Начало главы

Сарафанное радио. Продолжение главы

В понедельник следующей недели перво-наперво снял с информационной доски своё расписание и запер дверь на ключ. Снаружи стучались, скреблись, без устали дергали ручку, громко щелкая язычком замка, выкрутил погромче наушники и сел за комп рубиться в игрушку. Долго с надрывом трезвонил телефон, не выдержал, снял-таки трубку. Звонил заведующий кафедрой – студенты, не могут попасть в мой кабинет, а они спрашивают, когда у меня консультации. Поругал по-дружески, как коллега коллегу, уверил, что подстраховал меня и бумажонку повесил сам. Сжал челюсти, пытаясь не нахамить в ответ, выслушал какую-то пургу про подготовку к научной конференции.

Пошел снимать его писульки, там и попался.

Улыбается загадочно, в руках тискает конспекты, дал маху – не успел отвернуться, чем и воспользовалась, перехватила мой взгляд, открыла рот. Предъявила претензию. Оказывается, меня сложно застать, дверь кабинета постоянно закрыта, а ей непременно нужно попасть на консультацию, поэтому она поджидала специально и хи-хи-хи устроила засаду. Предъявила «бегунок».

Попытался дать отпор, пристыдил – подоконник она использует не по назначению, он не для того придуман, а не ту тут-то было, наехала в ответ! Оказывается, делать девушке замечание неприлично! Караулит меня она уже давно, сидеть в засаде утомительно, поэтому она сидит на подоконнике, ей так удобно и всё видно.

Хм, возразить нечего, действительно видно всё! Пока разглядывал девку, та, развивая тактический успех, поелозила упругими половинками о бетон, повошкалась, освободила место подле себя и приглашающе похлопала ладошкой.

Чувствуя, как безнадежно теряю инициативу, промямлил, «зима, из окна дует, вы застудитесь». «Батарея! Не холодно ни капельки!», возразила студентка и, подвинулась еще немного, «можете пощупать!».

Прилично ли будет отказывать даме, я засомневался, повёлся как дурак, как было велено ощупал нагретую теплом девичьей задницы и расположенной внизу батареей центрального отопления массивную плиту подоконника, пока думал как быть дальше, специалистка по засадам снова открыла рот и мы вступили в полемику.

Да, у меня плохой почерк, а у нее сложная фамилия, но разве не ясно методом исключения кому поставлен допуск, тем более он у всех и не моя вина, что в секретариате их деканата засела бюрократическая грымза.

Допуск нужен позарез, без него её не включат в экзаменационную ведомость, а на днях уже грядет аттестация по профилирующему предмету. Старый «бегунок» с моей нечитаемой росписью аннулирован, я должен подписать новый или, если что не так, можно устроить пересдачу, мне не отвертеться, студентка была на всех занятиях, выходила к доске и у нее полностью законспектированы лекции, до единой, она своего добьется и основательно подготовилась, посмотрите и убедитесь сами.

Очень настойчивая. Разложила тетрадки. Пришлось смотреть.

Крутит свои писульки так и эдак, закроет, откроет, тычет в строчки пальчиком. Уронила тетрадку на подоконник, пластично изгибаясь, сучила ножками, выуживая её из–под задницы демонстрировала краешек чулка, наконец достала, пристроила на коленках, разгладила страницы, спросила хорошо ли мне видно.

Все видно замечательно! Загляденье! Кажется я стоял, открыв рот. Наверняка заметила, снова улыбается, в глаза смотрит нахально.

Я не для этого поступал в аспирантуру, но тоже не железный и против кармы не попрешь.

Пока шли обратно по коридору снова уронила конспекты. Два раза.

---

Когда все просто, то не интересно. Зашли в кабинет – задал вопросы. Как меня зовут помнит. Цвет учебника тоже знает. Спросил о теории напряженного состояния. Напряглась, залепетала нечто наукообразное, сбилась, стала оправдываться, мол не ожидала, что буду гонять её по лекциям, сболтнула «мне староста говорила другое…», покраснела.

Нахмурился, с металлом в голосе уверил: «Я не в курсе, о чем насвистела староста, вижу предмет мой вы не знаете», спросил о внутренних силовых факторах и реакциях в консольной заделке.

Студентка от удивления открыла рот, уронила свою макулатуру в третий раз, листочки из конспектов по полу рассыпались. Под детский лепет: «…я же на уроках работала, к доске выходила, … готовилась… я не думала… это даже не зачет, всего лишь допуск…», пошел запирать дверь.

Копошилась с бумажками, долго собирала, демонстрируя краешек чулка из-под миниюбки.

Спросил о пунктике с преподом для галки, «что вы имеете в виду?», хотел стандартно спошлить в ответ, сдержался, задал дополнительные вопросы:

– о шахматах оказалась не в курсе, похоже обошлось без рокировок;

– имеет кое-какие представления об устойчивости конструкций, ладони в пол уперла, вижу, хоть кому-то мои уроки пошли на пользу, похвалил;

– о прогибе не забыла, похвалил еще раз;

– в асанах, не разбирается, но поза один в один.

Подошел сзади. Студентка отскочила как ошпаренная, жалобно выдавила:

– Наверное, мне лучше уйти. Мама говорит, надо уметь вовремя сказать «нет».

– На нет и суда нет, – я с трудом скрыл сожаление в голосе. – Зачем же тогда вы надели чулки?

– Спрашивать такое у девушки не этично и… Я готовилась, но э… м… ну… вот.., извините, я не такая.., – шепотом закончила она.

– Давайте ваши документы.

Девчонка протянула мне «бегунок», я сел в кресло, сдвинул клавиатуру в сторону, расписался, протянул ей бумажку.

– Вот так просто и на этом все?

– Вы можете покинуть аудиторию немедленно!

Она задумалась.

– Александр Васильевич, простите, что так вышло. Сдавать зачеты подобным образом я не готова, но раз пришла, то должна что-то сделать. Давайте я протру пыль? Так тоже можно.

Я пожал плечами, ткнул в системный блок, запустил компьютер.

За книжным шкафчиком скрипнул ржавый кран над облупленной эмалированной раковиной. Странная студентка набрала воду в оцинкованное ведро, «Хозяйственное, каб. 269», как утверждала выцветшая надпись масляной краской по помятому боку, обошла меня, остановилась у тахты, замочила в ведре тряпку, отжала, затеялась протирать спинку и подлокотники.

Что сказать или сделать я не знал, собрал с пола её тетрадки, без злости клял пустоголовую дурочку, украдкой выравнивал возбужденное естество, думал стоит ли искать причины в себе. Мда, неудобно вышло, решил не греть голову, пытаясь объяснить необъяснимое и занялся работой. Поверх бликующего монитора с открытым файлом доклада конференции отражалась девка в миниюбке. Сосредоточиться не получилось. Не зная, чем себя занять, зачем-то открыл её конспекты.

Студентка за спиной открыла рот, зарядила речь, по интонации понял –надолго, углубился в её лекции по материаловедению, слушал краем уха.

Она – хорошая девочка, младенцем много болела и её лечила бабушка, держала за руку, поила травами, шептала наговоры, велела кушать манную кашу до последней ложки и пела колыбельную, запрещающую лежать на краю во избежание покусывания за бочок серым волком.

В детском садике они с подружкой были «Зайчиками» на новогодней постановке «Ну-погоди!», а дома превращались в пиратов, игра такая и верховодила у них бабушка.

В начальной школе девочка была вожатой октябрятской «звёздочки», обожала ботанику и учительница часто говорила: «У Розочки лучшие гербарии». Да, зовут её Роза, вдруг я забыл, а фамилию не помнит никто или специально переиначивают, выдумывая дразнилки, она давно не обижается.

Она хорошо поёт, солировала, правда недолго, в школьном хоре и даже победила на областном конкурсе с песней про лягушонка «Квака-задавака» и за это её первой приняли в пионеры!

В шестом классе она по настоянию бабушки записалась в музыкальный кружок и играла на барабане.

– На чём на чём? – переспросил я.

– На барабане! Я покажу. Раз-два-три! Начали.

За спиной брякнуло ведро, я обернулся.

Студентка сидела на корточках. Сложным движением ладоней она лихо отстучала ритм на помятом боку хозяйственного ведра, отжатая тряпка от сотрясения с тихим бульканьем свалилась в воду, девушка, безбожно коверкая произношение, очень мелодично запела старую, но до сих пор популярную песню:

«When I'm with you it's paradise

No place on Earth would be so nice…»,

аккомпанируя на необычном музыкальном инструменте, повторила куплет еще раз и посмотрела на меня.

– Ну как?

– Отпад, – честно ответил я, с трудом отрывая взгляд от обнажившихся из-под задранной миниюбки бедер и чтобы вовремя скрыть степень своего восхищения, тут же отвернулся к компу и уткнулся в бумаги.

Под Розочкин стрёкот листал бумажки. Вот так номер! Диаграмму железо-углерод она изобразила неправильно! Линии, отделяющие жидкую фазу от смесей с аустенитом и цементитом должны рисоваться выпуклостями вверх. Дважды перечитал лекцию. Задал вопрос.

– А? Вы о чем? – захлопала глазами девчонка, возвращаясь из пионерских лет в наше время.

О материаловедении не знает ничерта и это не её конспекты, а свои у нее забрала бывшая подруга, с которой она когда-то была не разлей вода, потом разругалась, а сегодня та подошла, извинялась за прошлое и попросила конспект.

– Она была такая странная! Вспомнила, как моя бабушка кормила нас пирожками, а мы были ближе чем сестры. Потом бабуля умерла и все пошло наперекосяк, я по ней очень скучаю. Она называла меня «моя Розочка», это её подарок, смотрите!

Я опять обернулся.

Девочка пошевелила пальчиками, расстегнула две верхних пуговицы блузки, зацепила висящий на шейке тонкий кожаный шнурок, выудила изящный кулончик в форме розочки и не снимая протянула мне. Я потрогал нагретую теплом девичьих грудей вещицу, осмотрел сложные, покрытые черной патиной узоры переплетенных лепестков и овальное отверстие там, где должна быть серединка цветка.

– Серебро, фамильное украшение. Раньше в дырочку был вставлен хрустальный страз и сквозь него я видела сказку, бабушка показывала. Бабули не стало и стеклышко разбилось.

Студентка наклонилась ниже, дохнув мне в лицо свежестью, ароматом духов с лёгким запахом миндаля и мило скосила глаза на зажатую в моем кулаке вещицу, напомнив Машеньку.

Я закашлялся, не в силах оторвать глаз от расстегнутого ворота её блузки. Наверняка заметила, какая походка, провожал взглядом, жутко неудобно.

Розочка привстала на цыпочки, выливая грязную воду в раковину, перехватила мой взгляд, зарделась, долго набирала ведро, опять вытянулась в струнку, вытаскивая его из раковины, поставила на пол, долго полоскала тряпку, одернула миниюбку, перешла с генеральной уборкой на книжные полки шкафа, застрекотала дальше, о том, как люто её за чулки ругает мама, порядки в семье строгие, она «не такая», но специально их носит, заявляя свои права, самоутверждается, показывает взрослость, чем выбешивает родительницу. Еще раз простите, раз так вышло и пусть все останется между нами, а пришла она что-то там доказать старосте.

Я, тем временем, в аккурат закончил штудировать конспект еще раз и приступил к исправлению нарисованной диаграммы.

– Вы меня совсем не слушаете, – с обидой пролопотала дурочка, энергично прополоскала тряпку, взялась надраивать тумбочку и пошла на второй круг в описании сложных межличностных отношений в женском социуме.

Сосредоточился. Ага, теперь ясно, её бывшая подружка теперь хороводится со старостой и какой-то левой девкой из чужой группы, над ней стебается, держит за лохушку, поэтому чулки она носит, стремясь создать иллюзию распущенности преодолевая природную стеснительность, дабы не отстать от задающей тон в группе компашки. Да, она немного странная, самую малость, девочки иногда жестоки, в коллективе её дразнят и даже, можно сказать, травят, но она все равно добрая, зла не держит и помогает маме.

Задал вопрос.

Созналась про «дать преподу».

Попросил передать старосте огромную просьбу заткнуться, её трепотня ни в какие ворота не лезет и что обо мне подумают студенты?

Девчонка гремела ведром, выливая из него воду.

– Вы хорошо преподаете и все получили допуск, поэтому очень грязно.

– Какая связь между успеваемостью и чистотой в кабинете?

– Прямая. Ничего, что я э-э-э… обманула ваши ожидания? – не поднимая глаз спросила студентка.

– Переживу. Сдавать предметы в коленно-локтевой позиции аморально, – пошутил я. Порекомендовал почаще заглядывать в учебник, институт вообще-то посещают, чтобы получать знания, а не валять дурочку.

– А как же староста?

– Она не дурочка, передай ей при случае …

– Да-да, знаю, подзатыльник, – перебила студентка. – И скажу, чтобы держала рот на замке.

---

Я вычитывал текст доклада, студентка надраивала комнату и по кругу напевала себе под нос:

«When I'm with you it's paradise

No place on Earth would be so nice…».

Смысл пропетых слов девочка не понимала, других припасено не было, остаток куплета заканчивался музыкальным па-пара-ра-ра-ра-па-пам и двустишье повторялось заново.

Сосредоточиться на тексте никак не получалось.

Зазвонил телефон.

Я погрозил кулаком в сторону певуньи, прервав очередную запевку про райское местечко на земле и снял трубку.

Заведующий кафедрой интересовался, как идет сессия, спросил успеваю ли работать со студентами и пожаловался на негодников, опять сорвавших с информационной доски расписание занятий. Зашла речь о грядущей конференции, на ней будут присутствовать специалисты с других кафедр, среди них есть владеющие языком люди и нам надо не ударить лицом в грязь, дальше пошла ахинея про ответственность, необходимость интеграции с мировой наукой, прогресс, перестройку и ускорение. Я слушал, не слыша его речей, невпопад кивал, с восхищением пялился на студентку, слишком долго полоскавшую в ведре тряпку. Кажется, она опять заметила, а я вызывающе неприлично себя веду. Ничего не могу с собой поделать. Замечательное изобретение – чулки!

– Я хочу услышать доклад! – неожиданно раздалось в трубке.

– Э…?

– Да-да, на английском! – сказал шеф.

– What? – переспросил я, удивившись на кой бес руководителю, когда-то учившему французский и знавшему на нем слов меньше, чем я, не учивший его совсем и не понимающему английский вовсе, это нужно.

В трубке зашуршало.

– Кхм, – я посмотрел в монитор, проскочили мысли: какие еще «владеющие языком люди»? Может быть пропустить под благовидным предлогом конференцию? Не к месту подумалось, зачем я на это подписался, доклад на английском, это в нашей-то дыре и кому оно надо? Хрень какая-то. Так и бахнул: – Shit happens.

– Э-э-э? – сказала трубка.

Мысли разбежались, я уставился на беззвучно шевелившую губами студентку и неожиданно сам для себя выдал речитативом:

– What? – низким женским голосом спросила трубка. – You kiss me once?

– Fuck! – от неожиданности ляпнул я.

На том конце провода щелкнуло и раздались гудки.

– Fuck? – влезла студентка. – Вы действительно были в Англии? Староста утверждала там до сих пор практикуются телесные наказания или…

– Передай «старой» ..., – зло начал я.

– Хорошо-хорошо, я поняла.

Роза продолжила уборку. Аппарат молчал. Я недолго поразмышлял над странным телефонным разговором, решил – сделанного не воротишь, нехорошо получилось, но пусть будет как будет, никогда ещё не было, чтобы никак не было, переключился на доклад, корректировал текст, проклиная неведомых «знающих людей» с низким контральто, не к месту вспомнилась Изольда Генриховна. «Тебе отдадут мои группы», шепнул в ухо голос старого профессора. Чертовщина какая-то. Смотрел в экран, опять листал девчонкины конспекты, складывал в оригами бумажку, еще на раз обвел собственную роспись, дату и её непроизносимую фамилию, перечитал по буквам. Ужас, язык сломать можно.

За спиной звякнуло ведро.

Я обернулся.

Роза стояла у шкафа, вытирала полотенцем покрасневшие ладошки и смотрела на меня. Длинные ресницы, светло-карие глаза, тонкие кудряшки, белая легкая блузка, туфельки на каблучке, чулочки… Хороша! Потряс головой сбивая неправильный ход мыслей.

– Вы закончили?

Девушка кивнула.

Я собрал со стола её конспекты, поднялся из кресла, еще раз проверил «бегунок», вложил его в тетрадку и протянул ей.

– И на этом всё? – недоуменно спросила она.

– ???

Студентка сердито пнула тряпку, та с влажным звуком отлетела на середину комнаты.

– Я сейчас уйду! Неужели вы ничего не сделаете?

– Э… кхм…

– Я же готовилась!

Она выставила вперед ножку и покачала туфелькой. – К доске выходила! Вы заметили, я видела!

– Роза, я вёл себя не совсем красиво. Скорее даже совсем не красиво.

– А как же староста?

– Красивые девушки иногда провоцируют на некрасивые вещи.

Розочка уронила конспект, наклонилась, высоко вздёрнула задницу и с вызовом посмотрела на меня снизу вверх.

– Значит я не красивая?

– Красивая, – не стал спорить с очевидным я, – а старосте при случае передай подз…

– Я тоже хочу подзатыльник! – перебила меня студентка.

---

Чулки – замечательное изобретение! Гладил ляжечки, щелкал резиночками, пересчитал булочки, поделил на два.

В ногах правды нет, ткнул под коленки, попытался перевести девчонку в партер.

– НЕТ-НЕТ-НЕТ! – заколотила ладошками в пол студентка. Она – чистюля, а тут все в крошках, ужасно грязно, коленкам будет больно и мы можем порвать чулки, брякнула про горох, дал поджопник с наказом передать кому полагается, провел по бороздке.

Приступил к введению, а не тут-то было.

Обмацал студентку еще на раз, задал вопрос.

Нет, она не девочка, как я вообще мог такое подумать?! Узость таза –всего лишь особенность конституции и для стройной фигуры это нормально, а вот сухость – не нормально, но поделать ничего не получится, это особенность организма. Вдобавок с преподом у нее в впервые, поэтому она сильно смущается.

– Вы точно готовы? Может быть придёте в другой раз, а сейчас мы оставим все как есть? Не, ну в смысле уже как бы…, но на полшишки не считается и ...

– Александр Васильевич, я буду сдавать зачёт, – уверила студентка.

– Не зачёт, а всего лишь допуск! – поправил я и сделал резкий толчок, сминая лепестки Розочкиного бутончика.

– Саша! – звонко взвизгнула девчонка.

Перешли на «ты».

Запустил пятерню в прическу, взлохматил студентку, потянул к книжному шкафу. Узкие ладошки ухватились за корешки книг. Дзинькнуло стекло.

В голове загудело: – Есть контакт! – объявил ехидный голос. – Полный вперед!

Я послушно двинул бедрами, комкая оборки задранной юбочки, зацепил пальцем резинку, ладонь заскользила по гладкому бедру.

Студентка подмахнула, дрыгнула коленками, стряхивая сползшие чулки.

Мы отплясывали уже давно потерявшую популярность ламбаду. Девичьи ладошки цеплялись за среднюю полку, маленькие пяточки, опутанные съехавшими чулками, вылетали из туфелек и подкованные стальными набойками каблучки звучно били в пол. Стекла на антресолях гулко вибрировали.

Бешено тряслись тонкие вьющиеся кудряшки, в такт звучным шлепкам в ушках качались маленькие фианитовые серёжки. По толстому торцу средней полки бегали блики от вывалившегося из-под расстегнутой блузки серебряного кулончика, в полированных дверцах нижней секции книжного шкафа отражались раскоряченные коленки со спущенными на щиколотки чулками. Я с размаху впечатывался в испещренные черными точками родинок ярко-белые половинки, редкие полупрозрачные волоски на тонкой пояснице слиплись от пота.

К сожалению ничто не длится вечно, даже такой зажигательный танец, как ламбада.

Девчонка вздрогнула, вскрикнула, повисла на мне и засучила сведенными в судороге ногами. Каблучки туфель с противным скрипом процарапали бороздки на грязных досках пола, студентка наступила на конспект, оставив на раскрытой странице глубокий круглый отпечаток, её колени подломились, в глубине обмякшего тела разливался огонь.

По-моему, я подхватил её под руку, потянул на себя.

Дальше плохо помню.

---

В голове гудело.

Студентка лежала грудью на столе, уткнувшись лицом в клавиатуру. Я глазел на белую, не прикрытую подолом юбки, кожу бедра. Поверх многочисленных родинок наливались краской пятна, ей-ей, я её прихватил. Захотелось приложить руку, проверить. Погладил её по спине, подергал за декоративные бантики по низу беленькой блузки, нажал на выступающий позвонок, пробежал пальцами вдоль спины и помассировал обнаженные плечики под пышными воланами, перевел взгляд на экран компьютера: «QWDFS ASFXFVRTvcb fdsbvxcv vcx xcvvvvvvvvv».

Девчонка глухо застонала. – Кажется я отключилась, – прошептала она, пошевелилась и повернула голову набок. «QWEDCXVv xcv vbcxvbs cvvvvvv vvvvvv», побежали по экрану строчки символов.

Я прижался к ней и пощекотал языком шейку. Она улыбнулась, отпечатки кнопок клавиатуры исказились проступившей на щечке ямочкой. – Приятно, – студентка заелозила по мне задом, я несильно поддал навстречу, провел ладонями от коленей до бедер, прижал её к себе. По усеянной родинками коже побежали мурашки, её ноги обвились вокруг моих.

Розочка выгнула талию, разгоряченного естества коснулась прохладная ладошка. Она ощупала место, где наши тела соединялись, вынула руку. Пальцы влажно блестели, густо смазанные соками, студентка, причмокивая губами, облизала их один за другим.

– Как в сон провалилась. Я переспала с преподом! В самом прямом смысле слова!

Она сжалась внутри, хихикнула: – Такое было! Рассказать кому, не поверят! Мама узнала, убила бы.

– Ты что, собралась рассказывать об этом? – я покачал её на себе.

– Да ну тебя, это метафора. И я в курсе про Академический кодекс!

Задрал ей юбочку и отвесил смачный шлепок. Правая половинка булочек порозовела.

– Ой! Пороть студенток не этично. Даже в Англии! Молчу-молчу! И передам старосте, я в курсе.

Розочка с хрустом расправила плечики. «QWSDEFg fgvcb vcxbn xn», снова побежали буквы из-под курсора. Она подняла голову от клавиатуры, уставилась на экран: – QWDFS ASFXFVRTvcb fdsbvxcv vcx xcvvvvvvvvv, – попыталась повторить, потрясла головой, встрепенулась. – Ничего не понятно, но я все равно запишу! Сейчас! – зашарила руками по столу, задела клавиатуру, сбросила лежащую на краю столешницы авторучку, перевела взгляд на пол.

Посмотрел вниз и я. Под моей ладонью с жадно растопыренными пальцами, отсвечивала беленькая девичья коленка, ярко выделявшаяся на фоне темных брюк, расстегнутая пряжка ремня язычком впечаталась в упругую жопку. На заднем плане, в полумраке подстолья белела тетрадь, раскрытая на диаграмме «Железо-углерод».

– Записи! – вскрикнула Розочка. – И не ори на меня, я не дура! Буква в букву спишу и перечитывать буду! Я разберусь.

Она изогнулась, вытянула руку, приподнялась, сделала попытку наклониться и достать конспект.

– Роза, оставь! – я обхватил её за талию и дернул на себя, прижал, мы сидели неподвижно, было тепло и приятно.

– Я на самом деле заснула, – после продолжительного молчания заговорила девушка. – Мне такое приснилось!

Она посмотрела в монитор на бессмысленные строчки текста, потёрла виски.

– Ты во сне тоже был!

– Как же иначе, ведь мы переспали, – схохмил я, покрутив пальцем по кучеряшкам волосиков.

– Главный тебя ругал.

– Заведующий кафедрой? Разве?

– Помню в голове зашумело, в глазах раздвоилось, странные ощущения, холодно, темно, как в колодец проваливаюсь и твой голос «Дай руку!», я руку подала. – Дальше плохо помню, шли куда-то, тут он нас заметил, закричал «Что, опять???» и давай тебя отчитывать. Велел браться за ум и прекратить валять дурочку, потом на меня уставился, глаза ледяные, страшные, я застыла в ужасе, как заорет: «Зачем ты подала ему руку? ДУРА! Чтобы через минуту духу её на палубе не было!», приказал и опять на тебя набросился, орал «так делать нельзя и ты об этом прекрасно знаешь!».

Что сказать или сделать я не знал. Ноздри защекотал горький аромат миндаля.

– Я стою столбом и тут капитан прямо над ухом гаркнул, «Попрошу следовать за мной!» У него такая красивая форма! Голос – бас густой, как труба, сам плечистый. Фуражка белая со значком, я подчинилась.

Прозвенел звонок, послышались голоса, кто-то подергал дверь аудитории. Студентка даже не вздрогнула.

– Вниз по трапам спускаемся, галантный, на площадках руку подает, а ему все встречные козыряют, на меня пялятся, я засмущалась, по сторонам украдкой смотрю, а там столько всего интересного! Работа кипит, матросы в форме с иголочки снуют, мимо камбуза прошли, повар у плиты суетится, рядом с ним ты, кофеек попиваешь – аромат с горчинкой, мне рукой махнул приглашающе, неприличный жест сделал, я остановилась, только это не ты был. Капитан обернулся, увидел, рассердился, ногой топнул, буркнул: «Вылитое Блядство» и тот, на тебя похожий, скрылся.

Студентка подтянула ноги, плотнее прижавшись ко мне. Покачала разведенными в стороны коленками, потерлась об меня щекой.

– Будто наяву привиделось. Мы теперь не совсем чужие, – она снова коснулась меня, царапнула основание ствола, сжала коготки. – Все произошло на самом деле, ведь так?

Что сказать, я не знал, посмотрел на не вымытую с той недели кружку с остатками кофе.

– Роза, иногда снится всякое…

– Я никому не расскажу про сон, на правду похожий, ему так и сказала…

– Кому???

– Капитану в форме! Всё вывалила! Ты меня пригласил, руку протянул, тут столько интересного, едва все началось, а на тебе, «чтоб духу её через минуту…». Я упускаю что-то важное и хочу остаться! Руки в бока уперла, спорить приготовилась, с места не сойду, если хочет пусть на пинках выносят.

Он фуражку на затылок сдвинул, бровями пошевелил, лоб почесал, глаза с хитринкой прищурил, отвечает: «Велено удалить с палубы. Приказ Главного – закон, не подчиниться невозможно, но насчет тебя у меня имеются отдельные инструкции и ослушаться их я не могу, поэтому выполняю оба распоряжения одновременно, ты удалена с палубы – приказ я выполнил, но корабль не покинешь, в каюте подождешь, а там без нас разберутся». И подмигнул, представляешь?

– Кто разберутся?

– Ты! И тот, который тебя ругал. Он самый главный и всем приказывает, а ты инструкции выдаешь, извращающие смысл его команд и на приказы тебе насрать, у тебя всегда были проблемы с дисциплиной! Капитан так и сказал, «насрать». Странно прозвучало, с уважением.

Студентка привстала, угнездилась на мне поудобнее, продолжила.

– У тебя какие-либо бумаги, документы имеются? – спрашивает. – Я ему дневник подала.

– Какой еще дневник?

– Дневничок у меня есть с самого детства, глупости там одни девчачьи, стишки про любовь, рецептики, выкройки, всякое такое. Он удивился, глаза выпучил, опять фуражку на затылок сдвинул, дневник забрал. Идет, я за ним едва поспеваю, а он бумажки мои листает, хмыкает, ощущение – как в душу смотрит. Это был Руттер.

– Чего???

– Он записи мои вернул и сказал: «Руттер никому не давай, очень ценный документ, даже не показывай! Так делать нельзя. И руки не подавай, запрещено и опасно. Если что рассказывать будет, все в Руттер пиши, даже непонятное, позже перечитаешь. Полный вперёд. Курс прежний», я подчинилась. По сторонам головой кручу, любопытно, в коридор зашли, спросила почему темно, зачем на стенах листы медные и двери металлом окованы, замки здоровенные.

Отвечает: «Мы следуем через старую гребную палубу. Очень давно тут располагались скамьи, уключины, весла. Медь – заглушенные бойницы. На время погружения все они закрываются для герметичности, но эти задраены всегда, так как мы находимся значительно ниже ватерлинии. За дверями – торпедные аппараты, новейшая разработка, смонтированная во время предпоследней реконструкции, секретная, поэтому под замками. Ключи есть только у меня и руководства».

– Тут он руками всплеснул, обернулся, увидел, как я все записываю и эскизы с особенностями конструкции вычерчиваю, рассердился – «это конфиденциальная информация» – дневничок выхватил, и давай в нём чиркать! Сам свою секретную информацию профукал и портит мой ценный документ! Я чуть не расплакалась, он нахмурился, бросил: «От меня не отставай! Чужак на корабле – не положено! Тебя либо за борт выкинут, либо на месте убьют» и дальше пошел. До каюты довёл, открыл, тебя ждать велел, глазами по сторонам не зыркать и ничего не трогать, иначе руки оборвёт по локоть!

– По локоть? – не поверил своим ушам я.

– Так и сказал! Я ничего не трогала! Честно-пречестно! – добавила девчонка неуверенно. – Потом ты явился, веселый, шляпу на стол кинул, на меня уставился, улыбаешься: «Где тут новенький-тепленький?», бумажки мои заметил: «Ну-ка что тут у нас», руку протянул, а я дневник за спину спрятала и говорю – не дам! «Как не дашь?», глазами сверкнул и тут я вся аж потекла, ты ухмыльнулся: «Выше нос и ноги!», так и скомандовал…

Она заерзала на мне: – А потом ты меня …, – густо покраснела шейкой и плотнее прижалась задом. – Мы были близки…

---

Девушка лежала на мне, я откинулся в кресле. В вырезе расстегнутой блузки под ладонями упруго перекатывались гладкие холмики её грудей, часто-часто стучало сердечко.

– Ты меня пересчитываешь?

Раз-два, раз-два, – отозвался я.

– Не забудь поделить пополам.

– Роза, почему ты не носишь бюстгальтер?

– Он мне не нужен и спрашивать такое у девушки не этично. Расстегни еще пуговку, ты мне и так всю блузу измял.

– И то верно.

В тишине зашуршала накрахмаленная ткань.

– У тебя горячие руки. Который час? – спросила она.

– Начало второго. Куда-то спешим?

– Я уезжаю в Москву. Навсегда.

– Так, ты откуда это…

– Извини, пошутила. В два мне надо быть в блоке поточных аудиторий. Там будет мой первый. Это его конспекты.

– Чего???

– У меня есть парень, ты его к доске раз вызывал. Он – первый. А ты –второй. У нас все серьезно, только вот с этим, – студентка подпрыгнула на мне, – не очень, из-за меня, физиологическое.

– Э…

– Мама кричит, в этих чулках и юбке я выгляжу проституткой и веду себя как дура. Он тоже сказал я очень легкомысленна и мне пора браться за ум. Такой галантный…

– Твой парень?

– Капитан. Про руки говорил, я поняла, не шутит, напугалась, он почувствовал, извинился, мы разговорились. Оказывается, у меня тоже есть корабль! Очень красивый, ему понравился, только недостроенный и у меня проблемы в команде, бестолково прописана субординация, сложности с управлением, поэтому я не правильно веду маневры. Велел браться за ум и сшить фуражку.

– Какую фуражку? При чем тут фуражка?

– Капитанская. С кокардой. Если есть фуражка подчиненные лучше понимают кого слушаться и отличают капитана. Капитан себе фуражку сам сшил и мне посоветовал.

Я сидел в кресле, переваривая полученную информацию. Студентка молчала, тихонько шевелила бедрами, негромко охала, задевая плотным горячим комочком за возбужденное естество.

Пальцы кольнула серебряная розочка.

– Кулон не простой, – снова заговорила девочка. – Оберёг мне подарила бабушка, велела носить не снимая, «чтобы Розочка не потерялась» – это знак, как Ведьмин камень. Бабушка умерла, но иногда мне снится, советует, проснусь – всё забываю. Как ты думаешь, она на самом деле их убила?

– Кто???

– Женщина в вуали.

– Роза, откуда ты это взяла? Я ничего не говорил.

Я шумно выдохнул, вдохнул. Терпкий запах с густым горьким ароматом разливался по комнате.

– Принюхиваешься? Ты чуйкий.

Девушка потёрла лоб, сморщилась. – Виски ломит жутко.

– Это последствия, – прогудело в моей голове басом. – Опять излишне много и быстро диктовали.

– Да-да! – отозвалась студентка. – Ты с меня слез, «хватит валять дурочку» и давай выспрашивать, что я вижу, да как я вижу, про огни и сигналы выпытывал, о знаках, на мне нарисованных, узнавал. Чудной. Объяснять стал, я дневник достала чтобы записать, ты увидел, обрадовался: «у тебя есть Руттер, очень ценный документ, не у каждого имеется. Пиши, девочка, сейчас мы многократно увеличим его стоимость» и как давай диктовать! Сложно, много, как все устроено, про управление и мои проблемы с командой, порекомендовал не копировать чужие кальки, быть самой собой и велел наводить порядок, понукал все время – «пиши, дура». Обидно.

Подумалось, наверное так выглядит сумасшествие. На взлёте жизни и на тебе.

– Ну?! – дернулась на мне студентка, сбив с мысли.

– Что?

– Я скоро уйду и больше ты меня не увидишь, но пока я здесь и мы еще не закончили.

Роза сделала мостик, отстранилась, разъединив наши тела.

Я скосил глаза вниз. Сквозь путаницу моих брюк и её юбки между напряженными половинками с проступившими ямочками виднелся толстый, перевитый синими венами стержень.

– Ну!?

– Что?

– Пряжка от ремня колется и мы окончательно помнём юбку. Я её больше никогда не одену, но к двум часам я должна быть в форме!

Вжикнул ремень, пряжка брякнула об основание кресла, с тихим шелестом легкая ткань легкомысленной юбчонки взлетела вверх, захлестнув приспущенную блузку. Я погладил по плоскому животику девчонки, притянул ее к себе, скользнул ладонью ниже, накрутил на палец колечко коротких жестких волосков.

– Почему ты не носишь трусики?

– Ношу, а спрашивать такое у девушек не этично!

Зашуршала ткань юбки.

– Перепроверяешь?

– Врушка!

– Обычно ношу, но я же готовилась! Они в сумочке, – студентка кивнула на вешалку. – Навоображала всякого, как дура, а тут такое… С ума сойти можно, я дала преподу!

– Не дала, а даёшь, – поправил я.

Она хихикнула.

– Ага. Только будь другом, не вынимай, испачкаемся, я внутри вся мокрая.

---

Эх, хорошо быть преподом!

---

– Номера не обозначают количество, – неожиданно открыла рот болтливая девчонка.

– Какие еще номера?

– Если тебе не интересно или скучно, ты и не помнишь как оно было, в записи же попадают только особенные, а номер иногда получается сам собой и не отражает общего числа. Две двадцать вторых быть не может, значит в счете ты давно запутался!

– Подсчеты не веду, не мой стиль! – попытался оправдаться я, сбился с ритма, на выходе потерял контакт и закопошился в складочках её миниюбки, покрывая свои пальцы нашими соками. В воздухе разливался терпкий аромат мускуса, адреналина, пота и… особый такой запах, с горчинкой, словами не опишешь, тут чуять надо, на безумие похоже.

Студентка тоже остановилась.

– Море существует и оно настоящее! А еще пока была одна, я рылась в твоих бумагах, – объявила она. – Так-то у тебя в документации порядок, каталоги, описи, рубрикаторы, всё по папочкам, но вот про такие случаи, – она крутанула бедрами, нанизавшись на меня, – ты строчишь записочки на листочках, салфетках, на чем попало, прям как Штраус и разбрасываешь их по каюте. Я читала!

Розочка энергично задвигалась, с липким звуком разделяя и вновь соединяя наши тела.

– Тот, в фуражке, по каюте шариться запретил, сказал руки оборвешь по локоть, а я все равно не послушалась. Что значит другое убийство? А поперёк всем можно или лучше не пробовать?

Сквозь сжатые зубы я втянул пронизанный горькими нотками воздух.

Сочно чавкнуло, студентка резко соскочила с меня и отпрыгнула к книжному шкафу, показала язык.

– Ты мне ничего не сделаешь. Про руки не шутка, но ты хороший!

Она провела пальчиком по корешкам книг: – Две двадцать вторых…, – подняла руки, прицелилась и с неприличным жестом влупив одной ладошкой в другую, объявила: – Чпок! И дырка, – посмотрела на меня и спросила: – Не сработало, да?

Я покачал головой.

– Сработает! Позже. Мне твой капитан свои старые записи подарил о работе с такелажем и по вооружению! Целых две тетрадочки! Так-то у меня на кораблике как у всех, пушки-хлопушки бутафорские, настоящее оружие мало у кого имеется, но другие-то этого не знают и если делать вид, что все взаправду, то работать будет не хуже всамделишного! Он сказал!

Роза хлопнула в ладоши еще раз, застонала, потрясла кудряшками, сжала пальцами виски. – Болит. Это последствия, ты мне помог, но так делать нельзя! Я не в обиде, ты сказал скоро само пройдет, с подружками у меня будет все отлично, я это чувствую сама и с парнем наладится. Смотри!

Девчонка провела рукой под подолом и показала блестящую от обильной смазки ладонь: – Давай заключим сделку? Ты про это, – она вытерла руку о бедро, – никому не говори, я пришла на зачёт и всего лишь делала «генералку»…

– Не зачет, а допуск, – зачем-то поправил я. – Какова твоя часть договора?

– Я никому не расскажу твои тайны, скоро все и так позабуду, но меня ты запомнишь навсегда! Я – особенная! – сорвалась она на фальцет от волнения.

– Розочка, тебя я точно не забуду. Вот только фамилия…

– Запомнишь! И у меня есть номер! Я – Фирундрайсих!

– Сложная фамилия, – пробормотал я, – наверняка забуду.

– Ты не главный, значит журнал не ведёшь! – уверенно сказала студентка. – Но у тебя имеются заметки, сама видела. Туда запишешь. Мой пра-пра-пра-пра-прадед чистокровный немец, еще при Екатерине в Россию приехал, потом в Сибирь на каторгу по этапу загремел, все потерял и фамилию на номер сменил. Vierunddreißig – его номер на этапе. Я – Роза Фирундрайсих! Номер тридцать четыре! Дневник я перечитывать буду, что записать успела, со временем вспомню! Руку подавать нельзя! Это я запомнила твердо! Ты был в Англии и там водятся оборотни! Ты тяжелый и сделал то, что запрещено, нарушил Академический кодекс! Можно попасть под охоту, кажется, – неуверенно добавила она, – твой главный сказал, но тебе на него насрать, сама слышала. Фуражку сошью как капитан советовал, чай не безрукая и полностью изменю стиль управления!

Она наклонилась и стала быстро собирать лежащие на полу конспекты, стерла с синей обложки верхнего две жирные белые капли, размазав сделанную шариковой ручкой надпись «Материаловедение», подняла глаза: – Как меня зовут?

– Розочка Фирундрайсих, ни за что не забуду, – ответил я.

– Было здорово. И я запомню, как меня препод у шкафа месил.

Из-под расхристанной блузы она выхватила кулончик и посмотрела на меня сквозь отверстие: – Ты не такой каким кажешься, но мы еще посмотрим кто кого! Я мало что разглядела, еще меньше поняла и скоро всё позабуду, но со временем вспомню, буду разбираться, – перевела взгляд на расположенное за моей спиной окно, открыла рот и вымолвила: – Вот это да!

Я быстро оглянулся. Через грязное стекло был виден торец желтой панельки с рекламным плакатом финансовой «пирамиды» «МММ» во всю стену. Выше обсиженного голубями карниза, на крыше, мужик то ли устанавливал, то ли воровал телевизионную антенну. На лысом по зиме тополе сидела стая ворон, ветер трепал зацепившийся за одну из веток полиэтиленовый пакет. Обычный городской пейзаж.

Сзади раздался перестук каблучков. Я обернулся.

Студентка вальсировала по комнатушке, остановилась, шумно втянула воздух, выдохнула, оглянулась по сторонам, широко раскинув руки в стороны: – Вот же оно! Вокруг! Настоящее! И как раньше не замечала, жила слепая, подобно лягушке в болоте.

Девушка рассмеялась, её глаза засияли, в глубине сверкнула искра.

– Раз, два, три! Начали!

– Па-па-па-рам, папа-рам, па-па-ра-рам!

– Па-ра-ра-рам, тара-ра-па-папам…

Высоко вскидывая коленки и вытягивая носочки туфелек, Розочка бодро промаршировала мимо меня, лихо развернулась через левое плечо, не переставая петь:

Пока я сидел, открыв от удивления рот, она, чеканя строевой шаг и с грохотом впечатывая набойки каблучков в пол, дотопала до вешалки, на ходу поддернула чулки, оправила измятую юбку, блузку цапнула с крючка сумочку:

– ….

– А мы увидим кто же будет первым,

– А мы ещё посмотрим кто кого.

– ….

Девчонка погрозила мне кулачком, отдала пионерский салют, сделала еще один разворот и направилась к выходу, кулончик болтался на худенькой шейке, сумочка хлопала по округлой жопке, едва прикрытой изжульканной юбочкой из-под которой показался краешек съехавшего-таки чулка. Щелкнул замок, в коридоре раздались затихающие куплеты:

– Из этого из тихого болота

– Я прыгну в Тихий Тихий океан.

– …

---

Внизу живота приятно ныло. В голове шумело. На экране компьютера мигал курсор на последней строчке открытого WORD’а с бессмысленным набором текста. Виски прострелило болью. Я посмотрел на лежащий у клавиатуры ключ от кабинета. Как она вышла? Без ключа открыть замок изнутри невозможно, наверное, просто забыл запереть дверь.

Я подошел к окну, по пути споткнулся о валяющуюся на полу тряпку, запнул её под тахту. Что это вообще было? Откуда она…? Ключ, дверь… Все бумаги переворошила, сучка! Нет-нет-нет, вспоминать ничего нельзя, к этому я еще не готов и можно разрушить свою картину мира.

Комната виделась как-бы со стороны, подумалось, кажется, я не совсем правильно работаю со студентами. Старостой вытер парту, кафедру и стены. Кривоног помогла выбить пыль из мебели. Эта зачем-то отдраила кандейку.

Я потянулся и посмотрел на розовые в лучах раннего заката, стены дома напротив.

– А окно-то грязное! Найти бы кто его протрёт, – шепнул в голове ехидный голосок.

Точка.