жил, деду помогал и бабушке по хозяйству. С коровой забот полон рот: навоз убрать, солому поменять, сена накидать, воды в поилку залить, паразитов погонять…

– Кого-кого?

– Паразитов. На животине параши дохренища водится: клещи, блохи, власоеды, вши всяческие, слепни яйца откладывают под шкуру, свищи, волдыри с гноем образуются. Если не чистить, корова не сдохнет, но радости мало. Щеткой скоблить, ножом поковырять можно, но аккуратно, после мазью смазать, мази бабушка готовила, по особому рецепту.

– Обалдеть.

– И это еще не все, – вдохновился приятель, – как закончил, руки с мылом вымыть, подойник чистый и марлю подготовить, вымя протереть, а уж после за титьки хватайся. Так-то.

– И всё сам? Ну ты даешь! – я с уважением посмотрел на приятеля, тот с гордостью расправил плечи.

– А то! Это только в кино бывает, знай себе крышуй цеховиков да торгашей всяких, дань собирай и в ус не дуй, на практике очень много работы.

– Скажешь тоже, работы, – не поверил я. – Например?

– Вот тебе пример, работает под тобой цех, контрагент сырьё не прислал, работяги простаивают, перетереть производственную проблему от Ильича едут и кого-нибудь из наших Михалыч посылает.

– О как, тогда чем местное руководство занимается? Директор или главный инженер как-то же должны эти вопросы прорабатывать? Пусть решают с начальством контрагента, вы тут при чём?

– Они тебе нарешают! Раз проблема вылезла, значит у руля мудак или они оба мудаки, а других взять негде, иначе бы они своё дело открыли, а не на дядю работали. Сядут ППР разведут: пришлите претензию в письменном виде, мы дадим ответ в течение тридцати рабочих дней, давайте составим Акт согласования, – противно-протокольным голосом загундел Петька. – Тебе нужен пустопорожний пиздёж или результат?

– Результат, – поразился я неожиданно открывшейся стороне приятеля.

– Вот! Поэтому едут представители от крыши, да не абы какие, а с головой, соображающие, чтобы не на рожон лезть, глотку драть да кулаками махать. Решать проблемы надо быстро и с пониманием, под честное слово по рукам ударили и конец, делу венец, а бумажки какие надо пусть задним числом напишут, главное, чтобы бизнес работал как часики тик-так тик-так, без проволочек.

– Такая работа, форсмажор, – заспорил я. – Чем же вы занимаетесь повседневно?

– С деньгами хлопот много. Коммерсант товар закупать едет через всю страну, везёт чемодан налички, требуется сопровождение, да не абы кто, люди проверенные, спокойные, в годах, желательно с семьей, чтобы от шальных денег крыши не посносило и не было соблазна в бега податься. Точка на барахолке работает, видеосалон зала на три, валютный обменник, ювелирка, все на ночь закрываются, торгаш выручку домой не понесёт, по пути гопники-беспредельщики голову оторвут и в ларьке на рынке бабло оставлять нельзя.

– Ну…, – задумался я, – для этого есть инкассация!

– Эх ты, деревня! У тебя ж весь оборот серый или чёрный, как ты его в банк предъявишь? Поэтому нужны мы.

– То есть в конце рабочего дня деньги отбираются?

– Не отбираются, а принимаются на хранение. Временное. Утром барыги на работу выйдут, где им размен и на расходы брать? Грузчикам, дворнику, техничке, сторожу заплати, официальные сборы за торговое место, налог. Нужна наличка, будь добр развези по точкам, подсуетись.

– Петя, какой налог, вы же мафия!

– Мы – мафия, а они – законопослушные предприниматели и должны работать в правовых рамках.

– Вот нихрена себе ты заговорил.

– Ты по фильмам поди судишь, где за полтора часа десяток перестрелок и в конце всё взорвали, в жизни сложнее устроено. Работы уйма и не только с деньгами. Лужа по колено перед крыльцом магазина образовалась, наледь на козырьке наросла или жилец сверху торговый зал заливает – будь добр, решай проблемы.

– Хохмишь, да? А магазинное начальство на что? Тут Акт согласования и ответы в письменном виде не требуются, пусть с коммунальными службами работают! Ишь, дармоеды! – возмутился я.

– И кто по ЖЭКам будет бегать, товаровед или завмаг? Тогда кому за них в торговом зале пахать? Да их промурыжат или вообще нахер пошлют, коммунальщикам на проблемы торговой точки похер. Тебе нужен результат или скандал?

– Результат.

– Чтобы он был, надо человечка послать, деньгами зарядить.

– Вот так банально?

– А ты чего хотел? Не, ну можно зарядить в бубен, но так дела не делаются, тебе придется непрерывно всем вокруг в табло стучать, людям лучше платить, тогда вопросы будут сниматься сами по себе.

– Совсем беспонтово … как… блин, как какой-нибудь завхоз, – кисло отметил я.

– Саня, ёкарный бабай, ты точно боевиков пересмотрел. Думаешь каждый день тёрки-разборки и все проблемы через силу решаются? Если дошло до рукоприкладства, значит ты где-то недоработал, допустил проёб. С людьми надо без эксцессов, по-доброму, окупится, но и ствол не помешает. Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом!

– Красиво сказанул. По-моему, так говорил какой-то гангстер. Я фильм смотрел.

– Фильм он смотрел. Так говорил Аль Капоне, – удивил меня эрудицией приятель. – Все за деньги делается, но можно и бесплатно, – подмигнул он, пока я обдумывал высказанные им житейские мысли. – Вот, например, требуется холодильники или автоматы игровые с места на место переставить …

– Петька, туфту гонишь? Не поверю, будто бандосы подвизаются грузчиками.

– Качков полные подвалы.

– ?

– В нескольких домах около нашей конторы цокольные помещения в спортзалы переоборудованы, тренажеры, груши, гири, все дела. Кабаны на стероидах мышечную массу наращивают, всё исполнят только свистни, двухкамерные холодосы на вытянутых руках носят, даже не потеют, в бандиты рвутся, дебилы, блять. Вот так оно и устроено Саня, ты в своем институте закис, совсем не знаешь жизни, если хочешь, могу дать рекомендации, подашься в деловые, уму-разуму поучишься.

Приятель осклабился.

– Хорошо-хорошо, – съехал я с темы, так что там по Михалычу?

– Ну так вот, сижу, развод краем уха слушаю, жду куда назначит и тут дверь хлопнула, Михалыч замолк, пацаны оборачиваться стали, я тоже оглянулся, она!

– Ольга?

– Да! Идёт прямо к президиуму, пацаны переглядываются, шепоток пошел, улыбаются, друг другу подмигивают, представления ждут, экая краля, не иначе любовница к начальству пришла, ага-ага. Вокруг секретарша мечется, Ольга бровью повела, ту как ветром сдуло, дрессированая, почуяла на кого тявкать не следует, тут народ притих в непонятках и я тоже.

– А ты почему?

– Саня, да я первое время вообще ни сном ни духом не понимал, кто она такая, мы считай и не виделись. Карга меня как щенка с подворотни подобрала, навроде игрушки для любимой внучечки-Алисочки. А Ольга …

…

– неожиданно с выражением продекламировал Петр.

– Подошла, встала напротив Михалыча, тот на неё через пенсне смотрит, глаз не сводит …

– Чего? Какое пенсне? Ты о чём?

– Пенсне … так-то очки имеются. Про пахана спросила! У меня слух хороший и сижу близко, он занервничал глаза бегают, я слова расслышал: «не знаю… нет связи … не велено …».

– Она его так и зовёт, «пахан»? – уточнил я.

– Нет, ты что! Исключительно по имени-отчеству, подчеркнуто уважительно, а он её Ольгой, но на вы! Так вот, поморщилась, веером прикрылась, сказала что-то, я не расслышал и тут Михалыч поплыл, побледнел, испарина на лбу выступила, он один догадывался, кто она такая, а она ...

– Веер? Ты про что? Какой еще веер?

– Обычный, бумажный, наверное, я его не щупал. Про транспондер спросила!

– Транспондер? Э…

– Саня, это передатчик такой «свой-чужой» и…

– Петя, я знаю, что такое транспондер, но при чём…

– А при том! Я позже узнал, шеф охотится иногда…

– Он э… хм … тоже Охотник, ну этот …, про которых ты говорил?

– Не-не, с тузами всякими от власти, бизнеса или по партийной линии с местным начальством в тайге зверьё прямо с вертолёта бьют, в такие ебеня летают, никакая связь не берёт. Транспондер засечь можно, будет курс, потом рация достанет, но это с военными стыковаться надо, поэтому лучше не надо, – принялся объяснять приятель.

–Так вот, Михалычу велела заткнуться, сама же перчатки подтянула, руки на груди сложила, пальчики переплела, подбородок подперла, голову набок склонила и в себя ушла. Михалыч молчит, Ольга молчит, пацаны притихли, никто не шелохнется и только веер у нее на сгибе локтя туда сюда, туда сюда, как этот, который у пианиста на рояле болтается, время отсчитывает.

– Метроном, – подсказал я. – Петя, какие перчатки? При чем тут веер?

– Ты видел как она одевается?

– Мальвиной наряжалась, но в театре все при костюмах.

– Саня, она в этом ходит! Перчатки, веер, шляпка с цветочками, платья до пола с корсетом и накладкой на заднице, туда еще бант лепят, я в кино недавно видел, скажи как называется.

– Я не помню, как называется эта хреновина, но такое уже лет сто не носят, старомодно. А если в магазин или по делам? Пальцем во след не тычут?

– Она из дома редко выходит, только под случай. Иногда да, вырядится по-особому, сам удивляюсь.

– Хм, как раз случай представился, принарядилась?

– Далась тебе всякая ерунда, ты слушай, да не перебивай! – рассердился приятель. – Ольга стоит, тишина звенящая, комар пролетит – слышно, голову набок склонила, Михалыч на нее уставился, братва зырит, рты раззявила и всем без слов ясно, кто тут самый главный. Простоит так до вечера – не будет развода и никуда никто не тронется, пока не отпустит.

На минуту или две замерла, потом встрепенулась, пальчики расцепила, веером Михалычу на блокнот указала, мол записывай, команду отдала! Тот как послушный секретарь кивнул, ручку подхватил, на неё смотрит, ждет, что скажет.

Задумалась, пальчиками пошевелила и тихо так говорит, чтобы кому не надо не слышали: «Произошел несчастный случай. Вероятно скоро поступит звонок, примете вызов, войдете в курс дела и далее действуйте по обстоятельствам. Льва Брониславовича нужно будет отыскать немедленно, будьте с ним помягче, доложитесь и, ждите его указаний».

– Лев Брониславович, – смотрящего так зовут? Необычное имя.

– Ага. Пахан тоже не прост, он не местный, откуда-то из Подмосковья, про свою бабушку упоминал, что-то про Польшу рассказывал, я не запомнил. Вот, Михалыч пишет, а она опять голову набок склонила, будто прислушивается и далее: «Вполне возможно он тяжело воспримет новости, тогда до особого распоряжения вы за главного, со всеми необходимыми полномочиями и ответственностью».

– Если я правильно понял, она наделила зама шефа властью? Даже так?

Приятель кивнул, заговорил снова:

– Паузу сделала: «Скорее всего Лев Брониславович захочет отбыть в Москву, держите места на все прямые рейсы и через Ленинград тоже». Инструкции раздает, веером по ладошке постукивает, Михалыч кивает, строчит, как школьник на диктанте. Дописал, опять заговорила: «Мы не совсем чужие, я поучаствую, поэтому отбываю в столицу немедленно. По прибытии понадобится машина». Номер рейса назвала! На часики глянула, перчатки опять поддернула: «Вылет через один час ноль-ноль минут. Он – водитель». В меня пальчиком ткнула.

– Час? – не поверил своим ушам я. – Это невозможно, от центра до аэропорта ехать полчаса минимум если без пробок, а там еще регистрация.

– А это не её проблема, команду отдала, шляпку поправила, присела в этом, как его, ренессансе, тьфу преферансе, а ёп транспа… ну короче ты понял, развернулась и к двери, только каблучки цок-цок-цок. У меня голова кругом, что делать. Сердце бух-бух, в ушах пульс ударил, мысли все повылетали, Михалыч рот открывает, орёт что-то, я слов не слышу, вижу ключи в морду летят.

– От машины?

– Да. Я их за брелок поймал и рванул следом за Ольгой.

– Он тебе свою машину отдал? А эта что, маловата будет? – я кивнул на здоровенный джип.

– Этой тогда еще не было, я на «марковнике» пятнадцатилетнем ездил и размер не всегда имеет значение. Это, – он кивул на джип, – японец, пацанская тачка, сарай на колёсах, салон большой, чтобы с понтами кучу тёлок возить или без понтов товары до ларька, пробег двести тысяч, ГУР, АБС, а так без всего, даже коробка не автомат и я второй хозяин, а у Михалыча – европеец, седан представительского класса, салон кожаный, один запах чего стоит, новехонькая, муха не еблась, полный «фарш», магнитола с CD-плейером, на приборной панели кнопок как у самолёта, все перетыкал: подогрев, регулировка, климат-контроль, зеркала шевелятся, прикольно, остальные хер знает, что делают. Такая раза в три дороже моей стоит, аппарат!

– Ездит и ездит, какая разница, – выдал свое некомпетентное мнение я.

– Шурик, сразу видно, в машинах ты профан. Тачка – вещь статусная, такая в городе единственная, уникальная, кто разбирается, знают – хозяин едет, никто не тормознет. Прямо по трамвайным путям полетел, на кольце у железнодорожного вокзала против шерсти срезал, встречка сама расступается, мигом домчались.

– А как же регистрация? Она за полчаса до посадки заканчивается.

– За пятнадцать минут до вылета мы уже в аэропорту были, вираж заложил прямо перед главным входом, аж шины завизжали, полосы черные на асфальте, на душе такая лихость, главное успеть, остальное пофиг! Из салона выскочил, перед Ольгой дверцу распахнул, та ручку подала, выходит не спеша, будто никуда и не опаздываем, а к нам от дверей уже эта баба несётся.

– Так вас ждали? Кто?

– Не знаю, в гражданском, обычная тётка лет сорока, может чуть больше, вокруг нас увивается, Оля-Оля, та кивнула благосклонно, в меня веером ткнула, представила: «Пётр, с ним работать будете» и в двери, эта баба за ней хвостиком и мне через плечо «Проследуйте на посадку».

– Так ты тоже летел э… как там она сказала, поучаствовать?

– Нет, но которая с аэропорта этого не знала. Зашел, а там, у рамок, контроль стоит, в форме и без, много, шухер какой или совпадение, не важно. Тут Ольга меня заметила: «Он не летит, второе место не понадобится». Эти, в форме, на меня глянули, напряглись, баба занервничала ….

– А что случилось-то?

– Саня, ты ко мне привык, а так на морду-то мою посмотри свежим взглядом. Там контроль, а тут я, рожа бандитская, который «не летит», Ольга ляпнула неудачно, а те зацепились, проследуйте на личный досмотр, все дела, баба засуетилась, винтом пошла, объяснять кинулась.

– Интересно, получается за Ольгой числилось два места, но ты не летишь, значит второе было для этого, Льва как его там …

– Ага, для шефа, – поддакнул приятель.

– Который отсутствовал, Ольга этого не знала и подготовилась.

– Подготовилась?

– Да, сам же сказал, одевается под особый случай, вот она и вырядилась. Они часом не того …?

Изобразить неприличный жест я не успел.

– Ты за руками-то следи, – грубо оборвал приятель, потом задумался: – Тут я ничего не знаю, пахан иногда говорит странно и одевается чудно, пиджак вельветовый, жилетки, штиблеты, галстуки, запонки, пальто с каракулевым воротником, в кармане часы на цепочке носит. Любит всё вот такое эдакое, выглядит немного э… как ты там сказал, старомодно. Пожалуй, они друг другу подходят, но вот без всякого вот этого! – решительно закончил Петька, изобразив ладонями неприличный жест. – Шуба - его подарок. Как-то вызвал, захожу, смущается, волнуется, как подросток, письмо вручил:

– Ты что, читал чужие письма?

– Нет, он четверостишьем конверт подписал, запечатанный. Я отнёс, как велено. Хмыкнула, вид сделала, будто не интересно, небрежно так на трюмо кинула, а сама перед зеркалом искрутилась, наряжалась, ушла, куда – не сказала, тоже мне секрет, вернулась поздно, со свёртком, Алиска увидела – вцепилась, та ей передарила. Вот такие дела, мы все повязаны. Ольга пахану жизнь спасла, от Ведьмы прикрыла. Ушастая, чтобы сестре насолить, переиначила, а я вмешался и всё обратно исправил. Теперь пахана черёд.

Пётр еще раз оглядел дорогу.

– То есть преследователей не будет?

– Наоборот. Лучших бойцов пошлёт, показательно, иначе он поступить не может, не по понятиям, братва не поймёт, но фору даст, потом "фас" скомандует, когда мы, по его расчетам, уже должны будем скрыться, а тут эвоно что вышло.

– И ты так спокоен? Может быть тебе поторопиться?

– По обочине, вроде объехать можно.

– Отобьёмся, – отмахнулся Петька. – Она в силу входит и сдерживать теперь некому, супротив неё – без шансов, чистое самоубийство. Ладно, проехали.

Он вздохнул.

– Дальше-то что в аэропорту? – напомнил я.

– А дальше Ольга уперлась, при ней саквояж был, дамский, совсем маленький, его нельзя на рентген и в рамку тоже, так и сказала. Те на бабу косятся, она им подмигивает, но, похоже, не все местные были, один, молодой такой, побойчее, наверное проверяющий какой или столичный, быканул, проследуйте на ручной досмотр. Ольга к столу подошла, саквояж открыла, там косметичка, портмоне, футляр, а больше и нет ничего!

– В дорогу без багажа, налегке? Необычно. Футляр с библиотечными манускриптами?

– Нет, такой же маленький, – Пётр ладонями показал размер, – но тоненький, – он сложил из большого и указательного пальца колечко.

– И что в нём?

– Вот! – вскричал приятель. – Этот, с досмотра, который поборзее, тоже заинтересовался, потянулся, а Ольга говорит: «Только тронь, руку оборву по локоть». И такая сразу тишина, тот отшатнулся, у меня пульс в ушах жахнул, по спине холодок, тётка эта аж побелела, а Ольге хоть бы хны, футляр сама открыла аккуратно, там свеча!

– Чего? Какая еще свеча?

– Тоненькая, кривая, белая, с фитилём. Бугорки видны, мусоринки всякие в стеарине, следы от рук, отпечатки. Самоделка.

– Кустарная свеча? Для чего она ей?

– Не знаю, но похоже очень ценная штука, раз сквозь рамку нельзя и через рентген тоже, трогать запретила, руки оборвёт, она не шутила!

– Так, погоди, а та свеча, которую ты своей любов….

– Театральному критику, – быстро поправил меня Пётр. – Да! Точно такая же мануфактура, но много толще.

Демонстрируя диаметр, он снова сложил кольцо, но уже из среднего и большого, между кончиками пальцев остался зазор.

– Только тут, Саня, точно мутня какая-то, Ольга зачем-то свечи поменяла.

– ???

– Бабка в больницу отправила, выпечкой снарядила, только ушла, Алиса выходит, лицом осунулась, пошатывает её, глаза красные, как будто всю ночь проревела, я с вопросами, отмахнулась, пакетик дала, раскрывать запретила. Горячий, с пылу с жару, тяжелый, руку обжигает, я внутрь не заглядывал, но пощупал, свеча там лежала, толстенная. Ольге отдал, как велено, сдобу сказала в верхний ящик сунуть, пакет в тумбочку, а когда забирал, там уже была другая.

– Не понял.

– Свеча другая. Второй раз пришел, под вечер, бери, говорит, для вас подарок. Так и сказала «для вас». В тумбочку полез – пакетик тот же самый, а свеча другая, опять пощупал и по форме догадался. Алискину забрали, пока меня не было и на «мою» поменяли! Ты понял, да? Еще кто-то есть и тоже замешан!

– А что сказала Ольга? Всё сделано с её ведома?

Петька кивнул.

– Иди, простись, говорит, как на крыльях полетел. Цветы купил, стою как дурак, в кармане свеча и пузырек.

– Про пузырёк ты не упоминал, какой? Где ты его взял?

– Не знаю, в пиджак вырядился, свеча толстенная куда её спрячешь, в карман примерил – топырится, руку сунул, а там уже лежит что-то, глядь, пузырёк бабкин, в нём настойка какая-то, так все и вручил вместе с букетом.

– А что в столице-то случилось, зачем туда Ольга ездила и пахана с собой прихватить хотела?

– В Москве произошел несчастный случай со внуком шефа.

– Это который с «бабой ягой» на детском утреннике отплясывал?

– Да. Единственный, другого не будет.

– Что он там один делал, он же еще маленький?

– Не один. Про сноху пахан ни разу не обмолвился, по слухам сын его шалаву какую-то с армии привёз, жили плохо, то он в загулы пускался, то она пропадала, потом совсем исчезла, вскоре и отец непутёвый сгинул, мальчишка остался сиротой на попечение деда. Ребятенку забота нужна, ласка, с ним требуется заниматься, воспитывать, образование, все дела, а у нас город, бляха-муха, – приятель описал вокруг себя широкий круг руками, – кем он тут вырастет, алкашом или таким же как я бандитом?

– Он мог бы отучиться в институте, пойти на завод, стать мастером … – предположил я.

– А-а.., – Петька сокрушенно махнул рукой. – В Москве у мальца осталась родная бабушка, интеллигентная старушка, бывшая учительница, кажется русского языка и литературы, с ней и порешили, пока не подрастет, внук будет жить у нее, шеф очень переживал, внучок единственный, любимый. Пахан по делам в столицу часто мотался, каждый раз его проведывал, репетиторов, кружки, спецшколу с каким-то там уклоном финансировал.

– Так что случилось-то?

– Как все мальчишки гонял на велике и в парке на Лосином острове навернулся, разбил коленку, ударился головой, самостоятельно добрался к павильонам у главного входа, где ему поплохело, он упал еще раз и был отведен в находившийся там же медпункт. Дальше началось непонятное. Прямо в медпункт позвонила мама и спросила, что с ребёнком.

– Мама? Ты же сказал она пропала.

– Врачиха тоже удивились, с мальчиком ничего страшного, она его обследовала: на голове шишка, на коленке ссадина, пострадавший лежит на кушетке и у него немного кружится голова, а еще пациент утверждает, что он сирота, живет с бабушкой и кто вы вообще такая? На том конце повесили трубку.

– То есть звонила Ольга? Это же она была?

Петька кивнул.

– Откуда она узнала про несчастный случай и где взяла телефон медпункта?

Петька развёл руками, продолжил:

– Звонили еще, на сей раз бабушка, попросила немедленно вызвать «неотложку» и держать её в курсе, оставила номер, медичка успокаивала старушку, уверяла, с внуком всё в порядке, мальчишка перегрелся на солнце, ушибся, беспокоиться не о чем с пацанвой такое бывает нередко, предложила поговорить с внуком. Связь отключилась.

А ребенку стало хуже, головокружение усилилось, начало двоиться в глазах. Приехала «скорая», повезли в районную травматологию. Туда, в регистратуру позвонила представительница родителей, потребовала незамедлительно перенаправить ребенка в Склифосовского. Врачи сказали не волноваться, в стране хорошая медицина и у них не какая-то там провинциальная больница, а полностью оборудованное отделение, все будет хорошо, ребенка отправляют на обследование вне очереди.

Та настаивала, требовала действовать незамедлительно, продиктовала еще один телефонный номер. Врачи предложили дамочке выпить валерьянки и повесили трубку. У пацана взяли анализы и на всякий случай поместили в палату, где он и уснул.

Через час в ординаторскую позвонила девушка, очень спешила, не представились, продиктовала третий номер, пусть позвонят, там им уши продуют, приказала немедленно разбудить ребенка и везти в Склифософского, она же скоро прибудет лично, разберётся как следует и накажет кого попало.

– Как-как ты сказал? «Разберётся как следует и накажет кого попало?».

– Да. Точное выражение я не слышал, говорю со слов шефа, а что?

– Хе, то же самое со слов декана в мой адрес произнес ректор, после чего я и попал в больницу, где от знавшегося с Изольдой Генриховной старика узнал много любопытного. Так что врачи?

– Спросили откуда у нее этот номер, похохмили и посоветовали девушке обследоваться на предмет нервов. А еще через час прибежала нянечка, пациент проснулся, его вырвало, поднялась температура, говорил странные вещи, тут-то и забеспокоились, попробовали связаться с родителями, один номер не отвечает, другой тоже …

– Ольга уже в самолёт села?

– Да и пахан вне зоны доступа. Третий телефон стационарный, иногородний, зарегистрирован на фирму, трубку сняла секретарша, пригласила начальство ...

– Так у Михалыча появилось дело, – докончил я.

– Как-как ты сказал?

– Появилось дело, а что?

– Умеешь ты, Саня, слова выбирать, сходу фишку просек.

– Я? Э… ты, если что, извини, оно как-то само собой вырвалось, а в чем дело?

– Всегда у тебя само собой, а ты не при делах, дойдем до дела. Да, Михалыч расспросил подробно, соображал быстро, понял, кто «представительница», просёк про бабку, заверил, ребёнок действительно сирота, но есть очень влиятельный родной дедушка, человек конкретный, будут оплачены любые расходы, эскулапы должны проявить рвение. Зарядил факсом гарантийные письма, пообещал добавить сверху безо всяких документов.

– Ого, сколько информации. И всё это тебе докладывали?

– Еп, Саня, тогда я там был без году неделя, нах никому не нужен. Об одном позже обмолвилась Ольга, другое понял со слов Михалыча, тот сам пытался у меня сведения выудить, третье слышал краем уха, где догадался, кое-что узнал от шефа.

– Да, а что с шефом?

– Мальчишку направили в Склиф, в дороге начались судороги, пошла кровь носом, сознание отключилось, довезли на вентиляции легких, зрачковый рефлекс минимальный. Пересрались, опять звонили Михалычу, тот поднял второй вертолет, через транспондер нашли первый и по рации дернули шефа. «Вертушку» развернули на базу под Барнаулом, пахан вылетел грузовым бортом с военного аэродрома, приземлился в Подмосковье, на каком-то секретном полигоне, оттуда его забрали машиной, но всё равно опоздал почти на сутки.

– Ого! Друг, а ты не свистишь? Я, конечно, понимаю, человек в авторитете, все дела, но кто ж его, «пиджака» на военный аэродром пустит?

– Михалыч связи задействовал, на телефоне висел, дорогу расчищал и все организовывал.

– У вашего шефа продуманный «безопасник», с инициативой.

– Это точно, – покивал Петька. – Пахана встречал главврач, лично: какие люди, наслышаны, как же как же, очень приятно, спасибо за спонсорскую помощь, вы не сомневайтесь, всё сделано по высшему разряду, мальчик получил серьезную травму, сильно ударился головой, сложная симптоматика с обострением, привезли вовремя, очень хорошо, ребёнку сделали трепанацию черепа, оперировала лучшая в стране бригада хирургов, такая ответственность, был риск комы, но слава богу всё обошлось, уже очнулся, сейчас просто спит и пойдет на поправку, да, да, я уверен, очень храбрый мальчишка, даже не плакал, солдатом вырастет, – монотонно зарядил приятель.

– Шеф на рысях в палату, внук в койке, голова забинтована, изо рта кислородная трубка, рядом хлопочет бабушка, дозвонилась, нашла дитятко, ко-ко-ко, такое горюшко, спасибо вам, Лев Брониславович, между ним и внуком мечется, на чай зовет, не сразу, конечно, а вот как окрепнет кровиночка, так тут же и пожалуйте, мы же не чужие… обнялись по-стариковски.

Пахан расчувствовался, от облегчения даже слезу пустил и тут главврач с языком вылез: мол так и так, но поймите правильно, со всем уважением, угрожать персоналу просто возмутительно, присутствие в операционной посторонних недопустимо, а тем более вмешательство в ход операции – немыслимо! Сделали исключение только ради вас, мальчику понадобится отдельный уход и профессиональная медсестра, а гувернантку лучше замените на более адекватную, эта – «с приветом» и своим мракобесием ребёнка до добра не доведёт.

– Так, я что-то не понял, смотрящий запугивал медиков «Склифа»? Или это ваш Михалыч переусердствовал? И при чем тут мракобесие …

– Вот и шеф в непонятках, а главврач намекающе так в угол палаты косится, а там Ольга спит, в кресло с ногами залезла, пледом укуталась наружу один нос торчит.

– Ничего себе.

– Да! Он к ней, та холодная, бледная, знобит, на лбу испарина, глаза открыла: «Я хочу домой». Совсем слабая, даже встать не смогла. Пахан наскоро попрощался, её на руках до машины и по трапу тоже. В салон пьяным и больным нельзя, не положено, каждый пассажир должен заходить своими ногами, есть, блядь, у них там какое-то правило. Суки. Охрану вызывали, он в ответ Михалыча задействовал и сам впрягся, задавили базаром, короче наша взяла.

В аэропорту я встречал, тоже на руках до машины, шеф следом ехать порывался, насилу отбился, поругались даже, Изольда Генриховна чужаков на хвосте приводить строго-настрого запретила. Послала в аэропорт, «встретишь старшенькую», вези сюда немедленно.

Из машины едва сама вышла, Алиска её тут же к себе потащила, а там уже стол накрыт, баночки-скляночки, свеча зажжена и Изольда Генриховна ждёт. Карга все заранее знала и подготовилась, штрудель этот треклятый испекла, вонища на всю хату.

– Как-как ты сказал? – переспросил я.

– Вонища.

– Нет, штрудель. Ты не заикаешься.

– Штрудель, штрудель, – повторил приятель. – Кажется эволюционная защита перестала работать, мы её слишком много дрючим.

Он пожал плечами.

– Доломал! Теперь тебе точно влетит! – пошутил я.

Посмеялись.

– Получается Ольга летала в Москву поучаствовать. Хм. Чем же она медиков пугала и что она там вообще делала? Какое-то э…как там врач сказал, мракобесие?

– Назвалась гувернанткой, потребовала пропустить немедленно, надо присмотреть за мальчиком, там возразили, пострадавшего готовят к операции, ему требуется не прислуга, а медицинский уход. Ах так? Она – дипломированная сиделка и нужна ребёнку, те заспорили, стали требовать документы, мол, думаем тут что-то нечисто. Ольга вспылила: «Что вы думаете мне насрать, время дорого, пропустите немедленно, если не будет по-моему, вы все до пенсии будете пахать лаборантами, доставать из коробочек говно для анализа, да баночки с мочой нюхать».

– «Время дорого, мне насрать», это она так сказала? Хм.

– Шеф передал своими словами, а что?

– Запоминающийся оборот речи, слышал раньше. Шеф тебя разыграл, это неудачная шутка или недопонимание.

– Ха-ха-ха, – не поддержал юмора Петька, – врачи угрозы восприняли всерьёз, всё как она захотела вышло: присутствовала на операции, свечу сожгла, после из палаты всех выгнала, спала около пациента в кресле, главврач очень обиженный, говорил надо бы сообщить, куда следует. Остальные подробности шеф выяснять постеснялся, конфликт замазал деньгами, Михалыч тоже интересовался и кое-что разнюхал на свою голову.

– Подумаешь, сожгла свечку, все мы не без причуд или он накопал еще что-то?

– Ольга, спасая мальчишку, демаскировалась, но иначе она поступить не могла, а Михалыч собирал информацию и складывал в папочки, обожал досье всякие, доклады, бумажечки, особист, еп-та, добром не кончилось.

– Что значит «демаскировалась»? И да, ты говоришь в прошедшем времени, звучит так, будто ….

К оранжевым сполохам, прорезавшим неяркое ночное освещение улицы добавились синие вспышки.

Мы украдкой выглянули из-за угла павильона автобусной остановки. По другую сторону от «москвича», подпиравшего Петькин джип, был запаркован милицейский «бобик» с включенным проблесковым маячком. Мент с лычками сержанта, нашитыми поверх форменного тулупа осматривал место происшествия и дуя на озябшие пальцы то одной руки, то другой, писал на приколотом к планшетке листе.

По одну сторону от мента стоял дебиловатый тракторист, что-то рассказывал взахлёбех, на миг остановился, вытянул руку со сложенными в форме «пистолета» указательным и средним пальцами, прицелился, ткнул в направление, откуда приехал трактор и опять открыл рот. Мент удивленно посмотрел на него, нежно дыхнул на зажатую в кулаке шариковую авторучку, склонился над капотом «москвича», поудобнее пристроил планшетку и внёс очередную запись в лист казенной серо-желтой бумаги.

– Протокол пишет, – прокомментировал наблюдаемую картину приятель.

Составитель Протокола поднял голову и пошевелил губами, глядя на интеллигентного владельца «москвича». Тот что-то переспросил, подобострастно заглядывая менту в глаза, потом выпрямился, смущенно ткнул пальцем вдоль дороги и пару раз дернул рукой, изображая отдачу.

Из-за «бобика» вышел еще один мент в форменном, без знаков различия тулупе, подошел к занятой протоколированием показаний троице и после короткого разговора, во время которого водитель «Беларуса» радостно скалился и утвердительно кивал головой, а водитель «москвича» панически мотал головой, но отрицательно, осмотрел багажник джипа, переместился к капоту, прижал сложенные ладони к ветровому стеклу и принялся всматриваться в глубину салона.

Меня пробил холодный пот, приятель же беззаботно прицокнул языком: – Хрена-с два, спинки спортивные «ковшом», высокие, через них задние ряды не видны.

Гаишник потоптался у капота, сделал пару шагов и прильнул к боковому окну.

– Ну-ну, – прокомментировал Петька. – Там не самопальная плёнка, а качественная заводская «зеркалка», такую только на просвет.

Словно услышав его слова, настырный мент, сунул руку в карман тулупа, вынул ручной фонарь в никелированном корпусе и пощелкал кнопкой, пуская себе в лицо яркий пучок света.

Второй раз испугаться я не успел. Милиционер сделал шаг к машине, неловко запнулся за собственную ногу, его повело в сторону как давеча «губошлепку», судорожные взмахи руками в попытке удержать равновесие и зажатый в его кулаке зажжённый фонарь грохнул по рейлингу, идущему вдоль крыши джипа. Громко хрустнуло стекло и пучок света исчез.

Пока я пытался унять бешеный стук сердца, а мент, воровато осматривал свежий скол на хромированной планке рейлинга, да прятал в карман разбитый фонарик, Петька дернул меня за рукав куртки, потянул за павильон и пояснил: – Вот так всё и происходит, само собой. И Протокола никакого не будет.

– Э… ? Куда ж он денется? Или у тебя есть план? Ты намерен что-то предпринять?

– Забей, Саня, этим есть кому заняться, без нас разберутся, позже поймешь, а сейчас слушай, как я стал убийцей, – перебил меня приятель.