Предыдущая глава
Две снежинки
Новый год встретили, Рождество по новому стилю на дворе и зимние каникулы на носу! Дело молодое – тосковать некогда. Откуда шел не помню, срезал дорогу напрямую через парк и опять мимо театра, окликнули, голос звонкий. Обернулся, на лавочке сидят две девчонки, подошел.
– Здравствуй, э… Саша?!
Интересная, губы чувственные и пальтишко совсем короткое, как не мёрзнет? А фигурка ничего. Вторая рядом в курточке-дутыше, на голове капюшон и волосы русые ленточкой перехвачены, джинсы в облипочку, ножки узлом переплела, смотрит исподлобья. Хе… в другую сторону перекрутила, классно выглядит, гибкая.
– Мы – «Снежинки», – напомнила губастенькая, – не торопишься? – она отодвинулась от подруги и похлопала по скамейке.
Я неопределенно пожал плечами, опустился на нагретые теплом девичьей задницы брусья и мы вступили в общение.
Девчата учатся в педагогическом вузе. Губошлепку зовут Виктория и она увлекается живописью, чернявая, кокетливая, опять впереглядки играть затеялась. Вторая, Маша, сидит на лавочке отстранившись, молчит подозрительно, интересуется Востоком, парапсихологией, разбирается в оккультизме и стремится познать себя как про нее рассказывает подружка. Они много путешествовали по стране, были на Байкале, Камчатке, в Москве, Питере, на северах и на Тибете.
А я Александр, да, отучился в техническом вузе на механика, теперь притворяюсь учёным и тужусь над диссертацией в аспирантуре. Был там-то и там-то, а чем увлекаюсь сказать затруднительно. Хобби? Хм, наверное нет. Так, болтаюсь по жизни как… в проруби, вот тебе и хи-хи-хи, не спешу никуда, просто шел мимо.
Как попал на дискотеку? В смысле?
Девчонки переглянулись. Губастенькая Виктория коснулась руки, многообещающий жест, определенно искрит, продолжила расспросы.
Зашел с черного хода, не, позвали конечно, иначе б откуда я узнал про вашу тусовку. Приглашения? Я не знал, что вечеринка закрытая, старушка с крыльца окликнула, она и провела, гардеробщица, может костюмерша. Как не костюмерша? … Да ну брось, ты шутишь, хотя да, очень похожа, я еще подумал, кого она мне напоминает. Ха! Заливай больше, какого лешего народной актрисе театра и кино в нашей дыре делать? Я её лично? Смеешься? Где я и где она? Смотрел недавно творческий вечер, само собой по телеку. Хорош разыгрывать! Инкогнито? А вы откуда… худрук сказала? Хм. Вот чёрт, мысль мелькнула, кабы знал, тоже автограф выпросил. Точно она? Рассказать не поверят.
Кто разрешил взять? Вы про халат? Взял и одел. Это мой халат, да, я знаю, что он женский и лишнего врать не надо, обычная рабочая спецодежда.
Впервые заговорила Маша, понесла околесицу, сумбурно, сбивчиво, с придыханием. Халат одевать нельзя! Он не для работы, хранится в кабинете помощницы художественного руководителя театра, очень творческой личности, личность пишет сценарии, иногда выступает со стихами и спецуха придаёт ей вдохновение.
Посмеялся.
Девчата зашушукались. Русоволосая горячилась, Вика недоверчиво качала головой.
Нет, танцами не занимался, да я не собирался, партнерша сама меня вытащила, станцевал как умею, выкинул пару коленцев. Что значит «так не бывает»? Она классно танцует, да-да, с огоньком девка. Мы старались и да, спасибо, вы нам льстите.
Губастенькая похихикала, прижалась плечом, не просто так, я подобные штуки нутром чую. Вы тоже ничего отплясывали, выдал я ответный комплимент и легонько хлопнул девчонку по колену. Хотел провернуть подобный трюк со второй – отодвинулась. Подружка подсела еще ближе и продолжила расспросы.
Зачем обжимался с пираткой? Так сама же пригласила и как-то так вышло. Нельзя? А почему? Она чья-то девушка? Ого! На самом деле бандит? Хуже? Ничего себе, впредь буду осторожнее.
Губошлепка затараторила, поглядывая на подругу, я задумался.
Хм. Виктория знает Петьку, в курсе о его «работе» и намного более, чем я! Знает не лично, у нее есть подружка, у которой троюродный брат с ним «в деле». Точнее брат подружки обычный рэкетир из «бригады», фарцовщиков и барыг с рынка окучивает, а этот сам по себе, отмороженный и его даже люди в положении побаиваются, работает только по «мокрому», в одиночку и не по дельцам, а по таким же как сам бандитам. Жуть фартовый, ничего не боится. Другого б убили десять раз, Петру хоть бы хны, как заговоренный сухим из воды выходит.
– Бесовка им овладела, подначивает и оберегает! Я такое насквозь вижу! – неожиданно взвыла Маша, истово перекрестилась и патетически заломила руки. Вика смущенно отвела глаза.
Я ненавязчиво похлопал возбужденную девку по затянутой в джинсу упругой ляжке и погрузился в раздумья над открывшейся гранью жизни приятеля детства, да что теперь делать, если болтливая художница языком лязгнет где не надо и люди поумнее догадаются, у кого уточнить можно, куда беглец сорвался.
Пока размышлял, все само уточнилось. Губошлепка опять взяла слово. Петра искали и куда он подался вскрылось в тот же вечер (так что мой секрет уже не котируется, ну и слава богу), за ним как раз брат троюродный упомянутой знакомой был послан и еще ребята конкретные… ну вот, и там такое случилось! Похороны недавно были…
Не успел я от удивления открыть рот, беседу перехватила Маша, глаза загорелись и сошлись к переносице, легкое косоглазие, вид малость безумный, премилый, повязка со лба съехала, она ее поправляет, ухватила меня за отворот куртки, видимо чтобы слушатель лучше сказанное усвоил. И у этой есть подружка подружки, не здесь, где-то на Алтае. Была погоня и там-то Петра настигли! А он их всех уделал! Зарядила пургу про перестрелку, словами как пулемет зачастила, ничего не понять, того и гляди из джинсов от волнения выпрыгнет.
– Ты понял, да! Это она подстроила! Я все как есть вижу! – чумовая девка взяла меня за грудки, в ответ я приобнял её за талию, сдвинул руку чуть ниже, другой успокаивающе погладил по колену. Отличные ножки! Определенно хочу, но какая-то она странная, про знакомую талдычит, у которой в подружках любовница одного местного мента где тех убили, а он как раз это дело расследует и такого порассказал, не поверишь, но все-все-все правда! И опять крестится. Что у нее с глазами?
– Зайка, ты опять начинаешь…, – Вика предупреждающе пихнула меня в бок.
– Там было друго-о…оее уб..у..убийство! – выдохнула Маша и уставилась прямо на меня, глаза разъехались в разные стороны.
Я осторожно втянул воздух, принюхался. Точно! У девки с ленточкой запах особый, слабый, но ощутимый, словами не опишешь, тут чуять надо, от Петьки тоже безумием пованивало, на полынь аромат похож, с горчинкой.
– Зая… Зая…, – донесся голос Виктории.
Развернулся к губастенькой, покивал понимающе.
– До этого он других у..уб..ииил! – раздалось за спиной.
Я обернулся: – Петька кого-то грохнул, значит так надо, заслужили.
– Заслужили! Слово в слово как ведьма говорила! – вскричала Машка.
– Так ты его знаешь? – ахнула Вика. – Мы думали он на тебя за Алису наехал!
– Петьку-то? Приятель юности и не наехал, а вроде как помочь просил, странный он стал, заикается, – необдуманно брякнул я.
Сам ход беседы мне не нравился, предложил сменить тему и попросил в эту сторону не копать, может плохо кончиться. Плохо для кого уточнять не стал.
У подружек, глаза забегали, да мы ничего не имеем в виду, мы всего лишь, вот, трамвай ждем, … ой, побледнели и вроде как прощаться намечаются. Неудобно стало, тоже мне, специалист по пуганию девочек выискался. Ободряюще улыбнулся, уверил – негодяев хватает, но я-то хороший и ни разу не преступник, еще раз похлопал Викторию, немного пухленькая, скорее изюминка, чем недостаток и приобнял Машку, та думает о чем-то, напряженная, глаза в кучку собрала. Похоже я ей не нравлюсь. Переключился на отзывчивую Вику, еще та болтушка, смеется заразительно, совсем близко подсела, считай прижалась, беседу кругами водит. Чувствую, что-то им все же от меня надо, любопытно, торопиться не будем, сами скажут.
Немного поговорили про вечеринку, она действительно закрытая, только для театралов. Подружки ходят в театральный кружок и худруком у них Карабасиха – большая шишка в ГорОНО! Вика подрабатывает художником-декоратором и, с её слов, неплохо рисует. А в кружок подалась за странной подружкой, Машенькой, которая занималась гимнастикой, оттого гибкая и выглядит сексуально, Карабасиха пытается свести её со своим толстым сынком и она ему очень нравится, но он ей и даром не вперся, а театральничают обе из-за Изольды Генриховны, а та, в свою очередь, на постановках присутствует, но чем занимается толком и не поймешь.
– Да-да, плавали, знаем. И я толком не понял, кто она такая, – поддержал я разговор.
– Ты её знал? – хором спросили девки.
Да, я знал Изольду Генриховну. Чаевничали, плюшками баловались, вкусностями угощала, на гитаре бренчала, песни пела, при свече гадала, яркая старушка. Может не совсем корректно выразился, но ведь не соврал.
Хм, старую ведьму знает родительница Маши, не последний человек в городе, дама влиятельная, при деньгах, в единственной дочке души не чает, но часто занята, ездит в командировки. Маша – девочка необычная, за ней иногда пригляд нужен, чем и занимается Вика на правах подруги семьи.
Пока я переваривал полученную информацию, выступила требующая пригляда подруга. С ней тако-о-ое приключилось! Начала рассказывать, пальцами себе в лицо тычет, волнуется, торопится, аж заикается, ничего не понял, опять муры намолола, разволновалась, щечки розовые, грудь ходуном под курточкой ходит, прелесть как хороша.
С пояснениями влезла Вика. Беда с подругой прошлой зимой вышла, с Алисой она повздорила и после на нервной почве приболела сильно.
– Я та.. таа…акоое видела! – выдала та фальцетом, перезаплела ноги.
– Да, да, Зая, пока молчи, он не поймет, я сама, – оборвала малахольную подружку Виктория и продолжила.
Произошло непонятное, ходили к лучшему в городе неврологу, по терапевтам и к окулисту, но без толку, про хворь прознала Изольда Генриховна, осмотрела больную и обещала все исправить. Так-то старуха ни разу не целительница, но иногда, в исключительных случаях, пользует. С Машенькой она поработала, на картах раскидывала, руки на голову ей возлагала, беседовала и прочее, помогла чудесным образом, но последствия остались, заикание и легкое косоглазие, обещала само пройдет.
Я медициной не увлекался, сам не болею и другим не рекомендую, потому запутанная история о душевных недугах меня не интересовала и я прямо спросил, чего же им от меня надо?
Тю, а я-то надеялся, намеки, недомолвки, переглядки, а цель проста – не знаю ли я, где искать чудотворицу? Они с праздников караулят, но в театре старуха более не появлялась и где живет, никто не знает, а им лекарство надобно.
– Чертовка меня сглазила! Стерва разноглазая! Она меня ударила! – дохнула жаром в ухо Маша, глаза съехались к переносице, чисто Мартовский Заяц.
Не знаю, как не засмеялся. Виктория за бок ущипнула.
– Ударила? Всё-таки хулиганка выросла? – удивился я.
– Так ты её знал? – ахнула девушка.
– Алиску-то? Почитай сызмальства, еще соплей лопоухой по коленкам сигала, а тут свиделись.
– У тебя с ней было?
С ответом я протормозил, замялся, стал объяснять, мол все получилось случайно, да, знавал, точнее знал, ну то есть познал, да по сути и не знал, считай ничего и не было, так, разочек и то…
– Дьяволица тобой овладела! – уверенно заявила Маша, вытянула в мою сторону руку, перекрестила двоеперстием, я машинально отпрянул и пока приходил в себя от удивления, девка радостно выкрикнула «ага!», быстро сунула руку за отворот куртки, сорвала что-то с шеи и попыталась ткнуть меня в лоб зажатой в кулачке штукой.
Напал в ответ, перехватил руку, попутно выкручивая ей кисть ввязался в возню по отъему вещицы. Крестительница не на шутку упирается, вторая то ли ей в обороне помогает, то ли мне в атаке мешается. Победил обеих, между делом немного потискал.
Охренеть, нательный крестик на ниточке: – Кто кем овладел еще разбираться надо! – парировал я, повертел его в руках, отдал владелице и заметил – они девчата хорошие, выглядят сексуально, у меня, как у Карабасихиного сынка слюна выделяется на обеих, но всему есть предел. Да, чернявой я явно понравился, подружка её так вообще конфетка, но мало ли привлекательных девок и зачем мне эти, с табуном тараканов в придачу?
Еще раз потянул носом, как есть горечь в воздухе разлита.
Извинился, засобирался, да-да, спешу, разрешите откланяться, с сожалением глянул на губастенькую. Вика улыбнулась мне в ответ, состроила кислую мину.
Шагу ступить не успел крестоносица во след выпалила: – В церкву сходи! Пост прими. Душу свою погубишь! – раздула ноздри и обработала меня знамением на второй заход.
– И вам не хворать, – я сложил пальцы кукишем, окрестил девок в ответ.
Сумасшедшая ударила по руке, прям по укусу попала, да так больно, аж слезы навернулись. Разозлился.
– Алиска, говоришь, врезала? Значит заслужила! И лечение точно не помешает, не долечено, видны последствия.
– Пооо.оо.оо-следсвия! – выдохнула Маша.
– Поо.оо-оо-ослееедствия! – передразнил я, подражая Петьке. Наговорил всякого, порекомендовал сходить к доктору, может микстуру пропишет, в аптеке прикупить валерьянки, народное средство использовать – скляночку с отваром или настойку на воде из-под крана от бабки, в недугах сведущей.
Договорить не успел, волшебная на всю голову девка за руку ухватила, другую, травмированную я догадался спрятать. Глаза горят, щеки алые, возбудилась. Откуда я прознал, чем Изольда Генриховна её лечила? Она ей пузырёк со снадобьем несколько раз давала после того случая!
– Водичку поди розовую прописала? – брякнул я.
Встрепенулась Вика, за другую руку вцепилась, естественно по болячке попала, смолчал через силу, выматерился про себя сквозь зубы, вдвоем силком усадили. Чокнутая аж винтом пошла, где найти бабку, да откуда я про зелье прознал, а ведь ей помогает, что да почём выпытывает, ответа ждет, ножки другим узлом перевязала от нетерпения.
– Где бабка – не ведаю, про пойло забудь – пустое, – попытался отмахнуться я. – Шарлатанка она.
В разговор вступила Виктория. У её соседки свояк в ментуре работает и через него слух известен, по пьяни рассказывал, Изольда Генриховна снадобьем приторговывает и очень авторитетные люди за него платят щедро.
– Ага, тачки раздают, – само с языка слетело.
– Тачки? – переспросила Вика.
Я сдал назад, уверил, всё есть недоразумение и шутка.
Не прокатило, художница заявила отмазка не канает – история настоящая, большие люди вписывались, такие на фуфло не поведутся, взамен требовали какую-то выпечку с названием редким, но старуха выдала снадобье.
Мордахи серьезные, губастенькая просто настороженная, у второй же глаза горят фанатизмом и адреналином от нее так и пышет. Хороша, вот кабы не запах полыни...
Взыграло, как бес изнутри подзуживает: – Что за выпечка, – говорю, – тебе знать без надобности и купить её у вас никаких денег не хватит, прописанным обойдешься! – шутканул я.
Так ведьма и сказала! Слово в слово! Где взять лекарство!? Тьфу-ты черт побери, но я-то ни разу не лекарь, Рождество на носу и я на гульки собрался. Аккуратно с себя руки девчачьи стряхиваю, мол, встаю на лыжи и до хаты.
Виктория себя странно повела. Вид заговорщицкий, головой мотает, сережками в ушках трясет, подмигивает и на подругу кивает, семафорит и поцелуйчик воздушный изображает, губки трубочкой, самый раз как мне нравится. Зацепила.
Взыграло еще раз, присел, вид таинственный на себя напустил, девчонок приобнял, к себе притянул, вроде как в тайну посвятить хочу, обжали с двух сторон, тепло и приятно. Есть, говорю шепотом, выход, надёжный, художница из любопытства слушает, мол чем черт не шутит, а не долеченная в рот смотрит, слово пропустить боится, откровения ждёт как верующий скрижалей от бога. Руки с талий пониже опустил, Вика ухмыльнулась, промолчала, ей-ей позитивная девица, Машка так вообще не заметила, жопка как наливное яблочко.
Знаю рецепт зелья, проверенный, изготовить могу, так что бабка нам без надобности, применять его как Изольдой Генриховной велено.
Девки передо мной друг в друга лбами ткнулись, зашушукались, секретничают. Какое там, все равно ж слышно.
…
– Оно без подпитки слабее работает! Энергетики инь-янь не хватает!
– Такого говорено не было! Ты этого точно не знаешь или сама придумала.
– А вот и знаю! В первоисточниках сказано, нужна инициация!
– Ну вот, с этим и проведешь …, – зашелестела губошлепка.
– Может он мне не понравится! – возразила русоволосая и засучила ножками, аж ямочка под ладонью заиграла.
– Мне он уже нравится! – подбодрила Вика, я благодарно через пальто похлопал её по булочке.
– Я его второй раз вижу! – перезаплела ноги Машка.
– Значит это уже второе свидание, завтра будет третье, а на третьем уже можно и я вижу ты уже на стенку лезешь, – засмеялась художница. – Не тормози, не то встречать Рождество ты да я да мы с тобой как две лохушки будем!
– Да? А с тем как?
– Кришнаит хренов пусть восходит дальше, пустое, разводка.
– У тебя точно не разводка? – подозрительно спросила меня Маша.
– Бля буду, – заверил я. Эликсир аутентичный, не хуже, чем у Изольды Генриховны! Рецепт из первых рук, к завтрему могу сделать, вам как, погуще или бледно-розовый? И да, что там за инициация? – на всякий случай уточнил я.
Губастенькая хихикнула, состроила мне глазки и еще раз чмокнула воздушный поцелуйчик: – Не тревожься, это не больно, тебе понравится.
– Э…?
– Ты должен пройти ритуал очищения кармы! – косоглазая подружка покраснела.
– Что-то боюсь, – насторожился я. – Может выпьем для храбрости?
– Завтра праздник отметим, совместим с гаданием, ты спиртное принесешь, остальное с нас, – предложила Виктория.
– Я не пью водку и это святотатство! – заерепенилась больная.
– А мне не нравится сухое, – уперлась Вика.
– Кагор. Вино церковное, православное, крепленое, – выдал компромиссный вариант я.
– С тебя алкоголь, а мы сделаем салаты. У Маши мама в Питере на конференции до конца месяца, квартира свободна, – подвела итог губошлепка. – Запоминай адрес и приходи завтра к вечеру. Погадаем на судьбу, отпразднуем и смотри, обещанное не забудь изготовить!
– Э… вот так сразу? – засомневался я. – Всех первых встречных поперечных в гости зазываете?
– Не парься, – успокоила Вика, – тебя не с бухты-барахты окликнули. Позже расскажу.
– Ты точно по рецепту и в срок уложишься? – недоверчиво спросила Маша.
Ей богу, дурочка, даже неудобно, но уже сдавать назад поздно. Варево мощное, зараз много не делается, осторожность надобна и время, но успею. Пузырька маленького хватит?
Обрадовалась. Наверное, бабка тоже в пузырек наливала, то ли марганцовку экономила, карга старая, то ли создавала ограниченностью ресурса иллюзию его ценности. Шарлатанка.
Девчата еще раз пошушукались и выдали вердикт: – Ты нам подходишь.
Адрес оказался верным, немного удивился, не прокинули.
Пришел раньше оговоренного срока, не люблю опаздывать и ценю сюрпризы. Поприветствовал, поздравил с наступающим праздником, вручил по плитке шоколада, чмокнул в щечки, губастенькую дополнительно обнял и незаметно прихватил ниже талии. Непроизвольно напрягся, та усмехнулась, прижалась, легонько толкнула в ответ. Так-так! С подружкой повторить не рискнул, береженого бог бережет, хотя чего я вчера навыдумывал? Милая, чудаковатая, легкое косоглазие скорее изюминка, чем недостаток.
Нормальные девчата, ко-ко-ко, мы еще не… ко-ко-ко, чего так рано, курочками забегали между кухней, залом и ванной, забавно. Спиртное в холодильник, продуктов принес, да-да, знаю, но лишними не будут, передал пакеты, предложил помощь. Женское, понятно, дело, все такое, сами, но и я не без рук, подготовка к празднику - уже праздник! Маша в зале стол накрывает, вилки, салфетки, сервировку прервала докрашивать ноготки затеялась, и это бросила на половине, засуетилась, мелькнула вихрем полотенец и ускакала в ванну. Зажурчала набираемая вода.
Вика провела на кухню. Пойдем, Зайка в заплыв ушла, это надолго, не обращай внимания, ты ж не торопишься? Вручила тёрку, нож, сама к плите и раковине, я шинковкой занялся. Разговорились.
Виктория и Маша – подруги с детства. Про своих родителей Вика упомянула вскользь, история давняя, тяжелая и, так уж получилось, что её растила мама Марии, женщина обеспеченная, но одновременно и занятая. Маша, девочка необычная, и, мягко сказать, странная, за ней иногда надо присматривать и, так получилось само собой, обязанность следить за дочерью перешла к подруге вместе со званием компаньонки. За гешефт платит не считая деловая дама и любимая доченька пусть занимается чем хочет под присмотром более адекватной подруги, отсюда походы, байкалы, тибеты, поездки в столицы, квартира, свобода и прочие художества в прямом и переносном смысле.
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, – ввернул я уместную пословицу, натирая варёную морковку в плошку.
Завел разговор, да, художества – неотъемлемое право юности, факт, я сам не против покуролесить, но все же не очень понимаю цель, с которой меня пригласили и не выйдет ли, что мы думаем о разном.
– О чем думаешь ты видно, – парировала Виктория, передавая мне очищенные яйца, – шинкуй крупнее и старайся не раскрошить желток.
Пока я примеривался к разделочной доске, девчонка воспользовалась моей занятостью, скользнула за спину, прислонилась, приятно шоркнув по спине упругими грудям, приобняла, провела ладонью по животу, выбила ноготками дробь по металлической пряжке ремня, тронула ниже, тут же упорхнула назад к раковине и оттуда продолжила разговор.
Мои мысли ясны, о чем думает она – не важно, а главное – Зайка и если та считает, я могу помочь, то пусть все так и будет. Между делом спросила, принёс ли я обещанное, она надеется на мою порядочность. Попробовал отшутиться, ан нет, насторожилась. Принес. Аккуратно уточнил – подруга… ну то да, понятно, но ты-то сама… в эту ерунду веришь? Заметил, что люблю хохмы и розыгрыши, а также красивых девушек, не бандит и тем более не мошенник, снадобье с собой, но это не совсем лекарство, даже скорее совсем не лекарство и шутка, с моей точки зрения, зашла слишком далеко.
Верит или не верит она, не так важно, главное, чтобы верила Маша. Оказывается, про «не лекарство» упоминала и Изольда Генриховна, говорила рецепт прост, но знать его не нужно, состав не важен, важно кто готовит, да как преподносит, поэтому что делать, мне решать самостоятельно, короче, подыгрывай креативной подруге.
Я посмеялся над старой прохиндейкой, закончил заправлять салат майонезом, который, как известно, исправляет косяки любого повара, еще раз заверил – снадобье изготовлено согласно рецептуре, не хуже бабкиного и удивился оказанному доверию.
Доверие возникло не на пустом месте. На вечеринке присутствовали Буратина и Арлекина. У них все хорошо, обе давно вышли замуж, мелкие короеды прилагаются, с ними и приперлись потрещать со старыми знакомыми, опознали меня по халату, долго спорили «вроде похож, но в лице переменился», чем и привлекли внимание глазастой Вики. Так вскрылась давняя история, в которой я поучаствовал и всем помог.
Во девки дают, языком метут, как метлой машут! Она в курсе всего! И еще разное ведает, а это важно и рассказывать ли мне решит позже, сначала посмотрит, как будут развиваться события. Она – не Машка, и совсем не дура, да не напрягайся, действуй по обстоятельствам, Буратина клялась ты порядочный, не обидишь и Арлекина от себя добавила. Опять воздушный поцелуйчик кинула.
Чего встал столбом? Хватай салат, тащи в зал, слышишь вода литься перестала, сейчас подружка покажется. Час намывалась, понравился ты ей, смотри, не облажайся и я за тобой слежу!
Потащил продукты на стол.
Улыбается, сучка.
Хороша Маша, да не наша.
Русоволосая, распушилась, шампунем пахнет и водой как русалка. Волосы ленточкой перехвачены, глаза светлые, чуть к переносице, почти незаметно. Гетры и майка – странная одежда для праздника. При такой фигуре все простительно. Переглядываются. Посмотрим.Сели за стол. Поговорили о погоде, природе, учебе, обсудили городские сплетни, выпили кагора, закусили салатом, добавили.
Перешли к делу.
Маша потушила свет, запалила свечи и новогоднюю гирлянду. Показывай, добрый молодец, с чем из заморских стран пожаловал.
Достал два пузырька, один с красной водой, другой с зеленой, обожаю нестандартные дебюты в партии. Девчата охренели, через силу не рассмеялся, сказал, что обе настойки мощные, Изольда Генриховна соврать не даст, но применять совместно категорически запрещено, руки оборвать может по локоть, потому пусть выбирает одну скляночку.
Нуждающаяся девица переплела узлом ножки в домашних гетрах в облипочку, покрыла лоб морщинками, напряглась, марганцовку цапнула. Художница с любопытством к зеленой сунулась, дал по рукам – уговор есть уговор, открыли выбранную колбочку, понюхали, на язык попробовали. Я сам на вкус не проверял, но их устроило, вреда не будет, хотя и пользы тоже.
Маша утверждает у меня в темноте глаза светились, когда мы с Алиской на тацнполе коленца выкидывали. Посмеялся. И у Алисы светятся. Умение прозревать от других сокрытое у нее передается по родове издревле, после болезни усилилось, очи огненные она самолично видела, бесовка и за ней охотилась, кинулась, да убоялась на двоеперстии обломавшись, бежала, а мной овладела и дабы не погубить бессмертную душу мне следует пройти обряд очищения!
В моей картине мира события виделись немного иначе, но кто я такой, чтобы спорить с диагнозом специалистки по оккультизму? И да, она – будущий педагог-философ! Понятно, откуда в голове каша, девочкам простительно.
Мария – староверка. Лента, которой она перехватывает русые волосы на пустой головешке называется «очельник», первый раз слышу, надо записать новое слово. Штука полезная, улучшает энергетику, кажется открывает или наоборот закрывает чакры, уберегает от злых сил, сглаза и прыщей. Панацею от всех бед можно носить не снимая. Жизнь у меня и так безбедная, но очельник примерил. Воцерквленная девка обрадовалась, изловчилась и ткнула-таки в меня крестиком, вторая с интересом ожидала результат.
Испаряться или меняться в лице я отказался, как сочетается старообрядчество с православным кагором и дешманским штампованным крестиком выяснять не стал, порадовал девочку – сотворил знамение справа налево, потом, добавил слева направо – губастенькая подсказала, и было расстроился, опасаюсь больных на голову. С другой стороны, что они мне сделают, ну покусают, эка невидаль.
Погадали на картах, выпили кофе, гущу разлили по блюдцам, девчата что-то там высматривали и в зеркале тоже. Добросовестно обезьянничал, копируя как попугай за подружками, поначалу было неловко, но кагор всё сгладил.
Гибкая на шпагат садится, теперь в йогу ударилась, очень помогает в просветлении духа, главное принять правильную позу, позы асанами называются. Классная девка, пластичная, то одну асану примет, то другую, она в них разбирается и нас учит, на полу устроились, одеял-простыней поверх ковра накидали, повторяем, плюс стопка и салат «мимоза».
Девчонки шушукаются, губошлёпка заулыбалась, из комнаты выскочила, чокнутая у магнитофонных колонок со шнурами возится, кричит:
– Вика где музон? Я недавно переписывала.
Подружка забежала, ёлки-палки, в одних трусиках, сунула мне кассету, задев по руке горячим бедром, ускакала. Выпутывал Машу из проводов, помогал заряжать магнитофон, баловался реостатами эквалайзера, восхищаясь сочным басам полноразмерных колонок, слушал популярнейший иностранный рок под шепот в ухо «она классно танцует», в спальне что-то, кажется чемодан, грохотом рухнуло на пол, шуршала одежда, наконец показалась.
Такого зайчика я еще не видел. Костюмчик – фирма! Не турецкое говно, подобный в наших краях ни за какие деньги не купишь, наверняка привезен богатой маменькой из-за тридевять земель. Открыв рот и пуская слюну смотрел танец, очнулся под смех Машеньки, раздеться успела, стоит считай голая, протягивает подруге палитру с кисточками. Пока хлопал глазами, костюмчик, мотнув заячьими ушами под затихающие аккорды магнитофона, улетел следом за сумочкой и чулками-гольфами в угол комнаты. Аж крякнул от восхищения.
Художница тоже с приветом – не простая штучка, специалистка по бодиарту. Оказывается, на человеке в среднем всего полтора-два квадратных метра кожи и та не вся пригодна для рисования. Разве можно настоящему мастеру работать в таких стесненных условиях? Пришлось разоблачаться. В краску плюет, размешивает пальцем, всего расписала, подругу измалевала, сама уделалась, и простыни устряпала. Кагор спас, не так стеснительно и темнота – друг молодежи, гирлянда и свечи, комната в полумраке, косые тени пространство искажают.
Мария всевидящая говорит демоница сильная, кабалистикой и рунами, на каляки-маляки похожими, отваживать надо! Знаки рунические прямо по телу где велит подружкой рисуются и почему – не моего ума дело! А вот и не угадала! Зельеварению обучен и о знаках понятие имею! Причастился к вину церковному и ей по спине диаграмму состояния «Железо-углерод» нарисовал, Вика свечу держит, свет дрожит картинка в нем выглядит загадочно, на спину подруге парафином накапала, прямо по переходу «Ликвидус». Машке хоть бы хны, перед зеркалом в одних трусиках крутится, шею выгибает, разглядывая мое творчество, лопатками острыми шевелит, отчего линия эвтектоидного превращения по которой аустенит распадается на феррит и цементит в синусоиду трансформируется. Забавно.
Подружка-художница не так проста, глаза с хитринкой, но узоры по телу тоже хочет. Легла на спину я ей по животу двойной интеграл по замкнутому контуру рисовать затеялся, нижние закорючки как раз под трусики уходят. Не, ну оно и так ясно к чему дело идет, но ей богу ни стыда, ни совести в этих творческих людях, исподнее долой. Дорисовал загогулины, пределы интегрирования проставлять не стал, еще опознает. До кучи резерфордовские модели атома по грудям намалевал.
Спросила: – Что это художество значит? – и на меня посматривает, лыбится, а куда ж реакцию спрячешь, перед носом две девки голые.
Электроны пересчитал – по восемь штук на грудь как с куста, стало быть атом кислорода, но грудей две, получаем двухатомный газ с ковалентной связью. Кисточкой по голому телу очень щекотно, девка дрыгается, потому один хрен каляки-маляки – орбиты эллипсоидами кривыми вытянуты и электроны на них не везде попадают, а может быть так корпускулярно-волновой дуализм проявился. Выдал свою нательную живопись за древнеарамейский иврит и неслабое колдунство, кажись прокатило.
Краски дотратили, еще выпили, закусили, в воздухе от флюидов и феромонов хоть топор вешай.
Чокнутая про пузырек вспомнила, достала, ладони омыла и лоб раствором намазала, хорошо, не зелёнку выбрала, с подружкой поделилась, щедрая, в позу лотоса уселись, но обе не ровно, шатаются, а что вы хотите, вторую бутылку креплёного добили. Предложил поддержку, не отказались, приступил к выравниванию девок, втроём йогой занимаемся. Возложил Маше руки на голову, ощупал ленточку, тронул за лоб, проверяя температуру, поводил по темени, авось сойдет за магические пассы. Замерла, медитирует или просто приятно.
Поза лотоса включена в йогические асаны! И других много разных. В асанах имеется поза собаки и сейчас она её примет, с меня подстраховка! Всему есть предел, я не железный и надо же с какой-то начинать. Йогичка первая довыгибалась, не удержался, а может на то и рассчитано, название подходящее. Возложил руки на бедра. Вот уж никогда бы не подумал, что это и есть инициация! Как только не назовут обычное блядство.
Хороша Маша, теперь наша, недаром замечено, алкоголь облегчает взаимопонимание! Задал вопрос про странный ритуал и Инь-Янь, велела не отвлекаться и побрызгать элексиром ей на спину, хотел возмутиться, но Вика глаза пучит угрожающе и головой трясет, подчинился.
У девки по спине капли розовые бегают, прикольно, озаботился, правильно ли я её инициирую. Похвалила! Спросил, с кем сравнивает.
У нее есть парень! Обалдеть. Иеговист и кришнаит в одном флаконе, тоже будущий философ, сейчас умотал на какую-то сходку тронутых особым знанием, где постигает вторую ступень пути просветления, одновременно держит пост и целибат, что её уже напрягает. Немного поздно сказала и не к месту, мне все равно, но как-то неудобно. Ей тоже неудобно, руки-ноги устают уголок держать, перешли в классическую коленно-локтевую.
Спросил, не кажется ли ей – молитвенная поза очень сексуальна? Она в ней изумительно смотрится!
– Кощунник! – выкрикнула верующая девка, отбивая лбом поклоны.
Художница вообще бесстыжая, любопытная нос сует, чисто теленок губешками мокрыми, мягкими тычется, ласковая, всего обслюнявила, приятно и неловко, подружку-Заю наглаживает, а той хоть бы хны, буддийский пофигизм, завидую.
Зайка сделала замечание – я слишком напорист в таинстве соития и у нее слетает очельник, а это отрицательно сказывается на процессе слияния воедино душ и тел. Тоже мне специалистка выискалась! Дал поджопник, отвесил подзатыльник, ухватил за шею, ткнул очельником в подушку. Брыкалась, понесла ахинею про Сварожича, Рода и Мокошь, не слушал, добавил темп, девка сбилась с мысли, вцепилась зубами в подушку и дальше пошло по накатанной да так энергично, что у особым знанием тронутой с лопаток все потёки свечного парафина поотлетали.
Облегчение чресел, как кульминация ритуала, избавляет от черных дум, укрепляет карму и тело через него возрадуется. Не знал, красиво завернула. Бонусом прилагается улучшение гормонального фона и изгнание прыщей. Спорные утверждения, поверил на слово, осторожно уточнил про последствия, ты ж смотри дура-дурой, а таблетки пьет, прыщи не пройдут, возрадовались, потом отдыхали под чай с конфетами.
Дальше плохо помню, лишка выпил. Рассказывал я им что-то, вроде как учил, за руки держал, Машка кажется даже записывала под диктовку. На сон похоже, странные ощущения.
– Сааашаааа! – донеслось шепотом. – Саша, где записи? Я не могу найти куда писала.
– Ищи, – буркнул я и с трудом разлепил глаза.
Поодаль разбросанных подушек стояла зажженная свеча. Легкий сквозняк из приоткрытой форточки тянул к двери, пламя колыхалось, мерцало. Как оказался на полу, не помню, поежился, поддернул на себя одеяло.
– Где записи? – еще раз спросила Виктория.
– Машка писала, у нее спроси, – в голове промелькнули обрывки сна и я окончательно проснулся.
Вика сидела на ковре, обнаженная и прямо в блюдце резала хлеб. Нож противно скрипнул по стеклу. – Колбасу будешь? – спросила она. Я кивнул, девчонка очистила шкурку, положила два кружка поверх корочки хлеба, протянула мне бутерброд и полстакана минералки.
– Нет записей, – она перевела взгляд на кровать, через край которой торчали розовые в пламени свечи пяточки ее подружки. – Маша проснулась, искала. Я не знаю, что происходит, но такое уже бывало раньше. Это не опасно? Тебе тоже сон приснился, да?
Я запихал в рот бутерброд и опять кивнул: – Вроде диктовал что-то. Иногда мне снятся удивительные сны.
Художница долго смотрела, как я жую бутерброд, подлила еще минералки и заговорила.
– Мы дружим с детства, сколько себя помню. Маша всегда была немного странной, не от мира сего, выдумщица, говорила загадочно, пугалась чего-то, или наоборот, радовалась тому, чего другие не замечают. Повзрослела, людей насквозь видеть стала, мама ее шутит, с такой дочкой подлецы не страшны, она плохих людей чует. Поначалу тебя в плохиши записала, а потом доверилась.
– Эти причуды ты называешь «немного странная»? – прошамкал я, запивая сушняк минералкой.
– Было не так заметно и все изменилось, когда её пригласили в театр.
– Пригласили? Кто?
– Она спит тревожно. В детстве лунатила каждую ночь, то кошмары, то сны на сказку похожие, иногда как пересказывать начнет, хоть в книжку записывай, в тот раз проснулась поутру, веселая, меня, говорит, в театр позвали! Я удивилась, зима, мы еще в школе учились, половина класса болеет, грипп, морозы под сороковник ударили, не ходили мы никуда, неделю считай дома сидели. Ей всё приснилось.
– Так вы и попали в театральный кружок?
– Попали, скажешь тоже. Рванула быстрее звука, на ходу одеваться пришлось, в фойе залетаем, на улице холодина, от нас пар столбом, а она уже ждет.
– Изольда Генриховна?
– Да! Это она её позвала, во сне приходила. Старуха с ней работала, я ей без надобности, так, сопровождающее лицо, зачем ей Маша нужна была, не знаю. Хотела она от нее чего или учила, тогда и появились записи.
Я вопросительно посмотрел на Вику.
– Как это действует – непонятно, на самом деле ничего нет, но что-то да существует. Мы иногда в театре оставались на ночные репетиции, бывало прям там прикемаривали, в гримерке, проснешься, рядом ведьма на гитаре тренькает, напевает, свеча горит и Алиса подростком подле крутилась, ластилась, а бывало взглядом полоснёт аж сердце ёкает. Ты за мыслью следишь? И что ты ищешь?
– Ищу обо что вытереть пальцы, колбаса жирная, а слежу за тобой и гадаю, неужели ты меня разбудила потравить сказочку?
– Я пытаюсь поделиться с тобой для меня важным, может и ты своё расскажешь, мне пригодится. За подругу тревожусь, что-то происходит и это серьезно… Ты опять не слушаешь!
– Извини, сбивает с мысли голая девушка!
Вика улыбнулась и чмокнула губами: – Договорим после?
Подгрёб губошлепку, глянул на пяточки посапывающей подружки, моя очередь угощать колбасой. Погнали!
Слюнявая художница немного себе на уме, прелестная, нежная, мягкая, сочная как молочный поросеночек на вертеле, очень гибкая в пояснице и хорошо чувствует задаваемый мною ритм, приводящий в броуновское движение атомы кислорода её модели двухатомного газа. Держался за атомы по отдельности и вместе, теребил ядра, гладил по электронам, чувствовал себя Резерфордом. На левой груди обнаружилась родинка между первым и вторым электронными уровнями. Открытие! Это дефект строения атома или я наблюдаю процесс деления частицы – реакцию ядерного распада?
Странных историй на сегодня хватало с головой, того и гляди крышу снесет, отдыхал умственно, думал о своем, о физике, устройстве вселенной, пытался отвлечься, затыкал девку. Если не брать во внимание ноги, пальцев раз два и обчелся, одиннадцатый еще когда я ту… кхм… эта сучка губастая дочиста облизала, бутерброд я держал одной рукой, получаем десять пополам и минус один травмированный, то есть грязных остается всего четыре, да и те быстро кончились. Все, что можно обсосала и опять рот открыла, болтушка.
Деваться некуда, пришлось вступить в общение.
Несмотря на общую бесстыжесть, свойственную современной молодежи и потрясающий сосательный рефлекс, который она называет «атавизмом», ты ж смотри слово редкое знает, в вопросах секса Виктория старомодна, предпочитает классику, то есть лежа на спине, поэтому кантовать её не надо. У нее давно не было парня, так что старайся подольше и пожестче и да, она любит поговорить в процессе, а ей есть, о чём рассказать! Жестче – это не значит драть её как шкурку, да, о да, вот так хорошо и сверху, скользит прямо по бугорочку! Ноги на плечи можно и приветствуется, а вот «не туда» нельзя!
Я должен вести себя тише, мы можем разбудить Зайку, я заездил бедняжку, та устала и у нее тоже давно не было парня. Говорить лучше шепотом, но со своими звуками, да, очень развратные и громкие, хи-хи-хи, она поделать ничего не может, а виноваты мы с подружкой, она наблюдала за нами и перевозбудилась. Со стороны мы напоминали двух совокупляющихся кроликов, хи-хи-хи, да-да, чпок-чпок-чпок!
Нет, не угадал, как крольчиха в течку Машка себя не ведет никогда, в таком состоянии она её первый раз видела, и не потому, что косоглазая, я тебе сейчас за подружку в глаз стукну, сам окосеешь! Зайка – производное от фамилии, Машенькина мама зовет их «мои девчата-зайчата», но у Виктории фамилия другая, поэтому настоящая Зайка одна и называть её так разрешается только самым близким людям иначе подружка сердится. Вот те раз, в моём сегодняшнем меню сплошь зайчатинка: филе, грудинка, ребрышки, шейки, лопатки, крестцы и прочие ляшечки-голяшечки с пылу с жару, с потрошками в придачу. Удачное Рождество, классно я девчат-зайчат колбасой нафаршировал, лови еще палку!
Заговорила про искусство.
Виктория далеко не дура, как показалось изначально, пишет картины в стиле авангардизма с уклоном в импрессионизм, у нее прошли в Москве две инсталляции и, возможно, они когда-нибудь, если случится чудо, переедут в столицу, чего она одновременно боится и желает.
И у этой есть парень! Учится в Бауманке, но, скорее всего, они друг другу не подходят, зачем ей, художнице, технарь без фантазии? Почти обидела. И надо покопаться в себе, возможно это патология драть чужих девок, но возбуждает.
Похоже перестарался, девчонка ойкнула, подружка на кровати засучила пятками, мы притихли. Двигаясь в ритме вальса шепотом спросил на ушко, как же так, у Маши есть кришнаит и у тебя есть парень, а теперь я сначала ту, потом эту, все это как-то неправильно, мне немного стыдно и неудобно.
Художница в ответ шепчет, просит не париться, это другое и ей тоже неудобно! Неудобно – какая-то фигня впивается в поясницу, сделала «мостик», пошарил под девкой и вытащил измятый очельник.
Дальше плохо помню. Кажется расправлял очельник, гладил Вику, мял бедра, тискал груди, задирал ноги на плечи, хватал за булки, в общем, был в ударе, вел себя безобразно.
Все-таки девка не верующая, мимикрирует под шизанутую в угоду подружке. Облегчать чресла в себя запретила, дни неподходящие, прыщи, коли заведутся, излечивает медикаментозными средствами. Результат размазала на животе по замкнутому контуру, еще раз спросила, что эта загогулина означает – не сознался.
Лежали, отдыхали, думали каждый о своем. За окном гудел ночной город, переливалась огнями гирлянда. На балкон противоположного дома высыпала пьяная компания, громко хлопнула петарда. Завозилась Машенька, на пол около моего лица опустились две изящные ножки, я притворился спящим. Вика тихо посапывала рядом. Машенька прошла к окну, постояла на светлом фоне, гибко потянулась и проследовала, осторожно ступая мимо нас, в ванну, долго плескалась водой. На обратном пути принесла покрывала, набросила одно на Вику, заботливо подоткнула, другое кинула на меня и завалилась на кровать.
Я медленно погружался в сон, было тепло и приятно.
– Хочешь знать, что произошло между Алисой и Машей? – спросила Вика, толкнув меня в бок.
– Полагаю речь пойдет не о девчачьей склоке? – я с сожалением вырвался из объятий Морфея.
– Нет. Информация может тебе пригодиться, прими платой за помощь подруге.
– Так я и не помог ничем особо, – я повернулся в её сторону.
– Она считает иначе, слушай. Произошло все с год назад, по зиме. Машка с бабкой сблизилась, день-деньской в театре пропадала, меня художником на полставки оформили, раз все равно с подружкой как Санчо Панса с ДонКихотом. Алиса тогда только-только взрослеть начала, Петр появился. Соперницу в ней почуяла, к бабке приревновала или само получилось, взрывная она, но как кошка черная между ними пробежала.
На Рождество были гадания с чаепитием, меня не взяли, обидно, немного, но… я не знаю, я обычная, а они… они все… они друг другу подходят. Под утро заявилась и с порога «Я хочу на море».
– Что за море?
– Не знаю. «Хочу на море! Оно живое, в огнях, очень красиво!». Я фразу наизусть выучила, Зайка ее день-деньской повторяла, заболела идеей. Тебе съездить на море предлагали?
– Наверное ты не про курорт? Нет, не предлагали. Не понимаю, о чем ты.
– Я тоже не поняла и тут выпала её маме поездка в Мурманск, мы с ней увязались.
– С бухты-барахты, посреди учебного года? И… ну, не знаю, накладно, хотя это мелочи, но обычно люди планируют.
– Мама для любимой доченьки все сделает и деньги для нее не проблема, не в них суть, любые планы под неё поменяет, лишь бы Машеньке хорошо. Вон, даже меня для нее завела как домашнего питомца, вместо кошки или хомячка.
Вика улыбнулась.
– Шучу, она меня как дочь родную любит. Короче, полетели в Мурманск. Мама по делам, встречи какие-то, конференция, мы сами по себе, а там ни экскурсий, ни развлечений, холодина стоит и ночь полярная. Машке ничего не надо, вприпрыжку на пристань, черная волна по заливу, ветрище стружит барашки белые срывает и северное сияние в полнеба. Очень красиво. Так и простояли весь вечер, в небо на звезды пялились, детство вспоминали, дубачина, замерзли как цуцики.
– И вот это все оно самое и есть?
– Нет! Очень красиво, зарево, сполохи, озоном и морозом пахнет. «Это не оно!», так и сказала. Бабка ей другое показывала или что привиделось, понеслась проверять, а не то, расстроилась. Мы в номер, околели вусмерть, поели, душ, спать. Ночью она меня разбудила, прижалась, горячая, жар у нее и плачет, будто ребенок маленький, дрожит, за руки хватает.
– Погоди, прижалась? Так вы … э…?
– Сашка, ты только что понял? – удивилась Вика. – Или осуждаешь? – нахмурилась она.
– Никогда раньше не сталкивался. Тогда как же её парень и твой и вот это? – я погладил её по заднице поверх одеяла.
– Это, – она выгнула спину дугой, – случай приятный, даже очень, но мужчины всего лишь эпизод в настоящей женской дружбе.
Я вдавил палец через одеяло промеж половинок, Вика поддала навстречу, вдохнула, опустилась на живот, расслабилась.
– Позже. Слушай дальше. Зайка плачет горько, я её по голове глажу, за руку взяла. Она иногда такая беззащитная и открытая, нужна я ей. И тут она сквозь слезы выдавила: «Меня Алиса ударила». До утра её баюкала на руках, расспрашивала, когда, где, как, Маша отвечать, а не тут-то было, тогда заикание и проявилось, что сказать пытается, разобрать невозможно или в ступор впадает, замыкается в себе.
– Последствия?
– Называй как хочешь. Мне тоже что-то снилось той ночью, не помню, а ей – Море, в огнях, живое, настоящее, всамделишное. Так и сказала по-детски «всамделишное». И тут Алиса из ниоткуда выскочила, там, во сне. И напала, получите последствия.
– От реального или мнимого испуга бывает временное заикание, но это нервное и лечится. Или еще беда посерьезнее приключилась?
Виктория подтянула подушку, устроилась удобнее, долго смотрела на горящую свечу, наконец заговорила.
– Куда серьезнее. С утра разбудил крик: «Я ослепла!». Глаза открываю, она на кровати сидит, лицо расцарапала, склеры в прожилках красных, веки распухли и под ними полно гноя. Я бегом мать искать, та сразу к офтальмологу.
– Если долго смотришь на сильный источник света, иногда бывает ожог роговицы, это временно. Я раз «зайчиков» от электросварки нахватал, немного припухло, через день пройдет.
– Врач то же самое сказал. Северным сиянием любовались, ветром продуло, глаза застудили, капли прописал, велел компрессы прикладывать и соблюдать покой. Вот и побывали на море. В тот же день самолётом домой.
– И её мама с вами? А как же работа? Билеты на самолет заранее заказывать надо, это ж дефицит.
– Саша, ты не понимаешь, ей на все наплевать, для нее дочь главное. Расходы, – Вика пожала плечами, – она звонит, ей тут же бронь дают, билеты, такси или машину служебную, гостиницу, экскурсии любые. Мы так полстраны исколесили, деньги для нее пустое. Здесь к доктору прямо с самолета, диагноз – острый конъюнктивит, осложненный общим воспалительным процессом, велел капать левомицетин, выписал тетрациклиновую мазь, примочки – ватки с чайной заваркой и промывать глаза слабым раствором марганцовки.
Я ухмыльнулся.
– Что?
– Ничего. Помогло?
– Помогло. Три дня, гноя ни следа и отёк спал, а зрение не вернулось.
– Как, совсем? – ахнул я.
– Считай совсем, упало на оба глаза, почти не видит, за руку водить надо даже дома. Мама в больнице рвет и мечет, главврач, завотделениями, глазники, терапевты, хирурги, стоматологи, гинекологи, все доктора какие были, целый консилиум, всех повыдергивала. Целую медицинскую энциклопедию диагнозов на-гора выдали, вранье, я же вижу. Гадали они, так как причину найти не могут, решили на нервной почве и надо в Новосиб в краевую на стационар отправлять.
– Триста с лишним километров. Как-то автобусом по зиме ездил, день убил. Поезд удобнее, еще по времени подгадывать надо и билеты…, – я осекся.
– Скорая с мигалкой, по гололеду быстрее пули летели, а Машке все хуже, озноб, лихорадка, бормочет бессвязно, косоглазие появилось. На месте при первичном осмотре выдали: подозрение на атрофию глазных мышц, как тебе диагноз?
– Атрофия? Меньше чем за неделю? Я, конечно, не врач, но...
– Вранье, – отмахнулась Вика, – причины не нашли. Мама в панике мечется, врачей тормошит, процедуры, анализы, обследования, везде поперёк очереди, скандалы, крики, издергались обе, я на стульчике в фойе у регистратуры ждала пока медкарту оформят, прикемарила, тогда-то её впервые и увидела.
– Кого?
– Девочку голубоглазую, постарше нас, примерно твоего возраста, взгляд печальный, серьезная…
– Ольга?
– Да, я с ней не встречалась ни разу. Проснулась, сердце бухает, из головы всё вылетело, а её помню. Велела Машу неотложно домой везти и пропала. Я глаза открыла, на меня мама смотрит. В руке телефон, рядом Зайка с одеждой в охапке, головой трясет, повязка с глаз съехала. По коридору медсестра несётся, стетоскоп на шее болтается, орет «у вас психосоматическое расстройство невыясненного этиогенеза, нельзя пациента без разрешения медперсонала и выписки истории болезни с больницы увозить», мама на неё как рявкнет: «ПРОЧЬ!» и мне: «одевайся немедленно, летим в Москву, тут не помогут».
– Ты про сон рассказала?
– Нет, не до того было! На улицу выбегаем, такси стоят, водители курят, нас увидели, один к машине вальяжно так идет. Мы бегом-бегом Машку усаживаем, на крыльцо докторов толпа высыпала, главврач по ступенькам скачет: «Куда? Я уже консилиум собрал! У вас подозрение на редкую форму наследственной оптической нейропатии Лебера. Мне за вас голову снимут!».
– Что за Лебер? Ни разу о таком не слышал.
– В энциклопедии позже смотрела, совсем коротенькая статья – орфанное генетическое заболевание, заумь он выдумал, персонал, поди сам о таком не в курсе, таксист прифигел, мама ему: «За руль, живо! В аэропорт. Гони».
– Короче дурдом и про Ольгу забыла.
– Угу. Едем, бомбила волынку завел, мол аэропорт далеко, обратно порожняком поеду, пробки, цену набивает козлина, вымогатель хренов. Да куда это дамочка так спешит, шуточку отпустил, балагур, блядь, выискался. Мама лицом потемнела: «Заткнись, язык вырву», тот притих, шансон свой дерьмовый выключил, в аэропорт звонила, билеты на троих забронировала, в Москву, в микрохирургию, самого Федорова требовала! Фамилию назвала, сказала пусть ищут и перезванивают, будет ждать сколько потребуется.
– Как в Москву? С машины? По мобиле? Тарифы ж конские.
– А то! – в голосе Вики проскользнули нотки гордости. – Междугородний звонок на стационарный телефон! У неё «труба» с полифонией, экран огромный с два спичечных коробка, полноцветный, а тарифа нет вообще!
– Вот ты свистишь.
– Мне в Москву как-то отзвониться надо было на сотовый. Я со стационарного мучилась, палец о диск стёрла, она сама предложила, «мобилу» дала. Я поговорила и запрос сделала, любопытно же посмотреть, на сколько семейный бюджет просадила, в ответ два нуля прислали.
– И что это значит?
– Я спросила, она посмеялась, сказала «безлимит» и если мне надо, то могу пользоваться и «трещать» сколько захочу. Пароль сказала!
Голосе художницы аж задрожал от внутреннего ликования.
– Судя по тону пароль крут?
– Всего четыре цифры, зато какие! Я цифры в буквы перевела, получается VIKA. Маша для нее родная, но цифр-то всего четыре нужно, прикинь?
– Давай дальше, что с Федоровым?
– Десяти минут не прошло, перезвонили. Во сколько вас ждать? По блату без очереди готовят экстренную, прооперирует лучшая бригада – профессионалы высшей пробы, лично сам Святослав Николаевич курировать будет.
– Ого.
– Так водитель и закричал, «ОГО!», матерился. На глазах, прямо перед нами авария, длинномер на обгон пошел и со встречной фурой бортами сцепился, оба с прицепами, даже обочины перекрыли, трасса в пробку намертво встала на самолет не успеваем, вот тебе и ого. Мама за телефон рейс перебронировать: «… мы скоро подъедем, держите три места … на все подряд! … да хоть грузовым бортом, мне плевать … и через Ленинград тоже!», стоим, печка в машине едва живая, мотор на «холостых» работает, я устала как собака, к Машеньке прижалась, обняла её, в сон провалилась, странные ощущения, словно замерзаю. Только глаза закрыла – море, мы с Зайкой по волнам на кораблике, паруса надо головой полощутся, огни до горизонта и тут снова она не пойми откуда выскочила.
– Алиса?
– Ольга! Бледная, тиной пахнет, под глазами круги – краше в гроб кладут, вода с нее льется, очень злая, ругалась, почему мы в какие-то ебеня поперлись, зачем промолчала, за аварию укоряла, типа это из-за Машки кашу заварила, та в слёзы: «я сказать боялась … Алису накажут … она не нарочно … я сама виновата … маму покарают и тебя тоже … ты их столкнула специально так делать нельзя … мы все накосячили … бабушка ругаться будет … не сильно поломано, само наладится». Ольга не выдержала, в глазах синева сверкнула ледяная, как рявкнет: «Дура! Домой! Немедленно! Иначе будет хуже» – в голосе металл. Машка мечется, невнятицу бормочет, совсем ей худо, вырвалась, убежала и захлопнулась.
– Захлопнулась?
– Комната там была, на судне, где руль стоит.
– Рубка. Руль штурвалом называют.
– Да! В рубке заперлась. Я к ней, дверь открыть пыталась, та перекошена, на одной петле висит, в окна стучала, все поразбито, ветер свищет и она стоит одна-одинешенька, глаза ладошками закрыла.
Вика вздохнула. – Она ранимая, нежная, чуть конфликт – в себя уходит, а мне разгребать. Нужна я ей. Ужас как разозлилась. На Ольгу попёрла, заорала: «Кто ты такая? Угрожала ей, порвать за подругу обещала, всё вывалила, стала лечения назначенные перечислять, похвасталась – в Москву летим на операцию, про Федорова заикнулась, сама с собой спорила, о микрохирургии лазерной рассказываю, статью недавно в журнале читала, столица, там помогут. Выдохлась, стою дура дурой, глазами хлопаю.
Она молчит, думает о чем-то, за борт сплюнула: «Рот проветрила? Запоминай! Про Алису и бабку ни слова! Это я пошла на захват и ударила Машу, пробовала снова, вернусь ночью, найду вас в Москве и заполучу обеих, а сейчас тебе просто повезло. Тебя защитила шапка!».
– Что-что? Какая шапка? Ты о чем? – зашептал я.
– Я тоже удивилась, переспросила! Ольга улыбнулась, повторила: «Шапка. Из барсука». И врезала!
– Ольга? Во сне? – вскричал я.
На кровати завозилась Машка, перевернулась на бок, тихо застонала, подтянула ноги, обхватив их руками, свернулась калачиком, затихла.
– Тсссс…! Разбудишь Зайку! – зашипела художница, приподнялась на локте, погладила пальчиком свежую ссадину на коленке подружки, натянула на неё одеяло, заботливо подоткнула.
– Сашка, зря я это затеяла. Ерунда всякая приснилась. Сама себя слушаю – дичь, ты ржать будешь. Перевернись на спину.
Она скрылась под покрывалом, шоркнула носом по моему плечу, опустилась ниже, царапнула острыми коготками, низ живота обдало горячим дыханием. Полог покрывала зашевелился, тишину нарушили чавкающие звуки.
– Погоди! – я мягко, но настойчиво потянул слюнявую художницу за патлатую головёшку из её укрытия: – Ольга тебя ударила. Что ты видела?
– Аааай!
Вика рассерженно фыркнула, обрызгав меня каплями влаги: – Пусти, волосы вырвешь!
Я прижал её к себе, размазав брызги упругими девичьими грудями.
– Ну?!
– Э… во сне ударила. Что случилось, я не поняла, все происходит очень быстро. Дыхание перехватило, искры из глаз, внутри у меня затрещало, даже, вроде как хрустнуло. Очень больно. Я закричала. Из сна как из омута вынырнула, в голове звон, все мысли повылетали, сердце набатом бухает, в ушах шум, ладони ледяные потные, сама замёрзла, сил нет, меня мама за руку держит, белая как мел: «Вика, Вика, очнись, что с тобой?»
– Рассказала?
– Какое там! Язык отсох, слова не выдавить. Она меня трясёт, я воздух ртом хватаю, а вместо этого…
– Заикание и кашель? – не удержался я.
– Блядь, Сашка? Ты в курсе и молчишь? Я тебе сейчас дам!
– Я в курсе, но в курсе чего, не очень понимаю сам. Позже дашь. Что ты ответила?
– Слово через два: «девочка… ударила Машу … захват … она вернётся ночью … в Москве … нас заполучить хочет … очень больно… меня спасла шапка!». Как-то так. Сумбур в башке. Ерунда же полная.
– Погоди, у тебя есть шапка из барсука? Именно шапка?
– Санька, ты серьезно?
– Да! Рассказывай по порядку.
– Э… м… мама за голову схватилась, завыла. У нас во дворе собака раз ощенилась, а мальчишки соседские щенков убили. Точно так же скулила. Очень жутко. Машка не сиденье откинулась без памяти, бормочет, слюна из уголка рта бежит. Я в ступоре …
– Шофер в ахуе, – влез я.
– «Бомбила» как раз помог: «Отставить истерику, дамочка!». Окно открыл, воздух ледяной, из «бардачка» фляжку дал. Выпила. Помаленьку её отпустило. Сидит мрачнее тучи, желваки на скулах ходят. Виски потёрла, шапку у меня забрала, крутит её так и эдак, разглядывает, на Машку посмотрела, записную книжку достала, в твой институт звонила. В салоне холодно, двигатель работает, печка свистит, в «мобиле» громкость на максимуме, а у меня слух хороший, почти все слышала. Искала какую-то Ангелину Матвеевну, приёмную набрала, на секретаршу попала, ректора требовала, того нет и тётки этой нет, рабочий день закончен уже поздно и звоните завтра, я тоже ухожу. Мама объяснять, а не тут-то было, в «трубу» хрипит, слова глотает, кое-как понятно: «Нас атаковали и нападут еще раз! Ситуация критическая, промедление недопустимо и тут та-та-та..а..ак..коо…». Водитель уши развесил, в зеркала поглядывает тревожно, Машку тошнить начало.
Вика подозрительно посмотрела на меня.
– Гм, – многозначительно буркнул я, она приободрилась.
– Ну вот, а та, голос молодой, дерзко так отвечает, вас, дамочка, не слышно, я не обязана помнить весь технический персонал, номер ректора давать запрещено, проректор на симпозиуме, перезвоните позже… Ух мама взбесилась, трубку сжала, костяшки побелели, лицо злое, хищное. Говорила страшные слова, угрожала: «ты, сука, до пенсии сама техничкой работать будешь», секретуткой обозвала, уши оборвать пообещала.
Я улыбнулся.
Художница гордо прибавила: – Мама у нас уу-уух! Шофер языком цокал в восхищении. В общем скомандовала искать, адрес наш продиктовала, требовала поспешить, и чтобы «техничка» … эээ шапку прихватила. Еще говорила совсем непонятное, я не разобрала. Машка тоже, бывает, такое бахает, закачаешься. Они обе иногда ведут себя очень странно и выглядят как сумасшедшие. Ерунда ведь, да же? И этот… э… треух тут вообще не в тему.
– «Техничка» существует на самом деле и она не тётка.
– Так ты её знаешь? – ахнула Вика.
– Старой клюшке под сраку лет, завхозом на моем факультете оформлена и действительно барыжит скорняжными изделиями от какой-то прохиндейки. Варенья у неё хороши, слов нет, а сушки магазинные, по-моему, чай вкусный. Треух называется малахаем, цены его я не спрашивал, но, похоже дерёт втридорога. Откуда он у вас?
– Маша физкультуру на первом курсе прогуливала, потом ходила в бассейн при твоём ВУЗе нормативы сдавать. Вернулась в шапке – подарок, оберегает от житейских невзгод. Мама встревожилась, кто дочке такие дорогие вещи презентует, ходила выяснять, пришла, смеётся, суеверие, мол, это всё.
– Ангелина Матвеевна хитростью заманила меня в театр, где я и пересекся с Изольдой Генриховной и её семейкой. Старухи разные, но одного поля ягоды. Как же вы малахай поделили?
– Мама поделила. Она малахай на Зайку примерять, та глаза открыла – это пиздец!
– ???
– У девочки в нашем классе младший брат э… родаки алкаши, он таким родился, с дебилизмом. В глаза смотришь, а там пусто, овощ. Его во дворе травили, дети злые, Машенька с ним играла, говорила малыш ушел в себя и там спрятался, верила, что его можно найти. Над ней тоже ржали, старшеклассница с полудурком-детсадовцем возится, а я её защищала. Глаза открыла, а там пусто! И лицо один в один – даун! Сашка, такое ж не лечится!?
– Нихрена себе, – выдавил я.
Мама в глаза ей глянула, безнадежно, дурак не увидит, малахай мне отдала, одеть велела и не снимать, Зайке руки целует, прощения просит, а она ведь дочь родная.
– Вика, тебе очень повезло с семьей.
– Я знаю! Шапку напялила, подружку обняла, согреваю. Мама у водилы сигарету попросила, курила, молчала, думала, фляжку допила. Окурок в окно выкинула. «Разворачивай, едем домой». Адрес назвала.
– Другой город. Водитель сказал много ярких выразительных слов?
– Мама ему пачку купюр сунула, у того глаза на лоб полезли – «хозяин-барин». Вопросов лишних задавать не стал, дело ясное, что дело тёмное, развернулись, из пробки просёлком выехали, на объездную и по газам, только столбы замелькали. Про дочку свою рассказывал, как она гриппом болела и осложнением кератит вылез, тоже были проблемы со зрением, намекал девочку надо бы в больницу отвезти.
Помощь предложил, если защита требуется, подвязки у него в милиции и «крыша» при таксопарке конкретная, сам не бандит, но пахана ихнего хорошо знает. Мама о своем рассеянно думает, рукой машет – мол следи за дорогой, а тот – да я за рулем родился, домчу мигом и все посты гайцов на трассе знаю! Мама «да-да, ГАИ … мы где сейчас?», хвать телефон: трасса, номер, цвет, марка. Как раз к выезду их Новосиба подъехали, пост миновали, следом две машины рванули.
– Какой детектив без погони, – вставил свои пять копеек я.
– Не было погони. В «коробочку» взяли, мигалки врубили и с эскортом по «встречке», вообще без правил.
– Необычная у вас маменька.
– А то! Таксист хапуга, конечно, но дядька мировецкий. Чай из термоса предложил, я его «тормозок» схряпала. Зайка в отключке, я водительскую котлету с булочкой трескаю, мама на меня глядит как будто мы вдвоем на белом свете остались, аж сердце защемило. Поспать велела, шофер за сиденьями пошарить сказал, там пледы, в подпалинах, табачищем воняют, зато тёплые, я подружку укутала, прижалась, укачало.
