Деканат

Театр за свою жизнь не в качестве зрителя я посетил дважды и оба раза совершенно случайно.

Впервые на сцену я попал в начале второго курса института в наказание за убеждение, что не все предметы, преподаваемые в альма-матер, одинаково полезны, а некоторые даже вредны.

Утренняя битва за право втиснуться в переполненный автобус была сочтена достаточной нагрузкой для мышц, поэтому физкультура попала в число бесполезных предметов и так как она шла зачетом, судьба ее оказалась предрешена.

Что такое политэкономия не смог объяснить даже преподаватель этого странного предмета и я безжалостно вырезал его из учебного расписания при помощи Бритвы Оккама, одолженной у философички, уже сокращенной вместе с её лженаучным предметом.

Не успел я полной грудью вдохнуть пьянящий воздух свободы, как меня вызывали в деканат.

Я приготовился к нагоняю, но в деканате шло чаепитие, кроме декана в небольшом уютном кабинете присутствовала завхоз, милая старушка – божий одуванчик, заведовавшая парой техничек-алкоголичек и престарелым дедком-электриком. Кандейка завхоза располагалась недалеко от деканата и еще с первого курса как-то так само собой получилось я стал заходить к ней на чай. Мы пили душистый, заваренный на целебных травах ароматный напиток, она угощала меня сотовым медом, звонко хрустящими сушками, рассказывала занятные истории из вузовского фольклора прошлых лет и беззлобно сплетничала. Взамен я время от времени бескорыстно помогал ей со всякой мелкой необременительной работой.

Я кивнул бабульке и перевел взгляд на начальство.

Декан, добрый интеллигентный дядька с бородкой а-ля-Чехов и старомодными чапаевскими усами, долго смотрел на меня печальными глазами, мялся, стеснялся и наконец поинтересовался, почему я иногда не забираю Журнал группы из специального шкафчика и если Журнал вот он, то где же я отмечаю отсутствующих? Выкручиваться не стал и честно сказал, что Журнал не беру на те пары, которые не посещаю сам.

– Как же тогда мы будем контролировать студентов, если прогуливает староста? – спросил декан и повел разговор о дисциплине и успеваемости.

Умных контролировать не нужно, а дураков бесполезно, ответил я, с дисциплиной сделать ничего не получится, так как у нас студенты ходят по институту в верхней одежде, сидят в аудиториях в шапках и на замечание преподавателя реагируют фразой «Сейчас сниму, бля», а над успеваемостью группы я активно работаю, попытался оправдаться я.

Декан сочувственно повздыхал, покивал чеховской бородкой, признал, да, знания обучающихся от наличия Журнала практически не зависят, вузовская программа разошлась с практикой уже давно и с дисциплиной в ВУЗе полный провал. Также он проявил осведомленность в вопросах успеваемости и заметил, что вряд ли решенные мною задачи добавляют неучам знаний, выразил пожелание хотя бы пояснять материал, а не просто брать с них оплату и порекомендовал свернуть деятельность, либо скрываться тщательнее.

– Всякий труд должен вознаграждаться, не все измеряется деньгам и студенты довольны, – попробовал замести следы я.

– Особенно девушки, – согласился он.

Мы оба зашли в переговорный тупик, взяли паузу на раздумья и замолчали.

Неожиданно в беседу вступила бабка, кивнула на поднос с тремя стаканами чая в старинных мельхиоровых подстаканниках, склянкой варенья и тарелочкой с сушками.

– Вова, – обратилась она к декану, – Саша хороший мальчик и иногда помогает мне по хозяйству. Вы договоритесь.

Разговор обещал быть долгим, в столовую я уже не попадал, как и на следующую пару, а бегать от проблем не считал нужным никогда. «Подальше от начальства, поближе к кухне», слыхали поговорочку? Нарушил оба пункта махом.

Мы подули на чай, взяли по сушке и возобновили торги.

Сошлись на том, что раз уж контролировать умных сложно и не нужно, то часть предметов я могу прогуливать, а декан меня прикроет, но в меру. Взамен я буду представлять факультет на различных олимпиадах, наконец, прекращу сачковать и займусь научной работой с профилирующей кафедрой, тем более он уже подал документы на поощрение меня повышенной стипендией и вообще не хочу ли я всерьез подумать о научной карьере?

Поблагодарил его за понимание, уверил – с Журналом и группой проблем не будет, за этим проследит мой друг. Я же в меру сил прослежу за учебной стороной образовательного процесса, но, так как дураков учить – только портить, а учить задаром мне и даром не надо, то стараться буду, но результата не обещаю.

Декан наморщил лоб, пытаясь распутать выданную мною головоломку. Прозвенел звонок. Завхоз подлила нам чай.

Я пил чай и смотрел на Владимира Владимировича, пытаясь сообразить, какого беса ему от меня надо и зачем все эти сложности. Тот почесывал бородку, хрустел сушками.

Декан зашел издалека: – Саша, в прошлый год, в первый же семестр у тебя были проблемы с «военкой» …, – начал он.

Да, признал я, первой жертвой оптимизации учебного расписания стал маньяк в военной форме, с пеной у рта воспевающий наш ядерный потенциал, да такой, что по нажатию Большой Красной Кнопки мы можем восемь раз уничтожить Америку и трижды земной шар, а они нас всего пятикратно, а шарик может быть даже и уцелеет.

На мой бестактный вопрос, как же быть нам, будущим гражданским специалистам, отлученным от заветной Кнопки, воевода заржал и рассказал хохму о простыне, которой нужно обернуться и медленно ползти на кладбище. Подполкан очень ждал, когда я спрошу, почему медленно, но бородатый анекдот я знал, удовольствия ему не доставил и мы перестали видеться.

До декана сию историю я, правда, донес несколько иными словами, он улыбнулся, сказал, что шутку про простыню милитарист повторяет ежегодно и она составляет целую половину его учебной программы и если я знаю, куда попадает ядерная бомба, то считай знаю вторую и к войне готов.

– Ядерная бомба всегда попадает в эпицентр, – отчеканил я, посмеялись.

– Малиновое? – мы кивнули, завхоз поменяла скляночку.

– Через дежурства в ментовке рассчитался? – спросил Владимир Владимирович. –Удачно проскочил.

Я кивнул: – В десяточку.

– Навязали «дружину», мне завкафедрой строителей рассказывал, еще возмущался, вояка самоустранился, студком на нем, а факультет-то девчачий, куда там в ментовку и в ночь. Парни не хотят, какие-то уголовные понты про западло мешают, превратили, понимаешь, ВУЗ в гибрид шараги с ИТУ. Благо студентка-активистка оборотистая разрекламировала. То под угрозой отчисления не загнать, а потом враз повалили, очередь даже образовалась, да лавочку прикрыли.

Декан зачерпнул ложкой из баночки.

– Дивное варенье, – он откинулся в кресле и прикрыл глаза. – Аромат, как по лесу идешь.

– Ешь, Вовочка, с Белокурихи ягодки, местные собирают, целебное, – покивала старушка. – И ты, Сашок, кушай.

Я тоже прихлебнул чай. Вспомнилось, как закрыл «военку».

Пожалуй с прогулами я все же перегнул палку, пришлось идти договариваться.

Под вечер я стоял у корпуса «военки» и после недолгих расспросов выяснил – искать «воеводу» надо в подвальном помещении тира. За стальной дверью было людно.

Честные пятьдесят метров дистанции с огневыми позициями, оборудованными специальными амбразурами, позволяли, не боясь рикошетов, стрелять из любого оружия, включая «Калаш» на 5.45 мм. Часть отделений для стрельбы была занята, слышались сухие щелчки малокалиберных винтовок. Дмитрия Ивановича, военрука, видно не было.

Прямо передо мной какой-то чувак в странной, хотя и не лишенной изящества стойке, палил из «мелкашки», уперев в стол локти и сверял результаты попаданий через зрительную трубу, закрепленную тут же на столешнице.

Заняться было нечем, я глазел на стрелка в облегающих вельветовых штанах. Наконец тот завершил серию, еще раз глянул в трубу, выпрямился, снял одетую козырьком назад кепку, до этого прикрывавшую два мышиных хвостика, обернулся и спросил: – Стреляешь?

– Глазами, – коротко ответил я.

– Ты меня сглазил, – буркнула девица и еще раз потрясла косичками, делавшими её похожей на школьницу. – Обычно я хотя бы раз попадаю в десятку.

Пришлось извиниться за испорченный результат, но, тут же прибавить – на стрельбище интересного мало, а девушки с оружием выглядят сексуально, поэтому я и смотрю на нее.

Вооруженная девушка зарделась и сказала, что из-за неброской внешности парни её обычно не замечают, заглядываясь на длинноногих худосочных зазнаек, учится она на строительном факультете, мы ходим одними коридорами, а пообщались в первый раз.

Сослался на плохое зрение, а человек с оружием притягивает взгляды, особенно если этот человек девушка, на строительном парней меньше чем слабого пола, поэтому надо быть активнее и посещать места, где водятся чёткие парни.

– Я посещаю секцию стрельбы и делаю успехи! – гордо ответила она. – Ты точно не стреляешь?

Про стрельбу я уточнять не стал, ограничившись полуправдой, мол давно не брал в руки оружие, но могу посмотреть или даже дать совет.

– Смотри, – ответила девица, заняла прежнюю позицию и выбила пару восьмерок.

– Ты классно смотришься, когда ложишься грудью на стол, – не удержался от комментария я. – Но ноги нужно расставлять шире – это повышает устойчивость и помогает компенсировать толчки, из тебя может получиться отличный первый номер. Упомянул, что обычно снайперы работают парой, как правило в позиции лежа, можно с колен, с упором на локти или в классической, как у нее позе, которая подходит не только для стрельбы и мне нравится.

– Ну ты и кадр, – ответила та, возмущенно тряхнув косичками. – Может еще прогнуться?

Девица вернулась в стойку и сосредоточилась на стрельбе. Патроны от мелкашки хранились в заднем кармане её узких штанов и рельефно выделялись под тонкой тканью. Я рассматривал постепенно убывавший боезапас. Аппетитно оттопырив жопку снайперша извлекала патроны по одному после каждого выстрела, перезаряжала оружие, долго переминалась с ноги на ногу, выбирая устойчивую позицию, стреляла. Предложил себя на роль подносчика снарядов.

Пока она раздумывала над ответом, откуда-то вышел воевода, низкий пузатый дядька.

– Явился не запылился. Ты забил на занятия и не знаешь, как работает ядерная бомба! – напал он.

Я промолчал, надо же дать собеседнику выговориться.

Военный человек некоторое время на все лады поругал меня за отсутствие дисциплины и патриотизма, дурной пример для группы, старостой которой я являюсь и нежелание ходить строем, к чему, судя по оценкам за другие предметы, у меня должны быть явные способности. Я безучастно слушал его, разглядывая плакаты на стене, рекомендующие всяческие ухищрения по защите от различных поражающих факторов ядерного взрыва, пообещал тренироваться ходить строем в одиночку дома.

– Армия тебя научит родину любить! – с угрозой закончил он. – Здесь вам не тут! Я всем опоздунам и прогульщикам работу найду. Окопы будете рыть от забора до обеда и убирать снег в Сибири, весь. Штукатурить, красить умеешь?

Я кивнул.

– Вот список моих хотелок, – закончил подполкан и протянул мне перечень работ, которые я должен провернуть и тогда мы будем в расчете, плюс впредь посещать «военку».

Ознакомившись с бумажонкой, я предположил – меня перепутали с батальоном стройбата и написанное тянет на строительство второго корпуса военной кафедры, а я и в первый-то, где мы сейчас и находимся, зашел как договаривающаяся сторона, а не в качестве раба на галеры.

Вояка покраснел словно рак, выгнул пузо колесом и выдал – тогда он «выпиздит меня с кафедры и точка». Я осторожно ответил – вылететь с «военки» можно только если отчислен из ВУЗа, а не наоборот, выгонять отличника, старосту и потенциального участника разных олимпиад точно не будут, поэтому мы должны прийти к какому-то соглашению и укоротить список его мечт.

Подполкан громко выматерился, сказал, «ты дохуя умный», в наступившей тишине мы заспорили вокруг объема работ, быстро зашли в переговорный тупик и с ненавистью уставились друг на друга.

Из затруднения нас вывел голос с крайней правой стрелковой позиции: – Он когда-то нехило шмалял и может выступить в команде за твой ВУЗ.

Девка с мышиными хвостиками, с восторгом наблюдавшая за развитием конфликта, посмотрела на меня. – Нужны люди, понимающие в стрельбе. Команду набираем, – она обратила взор на Дмитрия Ивановича, затараторила, объясняя мне правила, регламент и льготы, полагающиеся за участие в общественной жизни ВУЗа.

– Даже призы заработать можно, – закончила она и показала на свою кепку.

Я извинился, сказал, что давно не стрелял, но глядя на нее, уже подумываю не податься ли в снайперы вторым номером. Девица заинтересованно закивала, качая сережками.

В разговор, нарушив идиллию, снова встрял настырный вояка, напомнил – идет тренировка по стрельбе, которую я срываю балабольством, все еще «торчу» перед ним за свои «косяки» и он не допустит в команду какого-то непонятного очкарика с неизвестным стрелковым потенциалом.

Из правой кабинки вышел плечистый усатый дядька в гражданском. В руке дымился «Марголин».

– Держи свою игрушку, Иваныч, – сказал он и протянул пистолет воеводе. – Набедокурил? – кивнул на меня.

Не успел подполкан открыть рот, как усатый мужик протянул мне руку и сказал: – Здравствуй, Саша.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – я, пожав ему руку.

– Лейтенант Сергеев, – поправил он. – Посмотрим, может быть зря я тогда всю вашу шоблу-ёблу не закрыл. Выдай ему оружие, – приказал он первому номеру снайперского расчёта.

– С одним патроном? – не удержался, съехидничал я.

Будущая снайперша подала мне мелкашку и патрон, нагретый теплом девичьей задницы, с важным видом пояснила: – «На пенек» пристреляна. Точно по центру, если на «полтинник». На «двадцать пять» ниже бери.

Стрелять я умел с детства, а получилось как-то все само собой, тир, юг, друг, прочее и «бедокурство» туда же, но то длинная история и не на сейчас. В общем-то я и не целюсь особо, глянул, нажал на курок, стволом как пальцем ткнул, чпок и дырка. Подошел к столу и выстрелил через амбразуру прямо с рук.

Девчонка метнулась к трубе и долго высматривала попадание, прижавшись ко мне бедром.

– Мимо, – наконец разочарованно выдала она. – Вообще «молоко».

– Ты куда целил? – пошевелил усами Сергей Сергеевич. – Они на квалификацию палят, в половину дистанции.

– Я по дальней стрелял.

Корректировщица снова согнулась над трубой: – Попал! В десяточку! – заверещала она, прильнув к обтюратору монокуляра.

– Так делать нельзя, – шепнул я ей, – глаз отдачей выбьет, – и незаметно пихнул под покрытый вельветовыми рубчиками зад. Девка, качнув косичками и сережками, ткнулась в мягкую резину и толкнула в ответ. Отодвигаться я не стал, оружие отдал воеводе. Тот открыл рот, стал говорить про соревнования, отстаивание чести военной кафедры, нес еще какую-то чушь.

– Обойдешься. У тебя стрелков хоть жопой ешь, этого я заберу, будет хоть один нормальный, а то подсунешь мне всяких объебосов, с меня и сержанта довольно, – оборвал мент. – С месяц в обезьяннике посидишь. Вряд-ли эта хреновина надолго, – бросил он мне, пошевелил усами: – Иваныч, осталось пятеро, еще один чтоб был в течение дня-двух, остальные на той неделе, тогда мы попарно понятыми все дежурства закроем. И считай за тот случай мы в расчете, плюс организуешь полигон и коньяк.

Я открыл рот.

– Молчать, СМИРНО! – рявкнул лейтенант Сергеев и добавил уже мягче, – на дежурства походишь, на выезды помотаешься понятым, бумажки попишешь, на жмуриков посмотришь, тебе полезно, бедокурства поубавится и мне веселее, будет с кем поговорить, а то сержант тупорылый зае… кхм… ладно. Считай настоящая служба, скучно не покажется, недавно, как раз под Рождество в нашем районе самого деда Мороза до полусмерти отмудохали, крайне мутная история, поди слышал?

Сердце ёкнуло. Ловушка? Навряд-ли. Так, лицом себя не выдать. Безразлично пожал плечами, ответил: – Слышал. Время лихое, но так делать нельзя, праздник, скотство чистой воды.

О происшествии я был в курсе даже больше, чем хотелось, но то проехали, все получилось само собой, да и … короче, не виноват.

– Деньгу какую-никакую обещают. Он тебе косяки закроет, – кивнул мент на воеводу. Тот поморщился. – Бумажку ректору напишу, карт-бланш получишь, если где «хвосты» отрастил. С «военкой» впредь не борзей. Это все.

– У меня плохой почерк, – без особой надежды буркнул я. – За индульгенцию от «хвостов» спасибо, но не надо, я отличник.

– Блат в ректорате не помешает мне, я хорошо пишу и деньги лишними не будут, – неожиданно встряла в разговор девица.

– Дежурства в ночь, время позднее …, – засомневался мент.

– Мы живем в одном районе и будем работать в паре, – кивнула она на меня.

– Вот и порешили, – подвел итог Сергей Сергеевич. – Осталось четверо.

Воевода аж крякнул с досады.

– … сука.

– А? – я потряс головой, воспоминания отошли на задний план.

– Из барсука, – повторил декан и покачал ушами надетой на его голову лохматой шапки. – Что скажешь?

О барсуках я обладал весьма обрывочными сведениями, знал анекдот, завязанный на делении слова пополам, но довольно детский и решил с него не козырять. Зашел с песни из популярного кинофильма, продекламировал куплет: «Тихо в лесу, только не спит барсук, уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокруг» и отметил, что теперь я точно знаю, куда делись его уши.

– Как оно? – еще раз спросил меня Владимир Владимирович и с сомнением посмотрел на завхоза.

– Ярко, современно, очень по-молодежному!

Декан расправил плечи.

– Кажется это называется треух.

– Малахай, – поправил он, – на заказ шили, надеюсь, Ангелина Матвеевна, своих денег он стоит.

Завхоз всплеснула руками: – Вовочка, да за такую вещь никаких денег не жалко, мастерица своё дело знает! Кстати, где-то в твоём районе живёт, – пояснила она мне.

– Воооот, – протянул декан и выжидающе уставился на меня.

Я сидел и обдумывал, что все это значит, чем ответить и как продолжить разговор. Руководитель тоже молчал, похоже, испытывая аналогичное затруднение.

Из неудобного положения нас вызволила старушка.

– Саша, – прямо сказала она, – это я Владимиру Владимировичу шапочку взять присоветовала, такая не у каждого имеется и ему понадобится. В придачу к деньгам услугу потребовали, отказать в которой я не могу и это тебя напрямую касается. Ты должен поработать в театре.

Я рассмеялся и открыл рот, чтобы возразить.

– Чай на травах, ведунья знакомая собирала, целительница, пей, Саша, и слушай, мы договоримся, – осадила меня бабка.

Расклад оказался прост и понятен. Прикольную шапку декану навялила хозяйственная бабка, денег ради или пользы для, я выяснять не стал, но с ее слов сей прибамбас, да не простой, знаком особым помеченный, должен защитить от мигрени, улучшить энергетику и волшебным образом помочь в личной жизни. До личной жизни разведенного декана, который не знал, куда от смущения девать глаза, мне дела не было, как и до мистической энергетики суеверной бабки, но от переохлаждения пышный головной убор спасти мог и выглядел необычно. Отдельным пунктом к сделке по шапке со стороны пошившей её прохиндейки прилагалась договоренность выделить одного студента для участия в новогодней детской постановке, которая готовилась под эгидой городского отдела культуры силами театрального кружка педагогического вуза.

Такому крутому замесу я сильно удивился и спросил, почему именно я?

– На прошлое Рождество ты был Дедом Морозом и твое выступление не прошло незамеченным, – сказала старушка и мило улыбнулась.

Кинуло в жар и я поспешно отхлебнул изрядный глоток чая и сунул в рот сушку, стремясь жеванием замаскировать выражение лица. Под прошлый Новый Год я действительно подработал на детских утренниках Дедом Морозом не злата ради, а скорее из любопытства, но так неудачно, что воспоминания о том случае стремился засунуть в самый дальний закоулок памяти. Чур-чур-чур. Не может быть. И свидетелей-то по пальцам пересчитать… откуда? … да не, … случайность.

Старушка, прервала мои размышления: – Поработаешь в театре, тебе полезно и это ненадолго, даже деньгу какую-никакую обещают. Вова тебе прошлые грехи и часть будущих спишет, – кивнула завхоз на декана.

– У меня вряд ли есть сценический дар, – без особой надежды буркнул я. – За индульгенцию от залетов спасибо.

– Вот и порешили, – подвел итог Владимир Владимирович. – Театр лучше ментовки, считай тоже удачно проскочил. И впредь не наглей, плюс олимпиады и подумай о научной карьере.

Я пил чай и размышлял о забавных извивах судьбы, смотрел на декана. Тот сидел в шапке, уплетал варенье и поблескивал очками из-под пушистого козырька треуха.

Все хорошее, в том числе и чайные посиделки, когда-нибудь кончается.

В дверях кабинета я оглянулся, посмотрел на него: – Шапка во! – и показал большой палец.

– Буду брать! – тряхнул он барсучьими ушами в сторону завхоза и прибавил: – Ну ты это, заходи, если что.

Так я впервые попал на сцену.

Точка.