Ворон и Лиса

– В скляночке действительно водопроводная вода и зелёнка, – сознался я. – Только Вике не говори, пузырёк я ей, если захочет, позже вручу. Изольда Генриховна обманщица, жаль, а всё было так похоже на правду. Очень достоверно пыль в глаза пускает, почти поверил.

– Бабушка не мошенница, – возразила Машенька, – настоящие снадобья готовит, работающие, а воду из-под крана льет если вмешательства не требуется и всё само собой образуется. Чтобы взаправду действовало, многое требуется. Бабушка быта не касается и в ценах не разбирается, «суета мирская» ей давно не интересна, финансы и хозяйство Ольга ведёт, она же ингредиенты заказывает.

– Вон оно, значит, как.

– Зелья не на продажу, ну может быть некоторые, большая часть старушкам всяким просто так раздаривается, отсылают куда-то, за это люди требуемое на рынке покупают, через знакомых находят, добывают что могут. Редкое, дефицитное, дорогое Оля достаёт, списки пишет, я видела, ей привозят, много, на выбор.

– У Изольды Генриховны работает подпольный цех по изготовлению микстур?

– Шарлатанов хватает, продают подделки, приобрести что-либо стоящее – разбираться надо, которые на закупе цели не знают, их втёмную используют, они берут оптом, так велит Оля, бабушка после годное сортирует. В особых случаях задействуют другие каналы поставки, раз я помогала, мы на Памир не просто так ездили.

– ?

– Бабушке мумиё потребовалось, позвала, прихожу, весь стол в аптечных пакетиках, бутыльках, жестяночках, банка стеклянная трехлитровая стоит.

– Про трёхлитровку ты выразилась образно? – уточнил я. – Мумиё дорогущее, по граммам продают.

– Я тоже удивилась, спросила! «Старательные идиоты. Это не годится», – Изольда Генриховна сказала. Не там собрано, не так взято, разбавлено или подделка. Оля не сумела достать нужного, настоящее требуется, срочно. Меня послали, мы по этой причине на Памир ездили.

– Ты умеешь лазить по горам и разбираешься в сортах мумиё или мумия, не знаю, как правильно?

– Я разбираюсь в людях. «Слушай себя, ты всё поймешь», так бабушка сказала. Ольга денег в дорогу дала.

– Денег? Зачем? Вы, вроде, не бедствуете.

– Она очень умная и …, – Маша замялась, – стремится всё предусмотреть и проконтролировать. Велела, если засомневаюсь, скупать понравившееся чохом подчистую, дома разберёмся, проведем отбраковку.

– Ишь-ты, подстраховалась.

– После на Камчатку полетели. Вике надо было готовиться к выставке, а я сказала, хочу посмотреть на вулканы, обманула.

– То есть на Камчатку вы мотались тоже по делу, совместили приятное с полезным? Понравились экскурсии?

– Мы никуда не ездили, больной прикинулась, опять Вику обманула, неделю в гостинице около аэропорта проторчали. Бабушка сказала, человек сыщется, с ним сторгуешься, я отлучаться боюсь, жду, а ничего не происходит и я не знала, что дальше делать, изнервничалась.

– Зайка, ты точно врушка!

– Не называй меня так, я только для нее Зайка. Испсиховалась вся, сегодня улетать, результата нет, Викулечка моя очень чуткая и терпеливая, со мной нянчилась, успокаивала, сходи, говорит, хотя бы сувениры купи, базар через площадь. Я пошла, чтобы ей приятно сделать.

– Знакомые в те края «челночат», с Китая дефицит очень задешево возят, – заметил я. – На барахолках, говорят, электроники из Японии полно, магнитофон двухкассетный привезли с десятиполосным эквалайзером и встроенной цветомузыкой, тряпками фирменными фарцуют, «Адидас» не палёный достать можно если побегать.

– Люди баулами закупают. Там настоящий лабиринт: ларьки, палатки, будки, все грязные, тёмные. Я ничего не выбирала, брела куда глаза глядят, раз-другой среди каких-то контейнеров свернула, глядь изба стоит, около двери здоровенное бревно комлем вверх в землю закопано, из комля и корней фигура вырезана – ворон крылья раскинул, грубо сработана, видно топором тёсана, чёрная от времени, солнцем обожженная. Под ним колода толстенная, на ней поделки разложены: шкатулка из бересты, мешочек кожаный, бусы из речных камешков, свистулька деревянная, зуб медвежий на веревочке, пемзы кусочек, всякое такое.

Я продавца поискала, в избу зашла – Вика что-нибудь купить велела. Внутри полумрак, окна пыльные, в углу шкуры и рога оленьи свалены, дух тяжелый плесневелый, вдоль стены стол, на нем безделушек понавалено, запустение и нет никого, подумала ошиблась, уходить собралась и тут он из темноты вышел.

– Продавец?

– Старик. Высокий, крепкий, осанка прямая, штаны дубленой кожи, доха мехом внутрь, грубо выделанная на плечи наброшена, рубаха–косоворотка холщовая, на груди крестик, шея толстая, кадык выпирает, из-под шапки песцовой волос длинный, чёрные пряди вперемежку с седыми в косы свиты и по плечам уложены. Узкоглазый, взгляд колючий, пронзительный, руки мощные, жилами перевитые. Косы с плеча отвёл, ладонь, здоровенную как лопата, к уху приставил, голос глубокий, аж воздух загудел:

– У нас товар, у вас купец, показывай, с чем пожаловала!

– Колоритный персонаж, – заметил я. – Что выбрала? С оленьими рогами в самолет несподручно как-то.

Маша, не обращая внимание на мою подколку, продолжила: – Я деньги достала, которые с Памира остались. Он увидел, кулачищи стиснул, брови нахмурил да как заорет: «За злато презренное плутовством мой товар не выторгуешь‼!». Я купюры выронила.

– Ничего себе приветствие. Торгаши, конечно, все хамоватые, но такое.

– Вот и я стою глазами хлопаю, он ко мне подался, горой навис, да как гаркнет аж стекла зазвенели: «У-уу, ведьмино отродье‼! Ты кто, внучка?». Снова боком поворотился, к другому уху ладонь приставил, я глянула, а уха-то и нет!

– Как нет?

– Начисто! Дыра волосьями короткими черными утыканная, прямо в череп уходит, кожа вокруг буграми и шрамы давно заросли! «Внучка?», мне в глаза уставился, ответа ждет. Я в ступор впала.

– Тут любой напугается. Так ведь … погоди, «ведьмино отродье, внучка»! Он же тебя за внучку Изольды Генриховны принял! А ты промолчала?

– Так получилось само собой. У меня от испуга язык отнялся.

– Значит старик и есть тот, с которым тебе нужно сторговаться?

– Да! Я как поняла, аж вскинулась, вот оно! Сделка, ради которой меня послали! Курточку рванула, футляр из-за пазухи выхватила да перед собой выставила. Он глаза в ужасе выпучил, лицом переменился, побледнел, потом севшим голосом просипел: «Врёшь, не возьмешь, бесово cемя!», ноздри раздул, полу дохи откинул, за поясом иконка заткнута, он её перед собой как щит выставил и давай от меня пятиться. Тогда я футляр со Свечой открыла …

– Так, стоп, Маша, у тебя с собой был футляр со свечкой?

– Да.

– Кривая самоделка? Белая тоненькая?

– Она не кривая! Ну то есть да … А ты откуда про Свечу знаешь?

– Из достоверного источника известно, Ольга грозилась уши оборвать всего лишь за попытку дотронуться до футляра, человек воспринял угрозу всерьез и отступился. Старик-торгаш не денег ожидал, а свечу как оплату! Так вы заключили сделку?

– Да, вместе с футляром из руки выдернул, а мне фигурку ворона сунул, маленькую черненькую и иконку.

– Хм. Чем же свеча так ценна?

– Её трудно изготовить даже в наше время, большая редкость. В старину достать необходимое было неимоверно сложно: везти приходилось издалека, портится при транспортировке и хранении, стоит дорого, неизвестно где искать и что брать. Сейчас информации больше, есть интернет, Оля очень много читает, целая комната литературы: книги по истории, биологии, медицине, химии, справочники разные, энциклопедии и на иностранных языках тоже, обширная переписка, она ищет рецепты в первоисточниках, ей присылают манускрипты, а бабушка их разбирает.

– Свитки старинные?

– Да! Я сама видела тубусы со штампом «Государственная собственность. Государственный исторический музей» и пометки разные, она с ними работала.

Лежащий поодаль телефон коротко завибрировал и ожил. В свете монохромного экрана стала заметна высыхающая на полу лужица апельсинового сока. Маша протянула руку, ухватила аппарат, поднесла к лицу. Поверх её уха я разглядел мигающую пиктограмму письма. Девушка клацнула кнопками, снимая блокировку.

... целую, дочки, ваша мама", – невольно прочёл я конец смс-ки. Маша закрыла сообщение, пометила его как непрочитанное и нажала "Ок".

– Ты читаешь переписку подруги и шифруешься? – удивился я.

– Смс-ка от мамы.

– Но телефон-то Вики.

– У меня нет своего, он мне не нужен. Если мама звонит мне, Вика всегда рядом и у нас друг от друга секретов нет, почти нет. Письмо нам, общее. Вика утром проснется, сообщение откроет, мне вслух зачитает, ей будет приятно.

– Значит с собой ты привезла свечку, а для чего она вообще нужна? – продолжил разговор я.

– Это катализатор и одновременно аккумулятор. Так сказала Оля. Если зажечь Свечу, можно сделать то, что обычно не по силам. Она усиливает способности, высвобождает и направляет запасённую энергию.

– Чего-чего?! На физмате училась и во всякую ерунду верит?

– Оля проверяла, ставила эксперименты, всё действует.

Что сказать я не нашелся.

Маша продолжила: – Я тоже полученное не рассматривала, сделка состоялась, подхватилась и улепётывать! Кутх за мной в погоню кинулся.

– В погоню? Вот это да! Кутх – старика так зовут? Убежала?

– Какое там, догнал во дворе у истукана, за плечи схватил, к себе развернул: «Кто Свечу сделал?», взвыл, нас весь базар слышал. Трясется, я подумала его припадок хватит или он меня сейчас убьет, глаза закрыла.

– Вот так сделочка. Карга тебя подставила. Cама бы и развозила свои свечки по клиентуре! – рассердился я.

– Не называй её так. Свеча не её.

– ?

– Бабушка Свечу сделать не может, она пробовала, много раз. Оля считает, так работает эволюционная защита, два дара в одни руки не выдаются, иначе нарушится равновесие. Свечи делала её сестра, а сама Изольда Генриховна только готовит составы, подбирает воск, смешивает различные ингредиенты по особым рецептам и от себя добавляет, от души, по наитию, Оля помогает.

– Так свечи Ольгиной работы?

– Нет, тут кроме силы еще вера нужна, а она до конца поверить не может. Бабушка говорит, шибко умная, хочет всё исследовать, разложить по полочкам, работает головой, а не сердцем, «горе от ума», поэтому ничего не выходит.

– Тогда кто же …?

– Свечи делаю я, – просто ответила девушка. – Так Кутху и ответила, он тогда крестик с шеи сорвал и меня им в лоб ткнул.

– Значит ты меня по рецепту старого хрыча обработать попыталась? – засмеялся я. – Что должно было произойти?

– Не знаю, но пытаюсь разобраться, поэтому провела эксперимент, как делает Оля. Кутх, наверное, тоже не знал, я глаза открыла, он на меня смотрит, результат ждёт, крестиком перед носом машет, руками меня за шею схватил, ладони грубые как наждачка, я думала задушит, нитку узелком прямо на мне завязал.

– Мы говорим вот про этот крестик? – уточнил я, разглядывая незамысловатый узелок на девичьей шейке.

– Только руки отнял, я стрекача задала что есть мочи, Кутх во след орёт: «Поворотись, дитя неразумное, сбрось оковы греха, воцерковись, обрети смирение или душу погубишь как твоя нечестивая бабка! Ведьме передай, время истекло, чары её – прах пред судом божьим, грехи в бездну тяжким грузом утянут. Лишь вера может спасти от вечного проклятья, расплата близка! …». Я на бегу оглянулась, вижу он меня вдогонку двоеперстием крестит слева направо, потом справа налево.

– Ага, – снова не удержался от комментария я. – Вон оно что, на мне крестик не сработал, так ты на Алисе другую уловку от этого, как его, Кутха, опробовала?

– И помогло, она отступилась! Ты не понимаешь! Уууу! – девушка сложила из пальцев «козу» и угрожающе ткнула куда-то в угол.

Едва сдержался от очередного ехидства, взамен проговорил нейтральное: – Вот так магазинчик ты надыбала!

– Это мужской старообрядческий скит.

– Как же ты его с торговой точкой перепутала?

– С виду обычная изба, сруб, бревна толстенные, мхом поросшие, крыша низкая досками крыта, идол во дворе и под ним колода, на которой безделушки всякие разложены.

– На продажу?

– Нет. В определенное время веряне у скита собираются, иные просто мудрого человека послушать, духом укрепиться, а которые за собой прегрешения чувствуют, вещицы памятные приносят или у Кутха амулеты покупают, на колоду в тень крыл вороновых кладут. Кутх речь короткую произносит, наставление, напутствие, называй как хочешь: отрывки из Евангелия, Библии, Ветхого Завета, Талмуда или Вед на память и от себя добавляет.

– Старовер читает проповедует индуизм для православных прихожан? – усомнился я.

– Его считают старообрядцем, но во что он верит, не ясно, там смесь религий: язычество, старообрядчество, анимистические верования, идолопоклонничество, буддизм. После проповеди Кутх верян обходит, желающие исповедуются, одним ухом, которое осталось, он хорошее внемлет, другим, которого нет, плохое прознаёт, взвешивает и когда грех отпускает, можешь под идолом оберег по вкусу выбрать, а платят кто сколько может.

– То есть всё-таки церковная лавка? Магазин безделушек на продажу?

– Не в деньгах дело. Под истуканом пустышки разложены, они не работают, нет в них ничего, вода из-под крана, – ответила Маша. – Для обычных людских грехов и такого хватит, человек получает прощение, успокоение духа и амулет, как напоминание, а далее сам себя в узде держит.

– Хм. Кутх значит. Это фамилия такая или кличка? Кутх… Где-то я уже слышал, знакомое слово. Так-так, по-моему это какой-то персонаж из северного фольклора. Кажется ворона, я мультфильм смотрел, давно.

– Ворон, – поправила меня Машенька. – Сущность, имеющая тёмную и светлую стороны, шаман-колдун из легенд коренных народов: чукчей, коряков и ительменов, защитник и заступник Севера. Он не простой исповедник, безделушки для мелких грешков предназначены, бывает человек настоящие злодеяния совершает по легкомыслию и неведению. Недаром говорят: «Жить спешил – нагрешил, а оборотился, сам удивился». Слухом земля полнится, к Ворону люди с трудной судьбой, с грехом тяжким со всего Дальнего Востока идут, да не всех берут.

– Эк ты витиевато выразилась. Уголовники что-ли?

Пока я так и эдак вертел в голове новую поговорку, Маша кивнула и продолжила.

– Редко, но случается человек по кривой дорожке идет-идет, оглянется и самому срамно делается, таким Cкит – путь во спасение: вошел, покаяние и веру примешь, служить Ворону будешь, покуда не освободит или Господь приберёт!

– А если кто решил верующим прикинуться, отсидеться, а потом опять по наклонной или в бега подастся, тогда что?

– Скит – не убежище, а шанс на искупление через перерождение! Ворон видит море, подлецов и шельмецов замечает. Кто Бога в душу не впустил, лукавство, притворство замыслил или не достоин прощения, назад не выйдет вовсе!

– Ого.

– Ага. Ворон – не беззубый, его боятся и почитают, отступника везде достать может. Никто ослушаться не осмелится, так или иначе человек для мира исчезает, ушел к Ворону – с концами, нет выдачи. Случаи были.

– Э…?

– Раз у промысловиков часть артели в бега ушла, да не просто так, с оружием. С материка люди разные едут за шальными деньгами и лихие тоже. Сторожа убили, кассу забрали, в банду сколотились, милиция на взводе, ищут. Вызов по рации, рыбаки на сейнере вдоль берега шли мимо выселок, там люди считай не живут, вспышки видели, стреляли, много. Едва добрались, прямо из метели на вездеход милицейский человек вышел, на руках женщина из посёлка с травмами.

– Раненая?

– Нет, ну то есть да, не огнестрельные…, внутренние органы. Женщина же. Вот, – сбивчиво пояснила Маша. – Его Ворон послал банду извести, натравил. Никто бы не узнал, а куда пострадавшую денешь, её в больницу надо, убийца к людям вышел, так и повязали, случайно. В отделении по старой ориентировке опознали, уголовник местный, его уже давно искать перестали, считай похоронили, сказывали к Ворону ушел. Допрашивать пытались, ну то есть бить, молчит, одежду сорвали, на груди амулет. Пока судили-рядили, дверь нараспашку, Ворон за своим пожаловал, задержанного увёл из ментовки как мама ребенка из детского садика забирает, никто слова поперёк не сказал.

– Как-как ты сказала? – удивился я.

– Ворон за своим явился.

– Нет, про детский садик. Как ребёнка за ручку?

– Ага. Ты что-то об этом знаешь? – обрадовалась Маша.

– Да так, напомнило. Только ведь когда в «обезьянник» оформляют, протокол пишут, – козырнул прошлым жизненным опытом я. – Не может быть, чтобы милиция преступника не искала.

– Протокол переписали, Воронова палача выкинули как и не было его, бандиты сами друг друга перестреляли, девушку не поделили, кто проверять-то будет? Другие случаи были, повинившиеся Ворона служат, живут скрытно, отшельничают по дальним стойбищам, приютам, заброшенным вахтовым посёлкам, особо не хоронятся, но и на людях не мелькают. Работу самую чёрную, опасную исполняют, добро делают, грехи прошлого заглаживают. Камчадалы в курсе и молчат, для чужаков не предназначено. Там края суровые, очень тяжело живут. Человек объявляется, амулет при нём, особый, Кутхом выданный: храм подновит для верующих, запруду сладит, мост через речку сработает, колодец выкопает, медведя-шатуна от оленьего стада отвадит, дом починит, солонину на зиму, дрова заготовит, коренья, травы соберет, отвар для недужного изготовит, табак для старика отсыплет, тот хворью безнадежной терзаться перестает, трубку покурит и к праотцам безболезненно. Всё сделает о чём просят и денег не возьмет, в оплату продукты, патроны, одежду или что еще заберёт молча, шагнёт за порог и нет его.

– Маша, как-то всё это очень похоже на сказку.

– Ах так? – Машенька дернулась подо мной раз, другой, пытаясь выбраться. – Ты тяжелый! Ну-ка слезай с меня!

Я сделал отжимание, приподнявшись на руках, наши тела с сочным звуком «чпок» разъединились, она крутанулась набок, откатилась и тут же снова прижалась, потерлась об меня, размазывая упругим горячим бедром остатки липкой влаги, зашептала на ухо:

– Значит не веришь? Тогда слушай сказку!

Маша потянула за край сползшего одеяла, укрыла им себя до половины, заодно оголила вторую половину меня, повернула другим боком свечу, убрав с пути отклоняемого легким сквозняком пламени протопленную дырочку, вдоль которой застыла дорожка потёков стеарина и низким, зловещим голосом заговорила:

…

– Жил-был среди сопок в северных лесах Ворон-Кутх, гордый да неподкупный. Ясным днём за порядком следил, зверей лесных судил-рядил, слабого защищал, буйного усмирял, кривды не терпел, всем ходить прямым путём велел.

Раз объявилась в лесу Лиса Петенга, хитрая и жестокая, знала она секрет – как сотворить Свечу, что мрак ночной разгоняет и под покровом ночи, когда все звери спали, открывает запретные пути.

Однажды Ворон пошел к Лисе: – Дай мне Свечу, Петенга, – потребовал он. – Я стану сильнее.

Лиса ответила: – Тогда и ты поделись со мной тем, что даёт тебе силу. Давай заключим сделку.

– Ты служишь кривде! – вскричал Кутх, – за мною правда! Ты сбилась с дороги, ходишь со света во тьму, я накажу тебя по законам леса!

– Мы оба порядок храним, за гармонией следим. К истине ведут разные тропы, Ворон, ходить кривым путём запрещено, но мне можно и на законы мне насрать. Ха-ха-ха, – ответила Петенга.

– Не бывает мира между Добром и Злом! – рассердился Ворон-Кутх и попытался отнять Свечу.

Тогда Лиса-Петенга сказала: – Не видать тебе Свечи как своих ушей. По-хорошему, Кутх, не понимаешь, можно и по-плохому. Ты меня краем уха слушал, в одно влетало, в другое вылетало, значит другое ухо тебе не понадобится.

В наказание за дерзость она откусила ему одно ухо.

Имеющий уши да услышит. С тех пор Ворон одним ухом внемлет добру, вторым, которого нет, выведывает зло, суд вершит правый, не лютует, оступившихся на путь истинный наставляет и ждет, когда Лиса объявится, сделка в силе и он согласен.

…

– Ну как? – девушка вопросительно посмотрела на меня.

– По-моему Верховный Магистр Скита переборщил с пафосом, – прямо заявил я. – Это всё он сам тебе рассказал? Пока вы в догоняшки вокруг идола играли старик успел представиться, поведать о себе, пастве и сказочку изложил? Когда ты все это узнала?

– Это всё узнала Вика, она только прикидывается простоватой, на самом деле очень умная и наблюдательная. Приметила как я в Скит зашла, видела как выбежала, Ворона, крестик, иконку, фигурку, им подаренную, рассмотреть успела. У нее глаз намётан, сама скульптуры лепит, завтра попроси, она покажет, настоящее искусство! Всё запомнила и как я в гостиницу добралась проконтролировала.

– Ого. Ты прокололась на недомогании, подруга заподозрила обман и следила за тобой?

– Не следила, а присматривала, так у них с мамой уговорено, а спалилась я еще на базаре около монастыря на Памире. Места отдаленные, нетронутые, люди цивилизацией и корыстью не испорченные, хорошие, хорошего человека сразу видно, я мумиё тут же и купила у местного, настоящее. Потом еще взяла, на всякий случай, как Оля наказала, ведь не зря же старались, собирали, нам запас, им доход, разве ж можно обидеть?

– Вика заметила, как ты транжиришь семейный капитал?

– Ага. Об этом я даже не подумала, когда купюры доставала и это не мои деньги, своих у меня нет.

– Как так? Ты же не ребёнок.

– В стране кризис, экономическая ситуация переменчивая, в промышленности стагнация, нам в институте на лекциях по экономике рассказывали, – зачастила девушка, как бы оправдываясь. – Сам видишь, в магазинах ценники переписывают без конца, иногда стоимость в у.е. указывают, а там умножать надо, товары разные, где больше, где меньше, торговцы ушлые обжулить норовят, я обман чую и от этого расстраиваюсь и потом, как всё упомнить-то? Тут я и …

– Маша, какие у.е? С прайсов условные единицы давно поубирали. Ты не знаешь что почём?

– Да, – смущенно кивнула она. – Я иногда путаюсь в ценах, капельку, самую малость.

– Как же ты ходишь по магазинам?

– Вика ходит, она очень хозяйственная. Мне что понадобится, ей говорю или просто так беру, если продавец знакомый. Все деньги у Вики, по финансовым и бытовым вопросам мама ей полностью доверяет и с ней советуется. Мама тоже в ценах плавает, наверное это семейное.

Девушка хихикнула.

– Как же она работу работает? – поразился я. – «Разговоры по службе записываются», «квартиру купила» или ты опять соврала?

– Она во всём разобраться может, но ей некогда. Домом и мною Вика занимается, а маме по должности всё задаром положено.

– Мда…, – протянул я, – значить ты банковала на Ольгины деньги, выданные для подстраховки.

– Да. Сувениры какие-то покупала, не помню, они мне не нужны, просто так брала, чтобы людям деньгами помочь, там очень скромно живут, по одежке видно, им пригодится. Остатки пачки у Кутха обронила.

– Пачки? Остатки?!

– Бабушка была на Памире и даже жила там некоторое время, давно. Когда в дорогу напутствовала, про Бухарский эмират рассказывала, что там да как: медресе, паранджи, тенге, муэдзины, минареты, визири, караваны, басмачи всякие. Порядки местные уважать велела, отдохнуть хорошо наказала и ни в чём себе не отказывать. Пачку банкнот сунула. «Все, что можно купить за деньги, не стоит ничего, но пусть будут». У неё сведущий в финансовых вопросах советник имеется, сказал иноземные сейчас везде в чести.

– Маша, при чём тут басмачи и караваны? Эмират? Ты вообще о чем? Изольда Генриховна заливать горазда?

– Бабушка прожила долгую жизнь, иногда в событиях и временах путается. Немножко. Так сказала Оля, а сама всё внимательно выспросила и себе в тетрадочку переписала. Я к ней пошла за разъяснениями, как запомнила пересказала. Смеялась, ехидничала, карту географическую достала, уверяла, что Бухарский эмират распался еще до присоединения Таджикистана к СССР, потом в словарь полезла, перепроверяла. Звонила в аэропорт, у неё там есть связи, уточняла куда летит наш рейс. Деньги забрала, сказала если я буду размахивать долларами, то привлеку излишнее внимание и добром это не кончится, обещала серьезно поговорить с бабушкой и дать по ушам её новому советнику, велела во всем слушаться Вику, из ящика стола «пятисотки» достала – в дорогу.

– Пятисотки?! Ты целую пачку расфуфырила?!?

– Оля деньги назад привозить запретила, сказала они преступные, я должна их на хорошее дело потратить или просто так людям нуждающимся раздать. Наверное это много?

– Да вас всех троих надо под Викиным надзором держать, пока в ценах разбираться не научитесь! – возмутился я. – Откуда ты узнала, что Вика за тобой следила? Заметила?

– Нет, мы ближе чем сестры, она меня как облупленную знает, поняла, что случилось нечто важное, расспрашивать обиняком стала, нет ли каких проблем, предлагала съехать из гостиницы немедленно и подождать до рейса в комнате отдыха при аэропорту, там рядом милиция дежурит, потом на деньгах спалилась.

– Э…? Вроде на деньгах спалилась ты?

– Она тоже. Вика мне пятисотки отдала, которые я у Ворона выронила.

– Откуда она о них узнала?

– Я убежала, Вика за мной проследовала, Ворон в Скит вернулся, вышел, деньги вынес: «Злато грязное в дело доброе употребите» и пастве их раздал.

– Еще один неадекват, – подвел итог я. – Чужим распорядился, зевакам и попрошайкам на выпивку подкинул. Вика смогла отжать бабки у голытьбы?

– Ничего она не «отжимала» и прекрати насмехаться, я пытаюсь рассказать важное. Она свои деньги мне отдала, ну то есть наши.

– Ваши? Отдала? Маша, я запутался.

– Сумма приличная, чтобы я не расстраивалась, она сделала вид, будто деньги нашлись, полпачки «вернула», на том и спалилась. У Оли денежки помятые, резиночкой перевязаны, а у Вики в банковской упаковке, новенькие, номера подряд, я заметила. Мы обе врушки.

– Маша, хочешь сказать у Виктории была с собой еще одна пачка пятисоток? Где она её взяла?

– Вика очень ответственная и предусмотрительная, она наши деньги из тумбочки забрала, в дорогу, на всякий случай мало ли.

– За Викой за самой контроль нужен! Семейное транжирить, а ну как мама узнает! – возмутился я.

– Саша, не сердись, – Маша примирительно царапнула меня ноготками по плечу, – когда завтра придёшь, ну то есть сегодня, если хочешь, ничего не покупай… мало ли, вдруг тебе э… накладно, Вика всё, что надо возьмёт. В тумбочке еще есть и мама если надо доложит. Мамулечка у нас замечательная, когда нас проведывает, как зайдет, с порога на кухню, она очень вкусно готовит, борщ наваристый сварит и кричит «Девчата, зайчата, куууушать», покормит, потом садится промеж нас, обнимет, расспрашивает что тут да как без нее, всё ли хорошо, не бедствуем ли, не кончились ли денежки.

– «На законы мне насрать. Ха-ха-ха…», вот так сказочка, – задумчиво проговорил я. – Подружка своими словами передала или так Ворон накаркал?

– Вика в Скит зашла, но Ворона там не было, а притчу рассказали богомолицы, она не для чужих ушей, передают её местные друг другу из уст в уста.

– Не для чужих? Зачем же ей рассказали?

– Ты чем слушаешь или тоже как Ворон, живешь без уха? Чужакам и женщинам в Скит хода нет. Паломницы снаружи ждут, идолищу грехи свои открывают, за дела добрые расповедуют, долю лучшую просят. С Вороном шутки плохи, он судьбу поправит если жить праведно, за дерзость поплатиться можно, случаи были, а тут подряд, сначала я в дверь запретную зашла, Ворон двоеперстием мне во след размахивал, крестом в лоб тыкал, потом Вика нос сунула.

– Ну и что?

– Саша! Это же женщины! Мы ужас какие любопытные, удержаться невозможно, Вика немного про нас поговорила, сама расспрашивать стала, ей слово за слово выболтали всю информацию.

– Маша, всему есть рациональное объяснение. Возможно старик специально добавил в басню эпатажа и театральщины, чтобы раздуть подугасший огонек веры, взбодрить паству. Они с бабкой несомненно знакомы, раз тебя к нему послали, может быть когда-то давно вместе работали в театральном кружке и репетировали какую-нибудь постановочку для местного населения, тогда же и сочинили легенду, вот откуда уши растут! И да, почему Лиса? Может быть это как-то связано с фамилией Изольды Генриховны?

– Нет. Хотя может и да, у неё фамилия вымышленная, я чувствую.

– Ты можешь как-то узнать настоящую?

Девушка отрицательно покачала головой. – Наверное бабушка в юности была рыжей, как Алиса? Ты знаешь, у кого можно уточнить?

Тут уж помотал головой я и мы оба задумались.

…

Через минуту общение возобновилось.

– А что же Ольга?

– Что Ольга?!

– Свеча! Футляр! Уши оборвёт!

– Маша, ну ей-богу, это всего лишь фигура речи, образное выражение.

– Ах так? Значит постановочка!? – глаза девушки с вызовом свернули, отражая трепещущее пламя. – В театре вместе работали? Тогда слушай еще сказочку, страшную!

Она резко пододвинулась, обдала мое лицо горячим дыханием, зловещим голосом забубнила в ухо:

– Давным-давно в открытом море на чудовищном корабле, который умел летать над волнами и плавать под водой без следа, жила-была могущественная Морская Владычица-колдунья, жестокая, беспощадная. Она, установила Законы и тех, кто отважился выйти в море, но нарушал их, по-хорошему предупреждала, а если не слушался, карала беспощадно.

Машенька подтянула под себя руки, приподнялась на локтях, набрала полную грудь воздуха и тихо-тихо запела:

Она повторила куплет по кругу и продолжила: – Ночь, море, волны чёрные до горизонта. Колдунья, когда пускалась в погоню, песенку детскую пела и по палубе топотала …

– Как-как ты сказала? – не веря своим ушам, перебил я, потом добавил. – Хм. Песня, льется над волною, топот слышен за спиною …, – и украдкой покосился на девушку, проверяя реакцию. – Зачем она это делала?

– Звук над водой далеко разносится. – пояснила Машенька. – От страха люди сами за борт выпрыгивали, чтобы не попасть на её корабль в вечное рабство. Тех, кто супротив шел, убивала безжалостно, не было спасения, никто с ней справиться не мог, а пытались. Могла пощадить, жизнь оставить, но взамен отрезала ухо раз «по-хорошему не понимает», вырывала язык излишне болтливому или отрубала руку.

– Нихрена себе! – воскликнул я. – Руку отрубала? Это тебе тоже Вика рассказала?

– Нет, она не знает, ей не говори. Мы только-только с Изольдой Генриховной сошлись, в театре под Рождество ночевать осталась, посиделки, сладостями угощала, на гитаре играла, потом гадания до самой поздней ночи. Сама не заметила, как уснула. Алиска разбудила, еще совсем подростком была, глазёнки горят, не спится ей, пойдем, говорит, истории страшные потравим. На сцене обустроились, она в кресло бабкино с ногами залезла.

– Зачем она тебе всё это рассказала?

– Ластилась ко мне, поразить, удивить хотела. Театр, ночь, тишина, зрительный зал во мраке, на галёрке вообще темень глаз выколи, Алиса поёт, по столешнице кулачками стучит: «Ножками топ-топ», та как барабан гудит, под потолком эхо. У меня волосы дыбом. И тут она меня за руку схватила, по локтю ребром ладони рубанула да как заорёт: «Я хочу сувенир на память»!

– «Я хочу сувенир на память. Рука ему не понадобится», – ахнул я. – Твою ж мать, она вовсе не амулет …

– Ага! – обрадованно воскликнула Машенька. – Только не ври! Ты слышал о чем-то таком раньше? И не держи меня за дуру! Ну!

От возбуждения она пихнула меня коленкой.

Я, поспешно прикрыв одной рукой чувствительное место, другой, для безопасности, прихватив девушку под бедро, ответил:

– Сам я не видел ничего, один знакомый старик-профессор из нашего ВУЗа на смертном одре, нет… там всего лишь с глазами, хотя, … не важно, короче, он был уверен, что скоро умрет, поведал мне историю про море и корабли, как сам честно предупредил, всего лишь сказочку, которую я посчитал старческим бредом. Там было и про угрозу оттяпать ему руку.

– Значит ты мне веришь? – засияла глазами Машенька. – Тогда я тоже посчитала Алискину историю за детские фантазии, страшилку из пионерского лагеря. Колдунья людей на плохих и хороших делила, которых миловала на корабль Знак ставила и отрезала ухо, вырывала язык или руку отрубала – как сувенир на память. Так она все-таки отрубила твоему знакомому руку?

– Нет, сестра запретила.

– «Сестра запретила»? Ты что-то путаешь или недослышал. Как раз сестрица и лютовала, не было на нее никакого удержу, ей никто запретить не мог.

– Я всё понял чётко, Алиса захотела сувенир на память и не шутила, руку запретила рубить Ольга.

– Алиса?! – пискнула Машенька. – Сказка про сестру Изольды Генриховны, младшая внучка её копирует!

– Присказками про уши, руки и язык не брезговала и Ольга, – заметил я. – Если верить тебе, это вовсе не фигура речи.

– Они обе от бабкиной сестры нахватались!

– Маша, история про Ворона интересная, а про Морскую Владычицу еще лучше и даже местами совпадает с кое-какими фактами, но обе побасёнки слишком напоминают сказку. Мне кажется, – тут я замялся, – мы немножко отрываемся от реальности.

– Ты слушаешь меня, слышишь, но боишься поверить даже себе, – возразила девушка. – Пройдет время, ты, как и я, сам не заметишь, обернётся явью то, что казалось небылицей.

Как ответить я не нашелся. А что тут скажешь? Промямлил общие фразы о случайностях и чудесных совпадениях, слышал себя как-бы со стороны и не верил собственным словам.

– Ага-ага, стечение обстоятельств прям тютелька в тютельку, – съехидничала Маша, отбросила одеяло и подбоченилась, уперев руку в изгиб бедра. – Сам себя убедить не можешь.

– Ты живешь в мечтах и фантазиях, – вяло парировал я.

– А ты бежишь от реальности, едва коснувшись её самым краем, причитая «этого не может быть», так и работает эволюционная защита, а я который год живу с этим! Сны волшебные, проснешься – как мираж ускользают, посиделки под бабушкины сказки, Ольгины поучения, поручения, Алискины проделки и всё понарошку, а потом вот так бац прямо лбом об чудо и голову в песок не спрячешь!

Мелькнув перед глазами узкими спортивными бедрами с влажно блеснувшей в ореоле свечи чернотой между ними, обдав меня волной жара и ароматами страсти, девушка на четвереньках выбралась из-под одеяла, дрыгнув ногой, ловко увернулась от моей попытки поймать ее за щиколотку, подхватила с пола пустую тарелку, из которой мы с Викой ели бутерброды, тазик с размазанными по стенкам остатками салата и упорхнула на кухню.

Я поёрзал, устраиваясь поудобнее, заодно вытер возбужденное естество о смятые простыни, натянул на себя одеяло.

На кухне зажурчала вода, негромко стукнула поставленная в раковину тарелка. Через отражение в висящем на стене у коридора зеркале я увидел, как Машенька вышла с кухни, подсвеченный силуэт тенью мелькнул на пороге ванной, взметнулась волна волос, щелкнул запор, полилась вода.

Я удовлетворенно вздохнул и закрыл глаза.

Разбудил меня свист. Сон как рукой сняло. Пронзительными трелями заливался чайник, оставленный без присмотра на кухонной плите. Пока я стряхивал с себя остатки сна, собираясь с силами, чтобы подняться, как щелкнул запор ванной комнаты, стройный девичий силуэт метнулся на кухню, чайник заткнулся, противно скрипнул снимаемый с носика свисток, булькнула вода.

Я лежал, таращился в потолок, перетасовывал в голове мысли, укладывая их так и эдак, пытался пристроить недавно сказанное к ранее узнанному, снова перевернулся на живот, занялся отложенным до подходящих времен давно намеченным экспериментом.

Бесшумной грациозной походкой из коридора показалась Машенька, застав меня за очередным показом «козы» в тёмный угол комнаты. Я смутился, но, чтобы не подавать виду, повторил жест еще несколько раз, пострелял туда же из сложенных «пистолетиком» пальцев и завершил комбинацию, осенив полумрак двоеперстием.

Девушка удивленно посмотрела на меня, я посмотрел на стакан с водой, который она держала перед собой кончиками пальцев и, чтобы сбить неловкость и избежать вопросов, сказал «спасибо» и протянул руку.

– Это не для тебя, – она отставила стакан подальше, действуя одной рукой, скинула с меня одеяло, напустив холодного воздуха, устроилась рядом, коснувшись прохладным, покрытым мурашками бедром, обдала ароматом мыла, шампуня, влаги и так же одной рукой принялась натягивать на нас одеяло. Она повозилась, подтыкая одеяло по краям, прижалась ко мне. Мы лежали бок о бок и смотрели на танцующее на сквозняке пламя.

– По-моему это не работает, – прервал молчание я, еще раз демонстрируя потенциальному Бабаю в углу «козу». – Детский сад какой-то.

– Нужна вера, – возразила Машенька, – и сила, которые вкладываются внизу, жесты всего лишь символы, как они видятся наверху, иногда и не видно ничего.

– Ерунда все эти фигли-мигли. Не верю, – я сменил «козу» на двоеперстие и еще раз попугал угол комнаты.

– Всё взаправду, – пожала плечиками Машенька.

– Возможно такие финты действуют на внушаемых людей, – не стал спорить я, – атеисту они по барабану.

– На Вике сработало!

– Ты о чём?

– Чпок и дырка! Алиса!

– Совпадение. Еще скажи, убить хотела.

– Хотела б – убила, – уверила девушка. – Безо всяких жестов и театральщины. Меня Алисочка не тронет, а Вику …, такого я никогда не прощу, она пошутила.

Отвечать я не стал, перед глазами всплыла недавняя сцена: ореол медно-рыжих волос в красном огне светофора, сложная комбинация из ладоней во след беглянкам, напоминанием о разлитой в ночном морозном воздухе энергетике, по спине пробежала волна мурашек, картинка в голове сменилась. Бесстыже задранная на спину «пиратки» тельняшка, моя ладонь на Алискиной шее – прижимаю её щекой к накрытой гипюровой скатертью столешнице, её руки, вцепившиеся в синтетический чёрный парик, из-под которого выбиваются рыжие патлы. Как мог не узнать я её тогда? Ничего не помню, вот это накрыло. Я прижал её, бешено извивающуюся подо мной, к столу всем весом, растолкал коленями в стороны горячие стройные, даже худые ляжки … Она подстроила всё нарочно, победно вскрикнула, еще сильнее отклячивая задницу, подалась навстречу …

Я потряс головой, отгоняя воспоминания, приподнялся, аккуратно подровнял возбудившееся естество, опустился на живот и посмотрел на соседку, та тоже думала о чем-то своём, шевелила губами, грозила кому-то невидимому, прятавшемуся в районе стоящего подле нее наполненного до половины стакана, плотно стиснутым кулачком.

– Маша, – негромко позвал я, возвращая её к реальности, и ущипнул за бархатистую булочку. – Забей, Алиса пошутила и так не бывает.

– Ты всё видел сам, но боишься поверить собственным глазам, работает эволюционная защита! Всё действует! Чпок и дырка! – с жаром выпалила она и посмотрела на меня. Глаза девушки съехались к переносице.

– Да будет тебе, Зайка, – поддразнил я.

– Не называй меня так! Всё взаправду! Вот как сделала Алиса, смотри!

Девчонка направила руку в угол комнаты, прицелилась, влупила одной ладошкой о другую и звонко объявила: – Чпок и дырка!

Рассмеяться я не успел. Из руки Машеньки вылетели три маленькие белые точечки, яркими искорками пронеслись через пространство, освещаемое пламенем свечи, с тихим щелчком стукнули в пол, отскочили и канули в темноте под скрытой шторой батареей.

От удивления я открыл рот.

На кровати тревожно завозилась художница.

– Маша, Маша, у нас в трюме дырка, – забормотала сквозь сон Вика, перебирая по простыням ногами.

– Спи, нет ничего! – уверила её подружка.

– Но я сама видела! Течёт, – пожаловалась художница.

– Спи, я всё улажу! – строго сказала Маша.

Вика крутанулась на кровати с боку на бок, придвинулась к краю, на её лицо упали отсветы свечи. Она плотнее сжала веки, вытянула губы трубочкой, сунула в рот большой палец, сладко зачавкала и засопела.

Маша приподнялась, больно оперлась локтем мне на спину, поправила на кровати подушку и отставила свечу подальше, дабы прямыми лучами не тревожить подружку.

– Что это было? – оторопело спросил я, когда она снова улеглась рядом с мной.

– Вика тоже видит море, пока только во сне, так бывает у многих, особенно в детстве, когда просыпаешься, всё забываешь, но если твой человек бодрствует, не видно ничего, работает эволюционная защита. В детстве она слаба, видится разное даже днём, когда не спишь, с возрастом всё исчезает, специально показывать надо. Я ей покажу, позже, у меня получится, пока она не готова.

– Какая к чёрту защита, при чем тут море, – возмутился я. – Чпок и дырка! – и попытался повторить жест, только что сотворенный Машей. Одна из испущенных ею искорок по-прежнему проглядывалась у самого плинтуса под батареей.

– Дырка течёт, – Машенька хихикнула. – У Вики давно не было мужчины, ты её впечатлил, вы так шумно чпокались …

Она игриво потёрлась об меня боком.

– Речь не про секс! – не поддался на провокацию я и указал пальцем в сторону окна. – Что это?

– Это таблетка.

– ЧЕГО?!?

– Ори тише, иначе ты разбудишь Вику. Это противозачаточное. Кстати, если хочешь, выпей воды, теперь она не понадобится.

Девушка подала мне стакан, я машинально отхлебнул из него глоток почти горячей жидкости, поперхнулся.

– Таблетка? – прокашлявшись переспросил я. Еще раз подозрительно посмотрел на лежащий вдалеке матово-белый кружочек. Привидится же всякое.

– Ну да, я ходила обмыться и вскипятила воду, чтобы принять таблетки.

– Ночью? Я не специалист в ваших делах, но, по-моему, их принимают не просто так, а по графику.

– У меня тоже давно не было мужчины, поэтому я их не пила.

– Зачем же тогда мне соврала, будто принимала. Сказала бы как есть я бы …

– Хотела сделать тебе приятно, вам, мужчинам, так больше нравится.

– Разве по три таблетки зараз принимают? Или так положено? Не многовато? Надеюсь, ты хотя бы инструкцию к ним прочла?

– Нет, но Вика наверняка всё внимательно изучила. Она велела выпить три.

Маша вытянула шейку и с нежностью посмотрела на подружку.

– Велела? Когда?

– Я в аптечку полезла, облатка вскрыта и рядом лежат три таблетки. Она заранее обо всём подумала и для меня приготовила! – с гордостью заявила залётная девка.

– Откуда ты знаешь, может быть она для себя упаковку распечатала да передумала?

– Нет, ты что! Вика таблетки не пьет. Она очень строгая насчет безопасности во время этого, девчонка сделала неприличный жест ладонями, и всё держит под контролем, с ней не забалуешь. Ей таблетки не нужны, они для меня!

– Аааа! – протянул я. – Держи стакан, только я воду уже выдул.

– Он мне не потребуется и таблетки я пить не буду.

– Почему? Возьми из стандарта новые, чтобы эти в пыли не собирать.

– Я выбросила таблетки, так получилось само собой. Случайно. Это Знак!

Знакозависимая девчонка твердо посмотрела на меня.

– Знак? Э… ты того … этого …, – встревожился я.

– Не парься. Так или иначе, ты меня больше никогда не увидишь, – беззаботно сказала Маша и тут же быстро добавила, – нет-нет, завтра, ну то есть сегодня, ты еще приходи и так до конца недели. Потом мы улетим в Москву, а затем едем в Санкт-Петербург. Происходит что-то важное, всё изменится необратимо и мы с Викой в этом участвуем, я уверена.

Девушка замолчала, молчал и я, обдумывая полученную информацию.

– Про таблетки Вике не говори, – нарушила тишину Маша и мотнула головой в сторону батареи. – Я притворюсь, будто их выпила, а сама не буду.

– Совсем? И завтра, то есть сегодня тоже?

– Да.

– Тогда с этим что? – я изобразил руками неприличный жест, провел пальцем между плотно сжатых половинок, коснулся горячей пуговки между ними.

– Когда будешь надо мной блудодействовать, изливай семя в лоно, – утвердила Машенька, – остальное тебя не касается и я что-нибудь придумаю.