Маскарад

Девушке легко сменить лицо. Перекрасилась, навела другую прическу и макияж, чуть поправилась, что бывает часто или схуднула, как в своих мечтах, другая одежда и ее уже не узнать, особенно если видел пару раз и давно. Я не вспомню её лица и не узнаю её, хотя был почти трезв и рассмотрел подробно.

Случилось все в ночь под Рождество по старому стилю. В институте отмечали девятины.

Завкафедрой сочинил панегирик, нудно перечислял регалии усопшего подглядывая в бумажку, уверял, что мы «еще повоюем», обещал «улучшить и углубить» образовательный процесс, зачем-то стал зачитывать показатели успеваемости, сбился. Подробно поведал, как «накрутил хвоста» и «дал дрозда» областным медикам, «все поразвалили со своей перестройкой!», грозно тряс он кулаком с зажатой в нем стопкой, даже в палату определить не успели, тетрадочка чистая для регистратуры при нем была, ни одной записи! Наконец выдохся.

Молча выпили.

Коллеги произносили хорошие слова, мужчины говорили о каких-то научных достижениях, мерялись близостью дружбы с покойным и пили водку без закуски. Женщины, всплакнув, вспоминали какой он был галантный, истинный джентльмен, о чем-то шушукались, пили водку, закусывали холодным куриным салатом.

Я пил мало, перед глазами как в тумане проявлялось лицо Ольги, бледное, на призрак похоже. И юное, считай совсем девочка.

Выпил напоследок водки, откланялся.

На автобус шел напрямки, через парк задворками.

Окликнули.

– Здравствуй, Саша.

Я поднял глаза. На высоком крыльце стояла бабка в рабочем халате.

Приметные перила. Ба, да это же черный ход театра и старушка кого-то напоминает, лицо знакомое, кивнул на всякий случай, поздоровался.

– Вижу, вспомнил, – продолжила та. – Значит не зря в театре работаю. Добра молодца ждать велено, по приметам подходишь! Ты же Саша?

Всмотрелся, костюмерша или гардеробщица, забавно до чего бывают люди похожие, намедни смотрел по телевизору творческий вечер гениальной актрисы, ей-ей две бабки на одно лицо и такие разные судьбы – та знаменитость, а эта полы надраивает да верхнюю одежду на номерки меняет. Улыбнулся еще раз как старой знакомой.

– Заходи, милок, как есть без тебя не обойдутся, ты здесь нужен.

Хотел отказаться, передумал, будто кто под руку подтолкнул, зашел-таки.

Так я попал в театр второй раз не в качестве зрителя.

Зашел с черного хода, осмотрелся, а там то ли карнавал, то ли дискотека костюмированная. С топотом пронеслись какие-то девки, разодетые Снежинками, за ними гнался Серый Волк. Мимо меня к выходу протиснулся Снеговик, толстый парень на полголовы выше. Голову снеговика он зажал подмышкой, другой рукой на ходу доставал пачку сигарет. Хлопнула дверь, оттуда высунулась девчонка в рыжем парике. Знакомый парик, провинция, новый реквизит купить не на что.

Волной нахлынули воспоминания. Колдовская бабка и две внучки-сестрички. Откуда она выплыла в наш мир? Куда пропала? Может уже и не живая, как и старшая. Ольга. Жалко девку. Сгорела изнутри.

Хотел развернуться, уйти – шумные тусовки, полные театральных придурков, не моё. Случайный гость на чужом празднике. Бабка не дала. Буквально втолкнула, за руку ухватила и за собой тянет. По коридору шли, навстречу попались Дед Мороз и Снегурочка при нем, оба поддатые. В комнатку привела, осмотрелся, надо же – моя подсобка! Стол накрыт гипюровой узорчатой скатертью, вот и пятно с края, наливка или я накапал. Вспомнилось, смешно стало. Настроение поднялось.

Старушка ушла, предложив нарядиться, в люди выйти, потанцевать, развеяться, как-никак ночь праздничная, Рождественская.

Глазами пошарил, что одеть? Парики с буклями, тога римская, корона на полу валяется. Можно царём прикинуться. Кто тут в цари крайний? Никого? Тогда я первым буду! Тьфу, не моё.

На глаза попался халат, мой халат! Даже отпечаток зеленой ладони как есть мой, примерил, совпадает. Это я руку измазанную вытер, когда тростник да камыши подновлял в болоте, где Тортилла обитала. Вот тебе и костюмчик маскарадный, мне подходит. Принарядился.

Вышел, в фойе музыка гремит, под потолком шар зеркальный крутится, по стенам, полу, потолку зайчики мельтешат. Красиво. Празднично. Танцы. Молодежь разодетая, кто во что горазд – кринолины, плюмажи, маски. И я в халате.

Встал в уголок, присматриваюсь. Девчата симпатичные есть, танцуют, вон еще. Те с парнями, а эти, кажется, сами по себе. Стробоскоп запустили. По глазам бьет, ощущения не самые приятные, но зато сразу все вокруг приобретает фантастический вид.

Когда она появилась – не заметил. Выскочила будто из ниоткуда, танцпол расступился. Бешеной козлицей в рваном, дерганом ритме отсветов стробоскопа описала круг, разогнав танцующих. Разве может человек так двигаться? Я не знаю. В неправильности, угловатости движений было что-то заворащивающее, стремительное, скрытая энергетика.

Девушка. Брюнетка жгучая. Черные, прямые, жесткие волосы косматого парика, ей-ей из реквизита Кота Базилио, пучками торчат из-под банданы. На глазу повязка. На плечи накинут светло-бежевый платок. Тельняшка до середины бедра, дырявая, на талии перехвачена перевязью с болтающимися на боку ножнами.

Пиратка, как есть пиратка.

Девушка притопнула обутой в короткий сапожок ножкой, музыка стихла. Костюмированные персонажи по краям сцены замерли, затаив дыхание ждали представления. Пиратка подняла руки приветствуя зрителей. Под натянувшейся тельняшкой обозначилась грудь, задравшийся подол почти обнажил бедра. Стройная, скорее даже худая, высокая, не жилистая, нет, сильная и рельефная, звенящая как взведенная пружина, напряженные мышцы переливаются по всему телу.

Плясунья обвела взглядом зал. На миг задержалась на мне, сверкнув из глубины глаза отраженным «зайчиком» зеркального шара. Крутанула пируэт, остановилась. Опять уставилась. Не может она меня видеть, блесток на мне нет, костюм неприметный и стою я в темном углу, показалось.

В повисшей тишине девка пронзительно свистнула и сорвалась с места. Танцпол загудел. Дробная залихватская чечетка перешла в стремительный, сложный танец. Невероятная пластика. Разве можно так двигаться? Или виной тому стробоскоп, придающий даже обычному танцу гротескную нереальность? Стробоскоп? Да ну нафиг, будь честен с собой, это невозможно, так не бывает. В мертвенных вспышках видны удивленно открытые рты, отвисшие челюсти, выпученные глаза зрителей. Интересно, они видят то же, что и я или просто зрелище смотрят? Потрясающе. Смотрю и я, волосы на загривке шевелятся, эманации от девки исходят и странное чувство, будто на меня нацелилась.

Наваждение. Классно танцует, нет, не профессионально уверенные, отработанные движения, а именно изнутри, от природы, она сама по себе такая.

Сколько длился танец, не заметил. Кажется, потерял счет времени, завороженный. Музыка затихла, сменилась. «Медляк».
Костюмированный народ, зрелищем подогретый, на парочки делится. Проблеск мелькнул рыжий, девчонка в парике знакомом топчется в паре. Мушкетер, нет, гвардеец кардинала. У мушкетеров плащи синие, а он в красном, не важно. Паренек зеленый, смущается. Что бы сделал я? Могу посоветовать. Руку ниже опусти! Смелее! Зачетно жопку отклячила, я отсюда ямочку вижу. Руку на ямочку! Еще ниже! О, услышал. Хе, забавно. Не тормози, гвардеец, на себя тяни, не сильно, на грани, но отчетливо. Оооп! И еще! Молоток, обучаемый, забавно, будто опять услышал. Не красней, щегол, она уже у тебя на шее повисла. Руки ниже, увереннее будь, дело житейское. Да и не видит вас никто в сумраке танцпола. Темнота – друг молодежи, слыхал поговорочку? Ямочку ладонью ощущаешь? Верный признак. Тяни на себя и отпускай. Да-да! Как… ну ты понял, движения похожие. Можно покрутить ей прицепленный лисий хвост. Даже подергать с намеком. Девчата парней любят, которые с юмором. Тяни смелее и ниже ладонь, можно даже под булочки и слегка промеж, откуда хвост растет. Рисковый приёмчик, используй, но в меру. Давай! Не попросишь, не дадут. О, опять услышал! Парень, да из тебя выйдет толк! Совсем на шее повисла. Считай твоя, после дискотеки она подергает за твой хвост и примеряет его заместо бутафорского.

Тааак, а это что? Ба, Пьеро, костюмчик знакомый. Парень. Унылый, рыхлый, толстый. Стоит как лох в сторонке. Еще стихи почитай про любовь несчастную. Помню-помню, нет, сам-сам-сам. Без меня обойдется, не тот случай.

Они что тут, костюмы годами не меняют? Где Арлекина? В прошлый раз мы недостаточно громко позвенели бубенчиками. А бабка-то молодец, хорошо, что позвала, как в воду глядела. Развеюсь.

Ага! Снежинки. Губастенькая ладная девчуля, глазками стреляет, со мной в переглядки играется, юбочка совсем коротенькая. И вторая рядом … волосы поверху на старинный манер широкой лентой перехвачены. Крестик на шее, по мне так глупости, сейчас модно. Ого, как ножки переплела, под елочку присела, подарочек в позе лотоса. Гибкая, я в такой узел не завяжусь, для кого трюк исполнила? Руки на коленях и пальцы в колечки сложила, что-то восточное. Тоже на меня косится. Странная девка, необычные в моем вкусе. Хочу! Волк имеется, но куда-то потерялся. Подкатить? В халате хозяйственном? А почему бы и нет? Попозже. Торопиться никогда не надо, не мой стиль.

Оба-на, Карабасиха! Ей-ей, она! Та же самая баба с педвуза! Шляпа-цилиндр, черная бородища лопатой, вон, плётка за поясом заткнута. Не иначе бедных студиозов стегать на очередной постановочке гениального шедевра. Еще больше стала, прям баржа какая-то толстожопая, с такой в обнимашки не лезь. Нельзя объять необъятное, слыхали поговорочку? Точно не моё по габаритам, да и по возрасту, на любителя дамочка. Так, стоп, чего это я. Становлюсь злым и желчным, так нельзя.

Дуремар, родной! И … не, другая, но похожая, как есть училка. Сколько этой лет? Тридцать или немногим меньше? Роль ей подходит, ишь, сквасила мину, чопорно поджатые губки, желчный взгляд, осуждает танцующих в обнимочку, ханжа пафосная. Я не такая, я жду трамвая. Ну да, целуются, обжимаются. Кстати, зачем ты вообще сюда пришла? Посмотрела. Узнала? Не, точно не она. Лет-то уже прошло сколько. Та тоже поглядывала, кстати, трамвай ждала, на «колбасе» прокатиться желала, да попросить прямо не решалась. Тогда я взгляда не разобрал, знаков не понял. Молод был еще и глуп. Шила в мешке не утаишь, Арлекина языкастая про Дуремаршу просветила… Узнаваемый взгляд. Теперь я постарше и читаю любые знаки безошибочно. Опять посмотрела. Ждет. Подойти, прикинуться трамваем? Зачем мне это? Что нового увижу я под длинными фалдами её реквизитного макинтоша? И все, что будет, я наперед знаю. Случались у меня такие, под тридцать, расставание всегда тяжелое. Глядите в другую сторону, дамочка.

Куда она смотрит? «Снежинки» и бабка-костюмерша. Живенькая старушка, неужели потанцевать вышла? Что это они делают? Расписалась девкам в бумажках, на буклетик театральный похожих. Любопытно. Карабасиха подошла. И ей на чем-то расписалась. Они там что, зарплату раздают? Нашли место. На танцпол смотрят.

Почему в центре зала пустота? Пространство пары обходят стороной. В центре она, Пиратка. Одна. Не пригласили. Невероятно. Такая девка, энергетика, драйв, пластика. Тельняшка с дырками, смотрится сексуальнее любой миниюбки. От нее исходят флюиды. Опасность. И я это чую, я чуйкий. Чуют ли другие? Не знаю, думаю, что нет, ощущают интуитивно и обходят стороной как мелкая рыбешка обплывает акулу. Тоже мне акула. Юная она еще, почти ребенок, вырастет – огонь-девка будет. Любого окрутит.

Медленную музыку сменила быстрая попса. Народ расцепился, задергался энергичнее. Лиса с мушкетером отошли в уголок, шушукаются.

Тревога! Вот и в голове шумнуло, вроде даже в загривке заныло, но то и ошибиться можно, слишком много сигналов и я возбужден. Странная музыка, будто сирена завыла. Не, это у меня в голове, кажется. Не выспался, вот и гудит. Давеча опять Ольга снилась. Как наяву, живая. Иногда мне снятся странные сны.

Почему тихо? Сирена гудит. Надо раньше ложиться спать, а может быть у меня что-то с головой. Не, музыка такая, вступление, опять «медляк» зарядили. Черт-черт-черт, что-то происходит, тревожно, где-то тут оно, рядом, движется, из тьмы приближается.

Идет. Как бедра-то под тельняшкой играют. Быстрая, стремительная. Нифига себе, оружие выхватила. Хороший реквизит, молнией сверкает во вспышках стробоскопа. Эк народец по сторонам сдриснул, наверное так выглядит глагол «врубилась» – толкучка в стороны. Сверкающим лезвием повела, королевский жест, таким полки в бой посылают. Хороша, чертовка, грация, пластика. Из-под банданы волос как смоль черный. Парик синтетический, по запаху учуял, уткнув нос в пряди, позже, когда мы танцевали.

Ко мне идет. Глаз горит, дурной, бешеный. Очень достоверно мечом машет, артистичная девка. Такая и бутафорской палкой зарубит, поверишь. Почему её никто не пригласил? Яркая. У нее наверняка есть парень, наверное он крутой, потому и сторонятся. Похер. Потрясающая, определенно хочу. На меня нацелилась. В затылке покалывает и волосы дыбом – верный признак опасности. Оскалилась, ко мне тронулась. Началось. Будь что будет.

Зачем она тыкала в меня своим мечом? Разве пираты используют меч? Сабля, ятаган, шпага… но меч? Она уверяла, что это меч и больно колола меня пластмассовой посеребренной штуковиной, которую, судя по форме гарды, длине и сужающемуся к концу лезвию, я бы назвал кинжалом. Разубеждать её я не стал. Меч, так меч. Кто я такой, чтобы спорить с пираткой?

Агрессивная. Красиво блестящей фиговиной машет. Нет, это не тренировка, природная грация хищника у нее в крови. В грудь нацелилась. Стремительный выпад! Шутка, но так делать нельзя, это я знаю твердо. Что сделал, я не очень понял сам. Маневр. Крутанулся. Уклонился. Как два черных паруса мелькнули полы рабочего халата, обмотавшись поверх упругих, скрытых тельняшкой бедер.

Светло-карий, медовый, в голубых крапинках отражающихся всполохов стробоскопа глаз. Зачем прижалась ко мне? Сама. Подошел бы термин «взяла на абордаж». Куда делся её меч и чувствует ли она мой? Конечно чувствует, халат у меня не зимний, а на ней всего лишь тельняшка. И под ней, похоже, ничего нет или всего лишь на ниточку похожие трусики.

Когда я дал волю рукам и как так вообще получилось? Не заметил. Какие ямочки. Мои ладони наверняка контрастно выделяются на полосатой ткани в слепящих вспышках. Все видят. Пофиг. Восхитительная, упругая, горячая, внутри нее полыхает пожар, в ней есть огонь – словами не выразишь, это чувствовать надо. Вокруг нас пустота, народ сторонится, даже не смотрят, будто не замечают. Не видит никто ничерта, работает моя Сфера, в особых случаях так бывает, я это точно знаю. Может быть у нее тоже есть Сфера Отрицания? Мы слились в танце, надежно укрытые двойной защитой. Никто не видит, а и увидит – мне насрать. Руки ниже, под ямочки и на себя. Девчонка подалась навстречу, движение в ответ сделала, еще, еще, обняла и руки под отворот халата запустила, шею обвила.

Медленный танец сменился быстрым, потом опять медленным. Мы кружились в центре танцпола, поперек ритма, поперек музыки, на своей волне. Девка ужом вьется, на ухо шепчет, слов не разобрать, отвечаю что-то невпопад, прядками парика щекочет, губами дразнит, смеется, от глаза морщинки-лучики разбегаются, интересная радужка.

Руки подняла, повисла на шее, грудями прижалась, тельняшка натянулась, задралась, обхватил крепче – ладони обожгло. Гладкая, соблазнительная. Как она вывернулась из захвата? Я не заметил. Хищником кружит, обойти пытается, глаз желтый, кошачий, ловит каждое моё движение, опять меч выхватила. Сделала вид, что уходит, корму, то есть задницу подставила, дразнит, сучка. Делаю разворот, приседаю, еще движение, еще, друг за другом в танце кружимся, резко в сторону, обратное вращение. Какое там, разве от такой уйдешь, быстрая, любого перекрутит. Взмахнула руками как крыльями, коленце выкинула, изогнулась в огнях рампы, против света зашла, чтобы глаза мне слепило и пропала в толпе. Где, где она, откуда заходит? ... Сзади кинулась. В шутка, постановочка, но так делать нельзя! Откуда-то я это знаю и твердо. Чем ответил я? Присел, уход в сторону, захват за руку, другой за талию, на себя, уверенно, мощно. Иду на таран! Понарошку.

– Перекрутил, – прошептала, как выдохнула.

Она прижалась ко мне спиной, сдалась. Обманывает, еще ничего не кончено и мы оба это знаем. Потянулся губами к прикрытому банданой ушку. Отдернулась, хлестнув по носу жесткими паклями парика, опять прижалась плотно. Запах адреналина шибает в ноздри. Какой упругий живот, пресс, даже кубики. Спортивная девка.

Видится все, будто со стороны. Люди танцуют. Девка, совсем юная. Взгляд шальной, глазом косит за спину. Парень. Она к нему прижимается, в дугу выгнулась, как кошка трется, ластится, груди сквозь тельняшку точками просвечивают. Пацан усмехается, глазом сверкнул зеленым, девчонку прихватил, к ушку потянулся губами. Опять отпрянула. Потрясающая девка, какая фигурка! На носочки привстала, тело в струночку. Подсядь! Её на себя, можно за грудь, уже все можно, вторая на талию и … О, услышал! В голове зашумело, в глазах перестало двоиться. Так, что я делаю, так нельзя, неприлично. Навстречу подалась, сучка. Бортанула задом, упругим до невозможности, даже немного больно, точно куда и положено попала. Наглая. Дерзкая. Офигительная! ХОЧУ!

Что произошло потом? Силился припомнить, ускользает из памяти. Кто кого вёл, я её или она? Как мы здесь очутились? Моя подсобка или гримерка, но то без разницы. Значит я? Могла и она, похоже в театре не чужая, все нычки знает. Какого чёрта, что я наделал? Блядь, она кинулась на меня! Кажется я стоял спиной. Или лицом? Или я успел развернуться? Все произошло так молниеносно. Кабы не её финт на танцполе, как есть бы бросок промухал. Что это вообще было? Она толкнула меня на старый скрипучий стул, мы и сейчас на нем.

Что сделал я? Как так вышло, она бросилась со спины, я это знаю твердо и так делать нельзя, за … чёрт, я точно знаю за подобное покарать могут жестоко. С чего я это взял? Не пом… Нет, снилось как-то! Точно, сон странный, запомнилось. Мне иногда снятся странные сны, в том сне я … что-то подобное отмочил, брату это не понравилось и … и что? Он меня ругал, сердился, холодный, расчетливый. И второй раз снилось, мы так специально поступили и вовсе не понарошку, проснулся в поту холодном, сердце стучит, ффуух, проскочили, сон как дым развеялся. И потом делали и позже, иначе никак и те сами заслужили, поэтому можно, но в меру и чтоб без свидетелей.

Сюда меня привела она, как пить дать, вспомнил, а там, на танцполе, в азарте кинулась, она еще очень юна, кровь горячая, не рассчитала, не удержалась. Хорошо, что само все сработало и подстраивать ничего не надо, рефлекс… Что я несу?! Она девочка и еще почти ребенок. Маленькая она, а я вон какой. Выкрутился. Фух….

Чего она хотела? Хрень какая-то. Усесться верхом? Эка невидаль. Да, я не люблю эту позу, движения сковывает и я чувствую себя неуютно. Почему? Черт его знает. Не люблю и все тут и девушкам не всем нравится, но если хочется, то почему бы и нет?

По-моему я поймал её на контркурсе, закрутил, перехва… как словами передать правильно? Я не сделал ей ничего, она заорала со злости, бессилия и ударила, было больно, не ответил, хотя право имел, но сдержался. Как сердце-то стучит под тельняшкой, быстро-быстро. Насочинял я чего-то, разнервничался или на кафедре лишку хватил на этих трехлятых девятинах, земля ему будет пухом, а потом пляски в духоте и жаркая девка.

И что на меня нашло? Или ничего и не было? Провал в памяти, вот это накрыло. Стол, скатерть гипюровая, на которой я драл Арлекину чуть сдвинута. Зеркало. Свеча. Ничего не разбито, все целое. В зеркало смотрит, мигнула. Зрачок, кажется бездонным и в нем отражается пламя. Когда мы зажгли свечу? Или уже горела? Все-таки она усадила меня на стул и верхом залезла, но сидит задом. Как же так вышло? Это я так её крутанул или само собой получилось? Туман. Классная тельняшка, тонюсенькая, бесстыже задрана. Отличные ноги, задом на мне елозит, жопка сплющена и мышцы под смуглой бархатной кожей переливаются. На левом бедре красные пятна, четыре. Примерил руку – мой отпечаток, у нее по коже побежали мурашки, спина выгнулась в дугу, поддал навстречу. Горячо и приятно.

Я прижался, приобнял за талию, подтянул к себе. Девка подняла голову, в зеркале отразился отпечаток скатерти на щеке, парик, перехваченный банданой, съехал набок.

– Ты не такой, каким кажешься и сильно изменился, – сказала она, глядя в моё отражение. Из уголка рта выбежала тонкая ярко-алая струйка крови.

Я начал извиняться, пытался что-то объяснить.

– Это твоя кровь, – она улыбнулась, стянула с шеи платок, поправила парик, нахлобучив его на ухо, наподобие шапки, послюнила уголок светлой ткани, подобрала струйку.

Ничерта себе! Это она меня тяпнула? Зубами? Поверх старого, почти зажившего тоненького белого шрама от ножевого пореза, оставленного уралбандовской финкой на память о глупой юности, струйками крови сочились проколы укуса. Вот это да! Ничего не помню.

Я рассматривал темно-красную в свете дрожащего пламени кровь, стекающую из ранок, повернул палец, не давая ей капнуть на скатерть, поднял ладонь. Извилистые дорожки побежали по запястью.

– Держи! – В глубине глаза мелькнула усмешка, пиратка поправила повязку, через плечо протянула платок.

Я поспешно схватил его, прострелило болью, что-то бурчал, вытирал руки, покрывая светлую мягкую тряпицу замысловатыми разводами и пятнами. Она наблюдала за мной через зеркало, горячая, пахнущая страстью, мягко обволакивающая, пульсирующая внутри.

– Дело сделано, – Пиратка выхватила из моих рук измаранную ткань и пружинисто вскочила на ноги. Влажно чавкнуло.

Стой! Куда!? Я не распробовал!

Она отпрянула, скомкала платок и убрала за спину, показала язык. В неприкрытом повязкой глазу, медово-желтом, плясали искры, томно, сыто потянулась, одернула тельняшку, из-под полосатого подола на грязный пол подсобки упали две мутные капли.

Девка крутанулась на каблучках и исчезла.

Точка.